Огонь души (ЛП)

Отступив назад, они снова заговорили на этом особенном чужом языке. Вскоре на лице Астрид отразилось волнение, злость… Леофрик пытался понять, почему.

Затем она развернулась и обратила на него взгляд, полный потрясения и ярости.

— Астрид? — он подошел к ней, протянул руку, и она отпрянула.

— Что ты сделал? — спросила она. В ее голосе прозвучал шок. Обвинение. Осознание предательства.

— Не понимаю, о чем ты. Я не понимаю.

— Ты сделал меня мертвой. Для моего народа. Они бросили меня.

Теперь, слишком поздно, он понял реальную опасность.

— Астрид, пойдем. Нам нужно поговорить.

Капитан что-то сказал, и Астрид повернула голову и внимательно посмотрела на него. И снова заговорила.

Леофрик многое бы отдал, чтобы узнать, о чем они говорят.

Как бы то ни было, разговор продолжался долго, и Леофрик был не в силах что-либо предпринять. Затем Астрид кивнула капитану и спустилась по трапу. Когда Леофрик потянулся к ней, она выдернула руку и прошествовала мимо.

Капитан проводил ее взглядом, затем повернулся к Леофрику и сказал на его языке:

— Они не спустят тебе с рук то, что Астрид была твоей пленницей, даже если ты надел корону на ее голову и сделал ей ребенка.

— Тогда не говори им. Назови свою цену.

Капитан не ответил. Некоторое время мужчины молча смотрели друг на друга, потом он повернулся и пошел обратно по трапу. Леофрик не последовал за ним; у него были более неотложные дела. Астрид снова скрылась в толпе.

Он отправился на поиски жены. Его жены. Его.

— оОо~

Леофрик долго искал Астрид и уже почти совсем обезумел от страха, когда один из слуг нашел его и сказал, что она ждет у повозки. Ему и в голову не приходило, что она могла просто вернуться туда. Он не был уверен, стоит ли ему надеяться на это, но, по крайней мере, она не была мертва — и не стояла на палубе корабля, готовясь отплыть на север.

Он пробежал сквозь толпу к повозке. Астрид сидела в ней, глядя в окно.

— Я сходил с ума от беспокойства, любовь моя. Хорошо, что ты в безопасности.

Она не ответила и вообще не обратила на него внимания. Когда он попытался взять ее за руку, она отстранилась.

Леофрик сел напротив нее, чувствуя себя подавленным и потерянным.

— Астрид. Поговори со мной.

Они говорили о ее пребывании в Черных Стенах, потому что он задавал ей вопросы, а она на них отвечала. Но она никогда не задавала никаких вопросов. К тому времени, как она узнала слова их языка, ее внимание, казалось, было обращено к настоящему, а не к прошлому — или будущему, если уж на то пошло.

Теперь у нее, должно быть, были вопросы, и были слова, чтобы задать их. Но она только смотрела в окно, опустив руки на колени.

Леофрик постучал в стенку повозки и сказал трогать.

— оОо~

Поездка длилась несколько часов, и всю дорогу они сидели в напряженной тишине, даже когда остановились, чтобы напоить лошадей и перекусить. Астрид снова обрела свой безмолвный стоицизм, который говорил о глубокой боли — боли сердца, а не тела.

Зная, что она не услышит ни единого его слова, Леофрик позволил ей молчать. Всю дорогу он был погружен в собственные думы и страдания.

Когда до замка осталось около часа дороги, она наконец заговорила.

— Я не понимаю. Я думаю и думаю, но я не вижу игры.

— Что, любимая? Что за игра?

— Твоя игра. Твоего отца. Я не понимаю, почему вы играете со мной.

Он наклонился вперед, и она отстранилась.

— Я не играю с тобой, Астрид. Я никогда не играл. То, что ты видишь во мне, — правда.

Она покачала головой.

— Зачем вы схватили меня? Вы не задавали вопросов. Только делали больно. Всегда больно. Почему? Вы забрали меня и сделали так, чтобы никто никогда за мной не пришел. Потом вы делали мне больно, столько, сколько хотели. Потом сохранили мне жизнь, чтобы дать еще больше боли. Зачем?

Он дал ей ответ, который, как он надеялся, она могла понять.

— Месть.

