Не бесите Павлика

Ловить больше не буду! Пусть даже не просит! Хватило уже!

Надо отдать девчонке должное. Не ныла, не жаловалась. Хотя могла бы устроить скандал, истерику и начать скоблить мне мозг чайной ложкой.

Терпеть не могу склочных баб, особенно в последние годы. Бывшая любовница как-то решила устроить мне шоу с выносом мозга и битьем посуды, в результате в тот же день оказалась за дверью, и больше я с ней не общался, благо замена быстра нашлась.

Юля только пыхтела, спотыкалась и дальше шла, не прося остановиться или сбавить скорость. Наверное, этим и покорила.

Я даже зауважал ее, за стойкость и отсутствие склонности к истерикам. Шаг все-таки немного замедлил, чтобы она не бежала за мной как собачонка, и направился обходной дорогой, той, где крапивы меньше росло, чтобы она не исколола свои ободранные коленки.

Бродский навешал на себя гроздья репьев — опять придется полвечера обдирать. Его самого этот факт ничуть не смущал. Он, словно носорог, продирался сквозь самые густые заросли, радостно прыгал и, громко лязгая зубами, ловил мух. Вот ведь неунывающая псина! Хорошо хоть, что не пустозвон и не считает нужным облаять каждый пень. Я бы его тогда точно выгнал, отправил к хозяину. Вечно тявкающих собак я не люблю, так же как и склочных женщин.

На заросший камышом берег мы вышли уже в легких сумерках. Лягушки изо всей дурацкой мочи пели песни на разные голоса, вечерние кузнечики им вторили, так что на озере было шумно и весело.

Лохматый шалопай выскочил из зарослей и с разбегу прыгнул вводу, поднимая кучу брызг, а через минуту уже плыл к середине озера.

— Нам туда, — я махнул в сторону удобного, пологого спуска, — там дно хорошее, не илистое, и водорослей нет.

— А пиявки есть? — напряженно спросила Юля.

— Пиявки? Наверное, есть, — я никогда этим вопросом не озадачивался.

— А змеи?

— Змей нет.

Вот тут я немного приврал. Были змеи. Изредка ужи попадались, приползали в дому и грелись на завалинке, а хозяин избушки говорил, что если поглубже в лес зайти, к болоту, то можно и на гадюк наткнуться. Юльку этой информацией беспокоить не стал. Вдруг она гадов ползучих боится? А так, меньше знает, крепче спит.

— Я первый пойду, — сообщил ее и начал расстёгивать рубашку.

— Хорошо, — Юля отвела взгляд в сторону, а мне стало смешно.

Вот как дети, ей Богу! Оба!

Всего лишь озеро, вода, купание, а между нами напряжение такое висит, будто принуждают к чему-то непотребному.

Она прошла немного вперед, аккуратно присела у самой кромки и аккуратно коснулась темной воды.

— Ну как? — рубашку расстегнул, стащил с плеч и небрежно бросил на примятую траву. — Теплая?

— Да, как парное молоко, — девушка распрямилась и повернулась ко мне лицом, как раз в тот момент, когда я расстёгивал брюки.

Юлька не удержалась, скользнула быстрым взглядом по плечам, кубикам на животе, рукам. Ни слова не сказала, но бровь у нее подскочила, а в глазах интерес мелькнул. И тут я решил покрасоваться. Зря что ли сегодня дрова тягал? Мышцы от напряжения были каменные, вздулись, гудели, на руках четко проступали вены.

Ей понравилось, я точно знал. Юля встала боком, чтобы откровенно на меня не пялиться, но взгляд то и дела прыгал в мою сторону.

Да-да, смотри, наслаждайся. Где еще такого красавца увидишь.

К сожалению, эффект немного смялся, когда я стащил брюки. Мятые ситцевые семейники, почти до колена не вязались с образом брутального мачо. Голубые, с россыпью мелких веселых цветочков: красных, желтых, белых.

Твою мать! Совсем забыл, что в этой лесной жизни у меня все простое, без изысков. Я эти труселя сам покупал, прикола ради, чтобы почувствовать полную свободу.

Пришлось делать вид, что так и задумано. Резинку повыше подтянул и бодро пошагал к воде, чувствуя, что она смотрит вслед.

