Огонь души (ЛП)

Отец часто ругал Леофрика за «распутство», и он полагал, что такое порицание вполне заслуженно. Но с тех пор, как он вытащил Астрид из Черных Стен, он не знал ни одной другой женщины. Он пытался, в те дни, когда она была достаточно сильна, чтобы ненавидеть его, но не смог. С того момента, как она прижалась к нему в той ванне, ища утешения, он не хотел никакой другой женщины.

Если в чем и заключалось сейчас его распутство, то только в любви к этой женщине, не похожей ни на одну другую, которую он когда-либо знал.

— Отец… — начал он, не зная, как продолжить.

Но в этом не было необходимости; доводы Эдрика были убедительны. Король повернулся к Леофрику, его глаза блестели другим блеском.

— Но можно ли наставить ее на праведный путь? Можно ли доверять ей, можно ли быть уверенным, что она не станет больше нападать на Франциска или кого-то еще? На меня? Отречется ли она от языческих богов и примет ли Единого Истинного Бога как своего Господа и Спасителя?

— Да, — подтвердил Леофрик со всей уверенностью, на какую был способен. — Я клянусь тебе, отец.

Король вздохнул.

— Если ты ошибаешься, то вы оба понесете наказание.

Отец никогда раньше не угрожал ему так, но это его не поколебало.

— Я понимаю.

— Очень хорошо. А теперь иди к своей женщине и успокой ее. И мы посмотрим, можно ли сделать из нее подходящую партию.

— oOo~

У двери стояли два стражника, те самые, что оттащили Астрид от епископа. Леофрику пришлось сказать, что это приказ короля — только тогда стражники отошли от двери и удалились.

Посвященная во многие важные дела, стража замка давала клятву абсолютной секретности, но сплетни, особенно самые непристойные, редко оставались тайной. Леофрик знал, что весь замок, а вскоре и все королевство будет знать, что женщина-дикарка, которую он сопровождал под руку по замку и лесу, пыталась убить епископа. Не только отца он должен был убедить в том, что Астрид изменилась. Ему нужно было убедить весь мир.

Включая саму Астрид. Она не хотела этого, но разве у нее был выбор? Она могла жить как одна из них — как член королевской семьи — или умереть как пленница. Вариантов не было.

Стражники ушли, и Леофрик открыл дверь. Астрид сидела у огня и сразу встала, ее поза была напряженной. Она все еще была одета в одежду, которую он приказал сшить для нее, и была прекрасна, как королева воинов, в этом кожаном корсете и бриджах, выглядывающих из-под синей юбки. Она или кто-то другой смыл кровь с ее лица и обработал рану.

Леофрик приблизился и потрогал синяк вокруг пореза. Она слегка вздрогнула, когда его пальцы коснулись опухшей кожи, в глазах застыло понимание.

— Теперь я умру, — сказала она, как будто это просто было ее судьбой. В этих словах не было страха, только уверенность.

— Нет, любовь моя. Ты в безопасности.

Она нахмурилась.

— В безопасности?

Леофрик наклонился, чтобы поцеловать ее, но Астрид дернула головой.

— Не понимаю.

Он закрыл глаза и попытался придумать, как все объяснить ей теми немногими словами, которыми она знала. Когда он снова взглянул на нее, Астрид все еще пристально смотрела на него, будто пыталась проникнуть в его мысли.

— Будь со мной, Астрид. Больше не надо… — Леофрик попытался вспомнить слово, которое она произнесла днем. Ее слово. Он только догадывался о значении, но Астрид произнесла его, сжав кулак. Это означало что-то жестокое. Возмездие, подумал он. — Больше не надо hämnd. Живи. Будь со мной.

Она покачала головой и начала говорить, но почти тут же раздраженно фыркнула, обрывая себя, и сказала:

— Взял меня. Сделал мне больно. Сделал меня… — Астрид снова замолчала, и он увидел, как работает ее разум, подбирая слова. Очевидно, их на нашлось, поэтому она просто свела руки вместе, а потом разжала кулаки, будто что-то отпустив или выбросив.

Леофрик понял. Она говорила ему, что они сделали ее никем.

— Нет, любовь моя. Не никем. Всем. Я люблю тебя и буду беречь. Если ты разрешишь мне.

— В моем месте, — она резко постучала себя в грудь, — сама заботится о своей безопасности.

Она сама заботилась о своей безопасности в своем мире.