Наконец она посмотрела ему прямо в глаза.

— Месть за кого? За кого я плачу?

— Моя сестра. — Он сказал ей, что у него есть младшая сестра, которая умерла, но не более того. Это было слишком болезненно, слишком близко к правде. Но теперь этого было не избежать. — Ей было всего девять лет, и ваши люди убили ее и осквернили.

— Нет. Нет!

— Да. Я держал ее тело в своих руках. Она лежала у меня на руках голая, окровавленная и покрытая ранами, и умерла, переживая, что оказалась плохой. Вот почему тебя заставили страдать. Мой отец хотел, чтобы ты взяла на себя грехи своего дикого народа.

Его голос дрогнул, когда он вспомнил о мучительной боли, вызванной смертью Дреды.

Астрид смущенно наморщила лоб.

— Там только крестьянская девушка.

— Это была Дреда. Она часто убегала в лес, чтобы поиграть. Она была очарована вашим народом и хотела посмотреть. А вы разорвали на части маленькую девочку. Изнасиловали ее. Будь она крестьянкой или принцессой, только животные способны на такое.

— Нет.

— Да, Астрид. Я никогда не хотел того, что случилось с тобой, но я это понимал. Потеря Дреды чуть не убила моего отца. Это чуть не погубило нас всех.

— Ее не насиловали.

— Я видел ее. Она была обнажена. С ее бедер и живота капала кровь, — его кулаки сжались при этом воспоминании.

— Нет! Я остановила его! Его кровь! Его! — Астрид стукнула кулаками по бедрам. — Я нашла Видара на девочке. Мы не берем детей и не насилуем, но Видар злой. У деревни нет сокровищ. Он хочет взять что угодно. Девушка сражалась — сильно. Она ударила его камнем. Заставила его истекать кровью. Он бьет ее по голове прежде, чем я успеваю вмешаться. Его бриджи все еще застегнуты. Я приставила клинок к его горлу и вела его обратно. Его судили и приговорили к смерть! Мы не обижаем детей! Я отрубила его голову! Мой клинок дарует ей справедливость!

По мере того как Леофрик понимал значение всех ее гневных слов, искаженных акцентом, усиленным эмоциями, вина за ее страдания росла в нем, пока не загремела громом в голове.

— Астрид. Боже мой!

— Твой бог жесток и ничтожен! Его священник наблюдал за тем, как меня мучили и… и… Вот почему вы взяли меня? Почему я потеряла все? Почему мои кости всегда болят, а ночь слишком темна? Вот как вы свершаете месть? Там нет чести! Скажи моим людям, что я мертва, и оставь меня в покое! Ты забираешь все! Ты же знаешь, я думаю, что они меня бросили! Ты говоришь, что у нас есть доверие и правда, но ты лжешь! Ты делаешь меня своей и знаешь, что все это ложь!

— Это не ложь! То, что между нами, — не ложь! Астрид!

Леофрик не мог больше находиться напротив нее. Он знал, что она успокаивается, когда он обнимает ее. Он переместился на другую сторону и схватил Астрид, пытаясь заставить ее позволить ему держать ее. Позволить ему любить ее, утешить, найти способ разобраться во всем. Заставить ее простить его еще раз.

Но она боролась изо всех сил, брыкаясь, кусаясь и нанося удары. Затем, каким-то образом ухватилась за кинжал, который он дал ей для безопасности, взмахнула им перед его лицом, и Леофрик отпустил ее и откинулся на спинку сиденья.

— В этом месте нет правды. Только красивые слова.

Прежде чем он успел даже вообразить, что она на такое способна, Астрид открыла дверцу и выскочила из повозки.

Его жена, беременная его ребенком, только что выпрыгнула из движущейся повозки. Держа в руке кинжал. В мгновение ока Леофрик осознал этот ужас, и Астрид уже скрылась из виду за бешено стучащей дверью.

Он постучал по стенке кареты.

— СТОЙ! СТОЙ!

Еще до того, как повозка остановилась, Леофрик выскочил за дверь вслед за Астрид, тяжело упав на колени. Она бежала через поле к опушке леса, задрав платье почти до талии.

Никогда в жизни он не бегал так быстро. Если она доберется до леса, то ей хватит опыта и хитрости, чтобы скрыться.