Вторжение

Мюратов перевел взгляд на Билятковскую с Бледноцерковским.

– По лагерям беженцев готов материал? А то Темирбулатов уже звонил, интересовался…

Президент Ингушетии был одним из крупнейших спонсоров московского таблоида. Часть из исчезающих в черной дыре оффшорной зоны денег Аслан Темирбулатов отдавал на поддержание своего имиджа в средствах массовой информации, и оттого любые разумные претензии к усатому генералу, внешне смахивающему на опереточного латиноамериканского диктатора, превращались в политическое дело, якобы имеющее цель опорочить честное имя лидера второго по численности вайнахского народа.

Темирбулатов первым из губернаторов осознал важность дружбы со столичной прессой и не скупился.

– В следующем номере выйдет, – зевнула Анна, – показания очевидцев сделали, осталось подбить документики.

Тему о лагерях чеченских беженцев Новая газета вела по инерции. Интерес к ней был невысок. Но обеспечение лагерей и обкрутка выделенных на это дело бюджетных денег в коммерческих банках приносили участникам аферы крупные дивиденды, и потому тлеющий костерок было необходимо поддерживать в рабочем состоянии, чтобы в любой момент из него можно было раздуть пожар разоблачений.

– Не снимай руку с пульса, – попросил Мюратов.

– Перестань волноваться, – Билятковская чуть скривила тонкие губки, – у меня все отработано. Не было такого, чтобы Аслан остался недоволен.

– Он просил ускориться. После взрыва на Пушкинской по новой пошли финансовые проверки…

– А не фиг было внаглую раненых боевиков принимать, – пробурчал Бледноцерковский, – и на весь свет объявлять, что его дом всегда открыт для Масхадова. Он бы еще Басаева с Радуевым в гости пригласил…

– Салман сидит, – пожал плечами Мюратов.

– Во-во! И неизвестно, о чем он со следаками треплется…

– Да ничего он им не говорит! – вмешалась Билятковская. – Ждет психиатрической экспертизы. Салманом особо никто не интересуется, все ж знают, что он не в себе. Там было два или три допроса и все…

– У меня другая информация, – заявил Бледноцерковский.

– Какая, интересно? – язвительно спросила Анна.

– Что Салман всех сдал. И чеченов, и московских.

– Тогда почему гэбуха не реализовывает материал?

– Это у гэбухи спроси. Ждут чего-то…

– Может, дадим анонс? – предложил. Мюратов.

– Конкретики-то нет, – Билятковская закурила, – одни сплетни. А на фразочки типа кое-кто кое-где у нас порой никто не клюнет. Нужна хотя бы одна фамилия.

– Вадик, ты можешь поподробнее разузнать?

– А чо узнавать! Кульман, Семисвечко, Синагога…

– Это все бездоказательно, – махнул рукой Мюратов, – они ж лично с Радуевым не встречались. Вон, даже то, что Стальевич с Басаевым четыре раза виделись, тоже не выстрелило.

– А фотки?

– У нас негативов нет.

– Да плюньте вы на Радуева, – предложила Анна. – Этот придурок с титановой пластиной в башке мало кому интересен. Так, отработанный материал… Есть дела поважнее. Сейчас тему антисемитизма можно хорошо раскрутить.

– Это всегда хорошо идет, – согласился главный редактор. – А что, есть идеи?

– Навалом… Вон, Женька Альбуц материала на целую книгу набрала. Сейчас будет грант получать на издание.

– Мы как-то присоединиться сможем? – заинтересовался Мюратов.

– Легко. Я у нее пару глав взяла почитать. Немного переделать – и готово расследование номера на три-четыре, с продолжением.

– Женя возбухнуть может.

– Переживет, – жестко прищурилась Билятковская, регулярно передиравшая у коллег по перу наиболее громкие статьи. – Мы ей бесплатную рекламу сделаем.

– Тогда договаривайся.

– Надо Каргалицкого подтянуть, – предложил Бледноцерковский. – Немцы тему холокоста жрут с удовольствием, только давай…

– Боря сейчас другим занят, – Мюратов покачал головой.

– Сами справимся, – Анна не любила ни с кем делиться славой бесстрашной журналистки. – Заодно свяжем арест Индюка с государственным антисемитизмом, доклады Малашенкова и Гоннор Сенату США перелопатим. Там об этом много чего есть.

– Гоннор сейчас не в фаворе… – протянул главный редактор.

– Старой грымзе давно пора на пенсию, – едко выдал Бледноцерковский, – вместе со всей ее бандой престарелых идиоток. К тому же на нее конкретно накатывают по поводу шпионажа в пользу Штатов.

– Это одни домыслы, – вздохнул Мюратов.

– Ну, домыслы – не домыслы, а статьи на тему Гоннор – агентесса ЦРУ пошли довольно обоснованные, – журналист повертел в руках шариковую ручку. – В Питере сей факт уже считают почти доказанным. И здесь многие издания вой подняли. Ссылки на Гоннор могут сильно навредить…

– Малашенкова хватит, – Билятковская поддержала Вадима.

– Хорошо, – Мюратов поставил галочку в ежедневнике, – готовь тему… Теперь о Мценске. Что на сегодня известно?

– Лодка пока на дне.

– Сам знаю. Что говорят-то?

– То же, что и обычно. Идет спасательная операция, затоплено четыре отсека, дифферент двадцать пять градусов на левый борт, – слабо разбирающийся в технических терминах Бледноцерковский сверился со своими записями в блокноте. – Никитченко утверждает, что произошел взрыв в носовом торпедном отсеке, вояки пока единой версии не выдвинули. Вещают про мину, оставшуюся с войны. Вчера выступал какой-то адмиралишка, трендел о столкновении с сухогрузом…

– Балдин его фамилия, – сказал Бледноцерковский.

– Точно, Балдин…

– Шансы на спасение экипажа велики? – небрежно поинтересовался Мюратов.

– Пятьдесят на пятьдесят.

– Никитченко даст нам интервью?

– Он хорошо запросит. Штуку зеленью, как минимум.

– Не многовато? – прижимистый Мюратов недовольно наморщил нос.

– Сейчас он нарасхват. Да и в Беллуне привык некисло получать. Его ж на довольствие посадили, восемьсот бакинских в месяц просто так платят. А за каждое выступление – по отдельному тарифу. В зависимости от значимости тусовки, где он появляется…

– Никитченко – фуфлогон, – выдала Билятковская. – Я с его бывшими сослуживцами говорила. Половина из того, что он шведам с норвежцами впарил, – фальшивка или устаревшие данные. И его рассуждения о причинах аварии Мценска весьма сомнительны. На лодках такого типа он никогда не ходил, деталей не знает… Обычная штабная крыса.