Страница 9 из 15
Один вертолет сгорел – за трос зацепился.
Горбачев на съезде:
«Мы за то, чтобы все достижения науки и техники были поставлены на службу человека, не вели к нарушениям экологической среды. Мы извлекаем суровые уроки из такого трагического события, как авария на Чернобыльской АЭС. Мы за то, чтобы покончить с использованием науки в военных целях».
Умный чел/овек/ после Хир/осимы/ сказал: мир станет гуманитарным или его не станет.
Это не значит, что исчезнут уч/еные/-физики или химики. Но аварийная система – нравственная – у них будет получше, чем на нынеш/них/ атом/ных/ ст/анциях. Не исчезнут и политики, но нравственность станет действ/ительно/ основой всех их действий, решений.
Страна, к/отор/ой не жалко.
Хорошее название для повести о Чернобыле – слова Бисмарка.
200 реакторов в Европе. Значит, и «простым» оружием не повоюешь.
Черчилль: На сияющих крыльях науки на землю опустится каменный век.
(Притом и камни будут радиоактивными, чернобыльские.)
К встрече с М. Горбачевым:
1-4. […]
5. Секретность. АЭС – Белоруссия. Дети. Вахтовый метод. Воробьев (академик), Легасов – очередность взрывов. Писал он об этом. Ученые кланы.
6. […]
Встреча.
Беседа у М. С. Горбачева – 24.02.88
Приехали мы с Д.А. [Граниным][27] к 11.
Вышел навстречу…
…И тут я поблагодарил за Комиссию, к/отор/ую М.С. прислал в Белоруссию в ответ на мое письмо.
Засмеялся, как при упоминании про часы, видно, что и тут знакомы ему отнюдь не добрые слова в адрес Адамовича. Засмеялся: мол, испуг был, может быть, и лишний, в письме, но это не вредит делу. Я про то, что не очень и лишний-то испуг, а вот сегодняшнее спокойствие – похуже. Про ситуацию, когда врачи вахтовым методом живут в Брагине один месяц, а дети? Про 20 тыс/яч/ тонн зараженного мяса. Про 40 кюри на Могилевщине (3–5 деревень), а потолок – 15. Про то, что Белоруссия получила в 4–6, если не в 10 раз больше, чем Украина, что продукты получаем зараженные и размазываем по всей республике.
Он явно был обескуражен, встревожен:
– А говорят, что уже все, что можно людей возвращать. Напиши! (Он меня – на «ты».) Напиши все это, надо вернуться к этому делу.
Ну, тогда я и про то, что мне [рассказал] Легасов, и что я с его разрешения записал: какая АЭС взорвется следующая (в Армении или под Ленинградом), какая это радость – 14 станций эти, да и другие. США уже их не строит с 1978, а мы? Если считаем, что лишь через 10–15 лет будет толк от них – на быстрых нейтронах и т. д.
– Если еще один Чернобыль – это сломит наш народ!
Согласился, видно было, как эта мысль его обжигает.
– Напиши! Все это напиши!
Я – про то, что еду в ФРГ.
– Ну, до 8 марта, вернувшись, напиши.
Он прямо-таки настаивал. Договорились, как смогу передать ему бумаги напрямую.
Про то сказал, что кланы ученые, и это мешает им сказать всю правду, которую, я от них слышу, которую друг другу говорят. (Про Легасова: мол, и он виноват в Черноб/ыльских/ делах.) Да, верно, но теперь готов смотреть правде в глаза – это я сказал. И добавил: «Как и Сахаров искупает бомбу свою».
Это – к письму материал.
Я специально не называю имена круп/ных/ специалистов, академ/иков/, к/отор/ые мне помогли понять, неспециалисту, тяжелую истину. Думаю, что и Воробьев, и Легасов, и Васильев, и Шейндлин[28] и др. сами выскажутся, более научно, о том, о чем я здесь пишу. У писателя нет их знаний, но нет и клан/ово/-науч/ной/ предвзятости, стесненности.
Нужна открытая, шир/окая/ дискуссия, в усл/овиях/ гласности/. (Впрочем, спор уже начали «М/осковские/ н/овости/»)…
Чернобыльский СПИД – ослабл/яет/ иммун/итет/ системы и др., не распознает заболевания (вылавливать, предупреждать, а не списывать на обыч/ные/ заболевания).
Генетич/ески/ (рождение неполноц/енных/) – это уже начинается.
Неск/олько/ лет – лейкемия.
