Вторжение

Ежедневное участие Игоря Дрыгало в выпусках информационных программ уже стало ритуалом. Четвертый день вся страна/затаив дыхание, следила за развернутой на Северном флоте спасательной операцией и ловила каждое слово пресс-секретаря Главкома ВМФ.

Первые два дня Дрыгало купался в лучах неожиданной славы.

На третий, когда журналисты принялись задавать неудобные вопросы, удовольствие от непрекращающихся интервью сменилось раздражением на собственное начальство, фактически выставившее кап-два щитом между собой и обществом. К тому же ситуация вокруг утонувшего Мценска не менялась. Спасательные снаряды бестолково тыкались в корпус, маневрировали возле рассеченной ударом форштевня комингс-площадки аварийного люка, но к переходной камере в девятом отсеке субмарины так и не присасывались.

Дрыгало обратился к адмиралу флота Самохвалову с просьбой о прекращении своего участия в информационных выпусках, на что получил резкую отповедь и приказ во что бы то ни стало продолжать успокаивать телезрителей. Как именно следовало успокаивать, ему не объяснили.

Мол, сам разобраться должен, на то он и пресс-секретарь.

Правда, дали карт-бланш на любое вранье, которое хоть как-то сможет сгладить Начинающуюся истерику в обществе.

Из разговора с Самохваловым капитан второго ранга сделал для себя вывод, что реальная обстановка вокруг Мценска резко отличается от сообщений с пометкой для служебного пользования, распространяемых среди офицеров штаба. Он не знал истинных причин аварии атомного ракетоносца, но подозревал, что выдвинутая официальная версия о столкновении лодки с миной времен Второй мировой войны так же далека от правды, как таран субмарины летающей тарелкой с Альфы Центавра, ведомой пьяным инопланетным пилотом.

Дрыгало достал расческу, провел ею по жиденьким волосикам и немного склонил голову вбок, проверяя, достаточно ли печальный у него внешний вид.

Идти к воротам, где приплясывали от нетерпения интервьюер с телеоператором, не хотелось. Вместо этого кап-два с удовольствием бы полежал на диване в комнате отдыха. Но надо.

Пресс– секретарская должность была синекурой ровно до той поры, пока на флоте не происходило нечто экстраординарного. Тогда у Дрыгало начиналась горячая пора. Так уже было, когда матросик на все том же Северном флоте захватил в заложники десяток своих сослуживцев и заперся с ними на командном посту стоящей у пирса атомной субмарины. Дрыгало не спал двое суток, чуть не получил выговор от министра обороны за несвоевременный доклад по команде, но сумел смикшировать инцидент и так убедительно врать журналистам, что те потеряли всяческий интерес к происшедшему буквально на следующий день после того, как доморощенного террориста выкурили с лодки слезоточивым газом. Причина захвата заложников так и осталась за кадром.

А она была зело интересной.

Фактически матросик спасал собственную шкуру. Как-то раз, заступив на пост по охране склада электронного оборудования для ракетных комплексов, он стал свидетелем того, как командир дивизии подводных лодок совместно с начальником технической службы. вынесли с территории несколько десятков схем из блоков наведения комплекса Гранит. Каждая схема содержала около шестидесяти граммов золота, за которое обосновавшиеся в Мурманске скупщики-армяне платили полсотни рублей за грамм. Три тысячи за схему. В условиях Севера и при зарплате старшего офицера чуть более четырех тысяч такая прибавка была существенной.

Матросик сглупил и доложил особисту, который, как позже выяснилось, состоял в сговоре с золотопогонным ворьем.

Слишком бдительного часового решили примерно наказать, и буквально в тот же вечер в казарму явились двое здоровенных мичманов, изрядно заправившихся халявным спиртом. После первого удара матросик улетел в угол. Но не растерялся, сшиб с ног одного из нападавших, вылетел из казармы и домчался до пирса, где вырвал из рук часового автомат и под угрозой ствола загнал на лодку бригаду ремонтников. Потом стал требовать приезда военного прокурора, чтобы поведать тому о произошедшем на складе.

Прокурор, естественно, никуда не поехал, прислав вместо себя группу спецназа. Те, ничтоже сумняшеся, пустили в лодку газ через технологические отверстия и передали террориста в руки местного доктора. Матросику закатили сверхдозу нейролептиков, в результате чего он моментально превратился в пускающий слюни овощ, не способный не только рассказать кому-либо об инциденте на охраняемом секретном объекте, но и назвать собственное имя.

Ситуация разрешилась к всеобщему облегчению, если не считать того, что командир дивизии лишился всякой перспективы на получение адмиральских погон. В армии и на флоте не любят тех, кто попадается на чем-нибудь неблаговидном. Уволить, конечно, не уволят, и дело уголовное не возбудят, но кулуарно накажут. В назидание остальным.

Дрыгало почесал кончик носа и решительно вышел на улицу.

Возле белого микроавтобуса шевроле-старкрафт с зеленой эмблемой НТВ на борту прохаживался Павел Лобкович, каждые четверть минуты поглядывающий на часы.

– Игорь Анатолич! – корреспондент бросился к офицеру. – Время! У нас две минуты до эфира.

– Спокойно, Паша, – Дрыгало кивнул оператору, опершемуся плечом о дверцу микроавтобуса, – успеваем. Вопросы подготовили?

– Вот, – Лобкович подал кап-два лист компьютерной распечатки.

– Угу, – пресс-секретарь Главкома ВМФ пробежал глазами двадцать строк. – Хорошо. Только четвертый пункт исключите.

Согласование списка вопросов перед эфиром было общей практикой, когда интервьюируемым оказывался военнослужащий. Корреспонденты всех телекомпаний были предупреждены о том, что попытки обсудить несанкционированные темы приведут к отказу в дальнейшем предоставлении информации. Равно в случае с Мценском до владельцев телеканалов довели следующее: если вплоть до окончания спасательной операции на экран вылезет какой-нибудь независимый специалист, высказывающий мнение, отличное от мнения Генштаба и пресс-службы ВМФ, то проколовшийся телеканал будет лишен доступа к любым сведениям о ходе подводных работ. И, соответственно, опустит свой рейтинг практически до нуля.