Целестина

Да, комнаты и коридоры не очень велики. И кажутся ещё меньше, потому что заставлены мебелью из тяжёлого узорчатого дерева. Целестина знает, что дому не больше двух десятков лет – но мебель всё равно ухитрилась состариться.

Даже сейчас, прожив в особняке почти год, Целестина не могла сказать, сколько именно в нём комнат и для чего служит каждая. И ещё что-то могло скрываться в тёмных углах тех комнат, что были вроде бы ей знакомы.

Даже собственная спальня немного смущала.

Кровать была нормальная, даже без балдахина. А вот стол для занятий – из жёлтого ореха, с дубовыми накладками в виде рычащих львов. Львы были исполнены настолько виртуозно, что Целестине первое время было боязно за него садиться. За таким важным столом было впору подписывать мирный договор, а не делать уроки.

А прямо напротив кровати стоял огромный платяной шкаф из морёного дуба, роскошный и мрачный, как жук. Были больно даже думать, как непросто затащить эдакую громадину на второй этаж.

Шкаф с лёгкостью проглотил всю одежду Целестины и даже кое-что из её личных вещей. В его нафталиновых недрах не нашлось ничего таинственного. Но стоило Целестине лечь в кровать – и начинала казаться, что шкаф смотрит на неё, насмешливо и свысока. И продолжал пялиться, пока она не засыпала.

Но даже во сне шкаф не переставал на неё пялиться. Иногда Целестине снилось, что она заблудилась в лесу, долго блуждала и наконец выходила на опушку – но вместо деревни вдали или кого-нибудь из местных грибников её встречал тот самый шкаф. Наполовину увязший в земле, он стоял посреди поля с полуоткрытой дверкой.

Однажды он проплыл мимо неё по морю, суровый и значительный.

А в одном сне на тему гимназии шкаф даже ухитрился проникнуть в историю польской литературы.

Ей предстояло написать сочинение о ранних годах Адама Мицкевича, до отъезда классика за границу. Листая во сне биографию великого поэта, Целестина узнала, что шкаф из её спальни прежде стоял в гостиной усадьбы Мицкевичей. Когда одному из трёх братьев чего-то хотелось, он забирался в шкаф и начинал тукаться головой. Эхо разносилось по всему деревянному дому и домашние спешили на выручку.

Со временем шкаф пропал. В пропаже обвинили юную горничную. Горничная, вся красная, устроила истерику и убежала из поместья, не желая мириться с подобными обвинениями.

Сейчас мир знает эту горничную как Марию Складовскую-Кюри.

Уже этого было достаточно для сочинения. Но потом по сюжету сна Целестина отправилась на учёбу. И по дороге в гимназию её ждал ещё один сюрприз.

Возле православной церкви святого Николая, которая напротив гимназии, стоял смутно знакомый человек в длинном чёрном пальто и с необычайно отросшими чёрными кудрями. Человеку было где-то лет сорок, но в голубых глазах по-прежнему прыгали юные молнии.

Целестина узнала его только потому, что готовилась к сочинению и успела увидеть много портретов.

– Пан… Мицкевич?– только и смогла выдавить гимназистка.

– Да, это я,– классик повернул к ней уже тронутое старостью, но по прежнему худое и одухотворённое лицо с костлявым, длинным носом,– Вы представляете, ваш город привёл меня в поэтическое настроение. Под впечатлением от этого храма я сочинил целую балладу. Она называется “Вампир”. Пани желает послушать?

К сожалению, на этом месте Целестина проснулась, и неизвестная баллада Мицкевича “Вампир” так и осталась утраченной для потомков.

Оно и понятно. Кто в наше время может знать наверняка, – что именно происходит у него за шкафом?

2

Ещё с улицы Целестина заметила, что на втором этаже бабушкиного особняка есть два круглых окна. Как оказалось, они располагались прямо напротив лестницы.

Снаружи они казались самыми обыкновенными – обычная рама, обычные стёкла. А круглыми – просто чтобы добавить особняку арт-нуво.

Но однажды Целестина обнаружила, что с этими окнами не всё чисто.

Она поднималась к себе после ужина, когда вдруг заметила, что в левом правом окне что-то движется.

Целестина присмотрелась. Кто-то шел по коньку одного из двухэтажных домов на другой стороне улицы Люблинской унии.

