Белые Врата

Все иные оттенки снега замели.

Мы ослепли давно от такой белизны,

Но прозреем от черной полоски земли»

В. Высоцкий

«Самое главное — вовремя понять, когда заканчивается экстрим и начинается полный пи*дец»

Никто не знает автора этого высказывания. Но он прав. На все 100%.

Глава 1

Печальная

— Литвин! Литвин! Артем! — рация хрипит и надрывается, но звук ее едва слышен сквозь гудящий по всей горной чаше гул. Сквозь гудящую в голове кровь. Сквозь бьющийся в крови адреналин. — Артем, сука, ответь!

Он бы и рад ответить, но от удара дыхание сбилось, и с губ срывается лишь хрип. Так похожий на помехи в рации.

— Артем! Бл*, Артем, ответь мне! Пожалуйста… — рация плохо предназначена для передачи тонких эмоций, но здесь не до эмоциональных нюансов. Голос Витальки переполняет паника. Пополам со страхом. — Темка…

И столько в нем мольбы, что не отозваться невозможно.

— Я здесь, — хрипит Артем. Шевелит руками, ногами. Охает и морщится от боли. Кажется, перелом…

— Живой!.. — орет в рацию Виталик.

— Да вроде… Где Кир?

Молчание… Лишь треск помех…Эта говорящая обо всем страшная тишина в эфире…

— Ты его вызывал?

— Да.

— Сам где?

— Да наверху я…Заякориться успел…

— Ну, ты знаешь, что делать.

— Знаю. Поехал я. Ты где?

— Я вбок уходил. Чуть зацепило, да и сам не сориентировался… приложило меня. Об дерево. Рука, кажется, сломана… Щас, откопаюсь.

— Справишься?

— Езжай вниз. Я как смогу, тоже спущусь.

К этому невозможно привыкнуть. Они были тертые, опытные, многое повидавшие. Прожженные горным солнцем и болью от потерь тех, кто был когда-то рядом. Привычно злые и беспощадно веселые. Истово верившие, что кроме гор и снега, в мире нет ничего стоящего. Много чего знавшие об этих самых, кажется, вечных горах. И об этом самом, разном, и совершенно точно, всегда коварном снеге. И все это не значило ничего. Когда открывались Белые Врата. И привыкнуть к этому невозможно.

Ковалев побил свой личный рекорд. К тому моменту, когда Артем спустился, Виталий уже определил, где находится Кир и начал копать. Вдвоем дело пошло гораздо быстрее. Несмотря на сломанную руку Артема. Но это уже ничего не решало. Они копали осторожно, стараясь не повредить тело. Изломанное, вывернутое, с такими углами, что было ясно... Но они проверили… Первым делом. Пульса нет.

На все у них ушел час. С того момента, как первые пласты, подмяв под себя Кирилла, пенясь и клубя, с гулом и грохотом понеслись по кулуару[1].

А теперь они стояли рядом с откопанным телом. Ждали, когда подъедут спасатели. Хотя спасать уже некого. Прошедший Белыми Вратами в спасении не нуждался. А оставшимся в живых спасатели не помогут.

— А знаешь, завтра же у Лизки день рождения. Первый…

— Виталя, заткнись, а?

— А что заткнись… Ты думал, как Татьяне об этом сказать?

— Как, как…Простым русским языком. Кирилл погиб в лавине. Извини, что не я.

Они стояли, не отбрасывая тени. Полдень. 21-й век. Солнце в зените. С бирюзового бездонного неба бесстрастно взирает на происходящее внизу. На того, кто успел пройти Белыми Вратами. И на тех, кто не успел.

Горные гиды не плачут. Никогда. Не плачут, когда откапывают мертвых друзей из-под лавины. Когда говорят их женам: «Извини, что не я». Когда хоронят их на местном кладбище, унылом и бесприютном, как и все российские погосты. На кладбище им тем более неуютно, что оно находится в низине. А внизу они — как в темнице. И лишь поднимаясь наверх, они обретают свободу.

Присев на скальный выступ, смотрят на белые долины внизу. Пригубив из фляжки коньяк, они поминают ушедших друзей. И тоже не плачут. А капли на щеках… Это тают снежинки. Осыпающие их из подкравшегося на мягких лапах снегопада.