— Я знаю. Прости меня. Пожалуйста, Астрид.

После долгого мгновения тишины она спросила:

— Любовь?

— Да. Любовь. — Он положил ее руку себе на грудь и накрыл обеими своими. — Любовь.

Она кивнула.

— Любовь.

Впервые он подумал о том, что Астрид тоже может любить его. Леофрик подхватил ее на руки. Когда он наклонился, чтобы поцеловать ее, она была готова и ждала.

— oOo~

В ту ночь Леофрик проснулся задолго до рассвета, продрогший до костей и дрожащий. Сильный холодный ветер обдувал кровать, и он, забравшись под меха, протянул руку в поисках Астрид. Она всегда отодвигалась от него в какой-то момент ночи, обычно сворачиваясь калачиком спиной к нему, но, если он просыпался и притягивал ее к себе, она не сопротивлялась объятиям.

Но в постели ее не было вовсе; она даже уже успела остыть. Леофрик сел, и легкий ветерок ударил ему в лицо. В эту ночь зима постучала в окна и объявила о своем приходе.

Он схватил мех и набросил его на голые плечи.

Комната была залита ярким, прозрачным светом полной луны. Астрид стояла у одного из окон; она распахнула его настежь и стояла перед ним, обнаженная. Ее светлые волосы были распущены и при каждом порыве ветра откидывались назад. Глаза ее были закрыты, лицо обращено к ветру и луне, руки вытянуты вдоль тела, ладони подняты вверх, пальцы растопырены.

Казалось, будто она молится ветру. Предлагает себя стихиям. Леофрик мог только сидеть и смотреть, ничего не понимающий, но зачарованный.

В лунном свете она казалась чем-то большим, чем человек. Блестящая, бледная и дикая, как нимфа ночи. Даже ее шрамы, казалось, исчезли.

Но в комнате было холодно, и огонь в камине потух, оставив красные угли. Закутавшись в мех, Леофрик подошел к Астрид. Ее соски превратились в камешки, а тело покрылось мурашками от холода. Он попытался завернуть ее в мех, но она отмахнулась.

— Астрид, с тобой все в порядке?

Она слегка повернула голову, не настолько, чтобы оглянуться на него, но достаточно, чтобы показать, что услышала.

— Одиноко. Для холода.

Волосы падали ей на лицо, но она не обращала на это внимания. Она просто снова повернулась к окну, створка его хлопнула со следующим порывом злого ветра.

Конечно же. Ее народ был с севера. Там холоднее. Интересно, насколько? Он слышал от торговцев рассказы о зимах, длящихся большую часть года, снегах глубиной в человеческий рост и ночах, пожирающих дни. Неужели она из таких мест? Что она должна думать об этом месте, где редко выпадал снег, а зима была лишь более холодной и мягкой версией любого другого сезона?

Тоска по дому. Она тосковала по дому. Конечно, так и было.

Он хотел спросить ее, поговорить с ней о ее одиночестве, облегчить его, но пока думал, как сделать это, чтобы она поняла, Астрид заговорила снова.

— Я… пленник здесь.

Неужели она верит, что король все еще намерен бросить ее в тюрьму за нападение на епископа?

— Нет, Астрид. Больше нет.

— Ja, — возразила она. — Всегда.

Леофрик положил руку ей на плечо и слегка потянул. Она без сопротивления повернулась к нему. Ее глаза были ясными, но печальными.

— Ты не пленница. Ты можешь приходить и уходить, когда захочешь. Куда хочешь. Со мной или в одиночку.

— Не домой. Не ходить туда.

— Нет. Прости. Но теперь это место может стать твоим домом. Со мной, — он притянул ее ближе. — Позволь мне сделать тебе ребенка. Мы создадим семью, и ты увидишь, что это твой дом.

Леофрик положил руку на ее плоский живот, чтобы убедиться, что она поняла.

— Пожалуйста.

Как обычно, Астрид заставила его пролиться вне ее тела ранее ночью; она не хотела быть беременной. Но он хотел, чтобы она носила его ребенка; любые сомнения, которые его отец мог впоследствии высказать по поводу пригодности Астрид в качестве супруги, могли быть отброшены при мысли о наследнике — законном наследнике. Более того, он верил в то, что только что сказал ей: если у нее будет ребенок, она сможет пустить здесь корни. Это успокоит ее и поможет найти смысл жизни.