Чёрный силуэт удивительно чётко выделялся на фоне светлого летнего неба.

Раз – и с лёгкостью перемахнул на соседнюю крышу. Простой человек так бы не смог.

Целестина вглядывалась во все глаза, прижавшись к стеклу носом. Но незнакомец уже уходил из поля зрения.

Целестина кинулась к соседнему окну – ничего. На том же самом месте – только чёрные силуэты крыш и равнодушное ночное небо.

Может быть, спрыгнул на землю или затаился? А может, его можно было увидеть только в окно круглой формы?

А может, это не человек, а призрак? Конечно, на призрака из английского романа он не похож. Но мало ли, какие бывают призраки? Особенно здесь, на болотах.

И, надо сказать, этот призрак показался ей очень милым.

С переполненной подобными размышлениями головой Целестина отправилась в спальню и очнулась только в тот момент, когда налетела всем телом на тот самый шкаф.

Поджимая ноги под одеяло, она всё-таки приняла решение.

Целестина решила спросить у бабушки.

Бабушка приходилась ей достаточно близкой роднёй, чтобы у них была одна фамилия – и достаточно дальней, чтобы до переезда Целестина ни разу про неё не слышала.

Генеральша Крашевская была достаточно образованна, чтобы знать разгадку.

И достаточно умна, чтобы не выспрашивать и не болтать лишнего.

3

На завтрак был омлет, начинённый луком, обжаренными кабачками, кусочками колбасы на исполинской чугунной сковороде. И посыпанный местным, “литвинским” сыром.

– Ты знаешь правила сервировки?– вдруг спросила бабушка.

– Ну…– Целестина читала пару романов из жизни высшего общества,– Красное вино – к мясу, белое – к рыбе!

– А к яичницам?

– Не знаю…

– К яичницам – шампанское!

И действительно, Бзур-Верещака уже вносил ведёрко с тёмной бутылкой, обложенной льдом.

Холодильники тогда были великой редкостью. Практически никому из обычных людей они были не по карману. Генеральша Крашевская, пожалуй, могла себе его позволить – но у неё и в мыслях не было захламлять кухню подобной “новомодной дурницей”.

Целестина подумала, что вкус, наверное, должен получиться очень специфический. Но ей никто не предлагал и её мнения никто не спрашивал. Поэтому она решила подождать. А после первого бокала – решилась спросить:

– Бабушка, скажите, а у нас в городе есть призраки?

Пани генеральша нахмурилась. Но вилка с куском омлета продолжал движение.

– Должны быть,– ответила Анна Констанция,– В городе, говоришь?.. Скорее, они в крепости будут. Там и старый город был, и монастыри. Его перенесли сюда, когда крепость строили.

– Этот был в городе. Я видела его через круглое окно на втором этаже. Он шёл по крыше на той стороне улицы. Но когда я смотрела через другое окно, его уже не было.

– Да, через круглые окна всегда видишь больше. Именно поэтому окна обычно делают в виде прямоугольников. Нечего быдлу куда попало смотреть!

– А поэты живут на чердаках, потому что там окно круглое?– осведомилась Целестина.

– Да, возможно. Ты думаешь, этот призрак – поэт?

– Не знаю. Я просто его увидела. Скажите, что с этим мне делать?

– Никому про это не говори,– приказала генеральша.

Это было настолько неожиданно, что Целестина невольно оглядела своих соседей по столу. Она ещё не привыкла к слугам и ей казалось, что она говорит всё равно, что на публике.

– Вы думаете, девочки будут надо мной будут смеяться?– спросила она.

Бабушка отправила в рот очередной кусок яичницы. Прожевала, запила шампанским.

– Мне нет дела до твоих девочек,– произнесла Анна Констанция,– Почти так же, как им нет дела до меня. Я уверена, что ты что-то видела. что – предстоит узнать. Но сейчас такая эпоха, когда даже нам с тобой лучше не видеть того, что видеть не положено. Пойду слухи. Доложат в комендатуру. Вызовут на допрос. Будут спрашивать – что за призрака ты видела? Не тот ли это призрак, который по мнению партии бродит по Европе – хотя эта шутка с бородой ещё больше, чем у самого товарища Энгельса… Ну и подумай, зачем тебе это надо? Призраки похожи на звёзды – их наблюдают долго, внимательно и в ночной тишине. Вот что я об этом думаю.