Через 10–20 лет скажутся раковые на тыс/ячах/ и тыс/ячах/. Опять-таки необх/одимы/ меры.
И прежде всего: не платить рубли (гробовые) и предложить/ Витеб/скую/ обл/асть/.
Не производить зараж/енные/ продукты, не размазывать по респ/ублике/ и стране.
Притом республ/ика/ в неравном полож/ении/. Во-первых, идет то, что не идет в др. р/айо/не. Хотя если уж на то пошло, съесть в Чите бел/орусское/ масло, сыр – безопаснее, чем в Бел/оруссии/. Они там не получ/ают/ [радиацию] из воздуха, воды. Поэтому логичнее и гуманнее или очищ/ать/ прод/овольствие/ лучше (есть рекоменд/ации/), но поскольку тайна – их не использ/овать/ или уничтож/ить/ (те 20 тыс/яч/ тонн). Или как раз в Бел/оруссию/ завозить чистые, ей чистые нужнее.
Я мог бы ссылаться на мнения крупнейших наших специалистов, но это были устные разговоры и я понимаю, что существуют тонкости в человеч/еских/ отнош/ениях/, страстях, поэтому буду избегать этого. Но поверьте, я не осмелился бы фантазир/овать/ от своего имени и с литер/атурными/ знаниями вмешиваться в столь специф/ическую/ науч/ную/ область. Уже был случай, когда мне казалось, что я помогу людям, скажу за них то, что им хотелось бы, но они почему-то не решаются – сказалось. Я поставил их в неудоб/ное/ положение. Если и на этот раз случится то же, уже по отнош/ению/ к ученым, специалистам, что ж, пусть извинят, слишком важная и неотлож/ная/ проблема, чтобы с этим считаться.
Неожид/анный/ поворот темы: западногерм/анские/ коммун/исты/ в двусмысл/енном/ полож/ении/: против АЭС в ФРГ, но за – в СССР.
АЭС в соц/иалистических/ странах – нас это смущает (напр/имер/, расст/ояние/ от городов).
О, эта упоенность чиновников, причастных к тайне, лишь им доступной и с высоты своей причастности смотрящих вниз!
Много мы помним из первых месяцев: вагоны с детьми, ищущие, кто их примет, потерявшие их матери. Но самое отвратительное – министр здравоохр/анения/ [БССР, Савченко Николай Евсеевич] и его окружение! Ничего не поделаешь: так это было и осталось во мне.
Я поджидал, когда меня примет человек в те дни, знавший больше других, а я искал информацию, чтобы ехать в Москву…Вошла в приемную плотная группа, в центре министр. Внесли с собой уже там, по дороге сюда начатый разговор, а потому, и не заметили человека, сидящего у окна. Впрочем, он заметил скоро и поглядывал с вопросом: кто и с чем сидит, свой, не свой? А лысенькие и толстенькие все уплотнялись возле министра и упоенно делились соображениями. Какими? Как одурачить матерей, к/оторые/ приехали в Минск с детьми, чтобы они детей оставили, а сами уехали назад. Туда, где что-то невиданно пугающее и невидимое осталось: что сказать им, что говорят и как ловко их дурачат, колхозниц. Они видели только министра, а потому меня не замечали, но министр обеспокоенно взглянул и раз и второй. Я сидел, и все, но я слышал это, и поэтому становился чем-то опасен – это заметно было по его поглядыванию.
Вошли в дверь А.Т.К.[29], министр еще раз оглянулся: иду ли я, с ними или не с ними я?
А когда через минут 40 они вышли, направился прямо ко мне (чувствовалось: сидели там, а он все прикидывал, перед кем обнаружились его дуралеи и его показали).
– Простите, как ваша фамилия?
Я назвался.
– Писатель?
– Ага. – Согласился. А что, боялся ты не зря. Тебе я этого не забуду, тебе и твоей лысой своре!
Врач в Мог/илевской/ обл/асти/ решил дозиметром измерить накоп/ление/ радиац/ии/ в орган/измах/ колхоз/ников/ (предст/авил/ пахоту по радиоакт/ивному/ полю). Врач-админ/истратор/ сам это рассказал перед аудит/орией/ врачей и грозит:
27
Гранин Даниил Александрович – русский писатель, соавтор А. Адамовича по «Блокадной книге».
28
Шейндлин Александр Ефимович – академик, директор института высоких температур АН СССР, инициатор создания Московского энергетического клуба.
29
Кузьмин А. Т.