Ну и ладно! Было бы странно, если бы у бородатого лесника, под брюками нашлись модные трусы от Дольче Габбана. Так что все нормально, все в рамках легенды.

Юля дождалась, пока я зайду поглубже, немного постояла, помялась, а потом тоже направилась в воду, прямо как есть, в одежде. Сказать по правде, я думал, что она в белье будет купаться, и теперь был немного разочарован.

Девушка зашла в озеро по пояс, присела и счастливо зажмурилась:

— Блаженство, — простонала голосом довольной кошки, — я так мечтала о душе, горячей ванне, но это даже лучше.

Впервые за время нашего знакомства она перестала хмуриться и улыбнулась. Юля и так была очень симпатичная, а с улыбкой просто преобразилась. Эти ямочки на щеках мне теперь полночи будут сниться.

А вообще, очень захотелось ее поцеловать. Вечер, природа, романтика, и мысли у меня снова поплыли в ненужном направлении.

— Здесь есть баня.

— Баня — это хорошо, — улыбка стала немного шире.

— Могу натопить. Благо, дров предостаточно, — усмехнулся я.

— Да? — она в задумчивости закусила нижнюю губу, — а веник есть?

— Есть. Березовый.

— Ммммм, мой любимый.

Сделал себе пометку. Баню натопить! Красну девицу хорошенько отмыть!  И отпарить! Прямо веником и по булкам!

Черт, вот о чем я опять думаю???

Хотя… а почему бы и нет?

Взрослые люди и вполне можем позволить себе взрослые шалости по обоюдному согласию.

Тем более, я же вижу, что у нее тоже мысли подобные проскакивают, хоть она и пытается это скрыть. Только девочка далеко не мастер покер-фейса, да и глаза ее не врут.

Этой ночью я спал плохо, хотя обычно отрубаюсь сразу, едва голова коснется подушки. Но сегодня другой случай, сегодня бессонница издевалась надо мной полночи. И опять во всем виновата Юлька, которая надумала купаться в одежде, а потом безмятежно выбралась на берег, будто не замечая, что к ней юбка прилипла, опутав ноги, да и майка словно вторая кожа облегала девичье тело. Я, конечно, старательно отводил взгляд в сторону, всеми силами изображая из себя слепого девственника. Но, черт подери, так и окосеть можно! У меня чуть глаза не вывалились от напряжения. Их в одну сторону отводишь, а они сами в другую тянутся.

Зато гостья была очень довольна вечерним купанием и, казалось, ничего вокруг не замечала — полотенцем обмоталась и обратно, к домику шла, останавливаясь, чтобы какие-то беленькие цветы понюхать, а когда вернулись немного смущенно попросила что-нибудь, во что можно переодеться, пока вещи сохнут. 

Я, если честно, растерялся. Своих вещей у меня здесь раз-два и обчелся, а давать ей заношенный хлам от прежнего хозяина совершенно не хотелось. В итоге нашел одну из своих футболок, даже вроде чистую и не вонючую. По длине она оказалась такая же как Юлькина синяя юбчонка, вот только разрезы по бокам поднимались неприлично высоко.

Чтобы перестать на нее пялиться, пришлось усесться за стол, налить себе едва теплого чаю и начать самозабвенно хрустеть сушками и причмокивать, будто в жизни ничего вкуснее не ел. Юля в это время бегала по дому: то переодевалась, то вещи свои сырые развешивала на крыльце. То из комнаты, то в комнату. Туда-обратно, как метеор.

Что-то ее слишком много стало в моем доме. Вернее, не совсем моем. Вернее, совсем не в моем. Не важно. Суть в том, что она будто все собой заполнила, и спрятаться некуда. Да и не очень хочется прятаться-то.

В общем, не в силах больше бороться с собственным воображением, я отправился спать. Вот там-то меня бессонница и подкараулила.

Не смотря на то, что глаз смог сомкнуть, когда на часах было далеко за полночь, с утра по привычке проснулся в шесть ноль-ноль. Лежать дальше смысла не было, все равно не удалось бы заснуть, поэтому с кряхтением поднялся с продавленной кровати, оделся и тихо вышел из комнаты. В этот раз Юля не забыла закрыть дверь в свой будуар, и бедный Бродский спал на кухне. Он растянулся во весь свой немалый рост и тихо посапывал, изредка подергивая лапами, через которые мне пришлось перешагивать на пути к выходу.