Страница 8 из 11
– Вы выжили в землетрясении?
– Да. Мне было три года, я почти ничего не помню. Хотя иногда кажется, что помню, потому что часто рассматривала эти фотографии в детстве. Мама говорила – все к лучшему: землетрясение разрушило множество ужасных трущоб.
– А как же обитатели? – спросил я.
– Они, должно быть, нашли другое жилье, – ответила Эмили, закрыла оба глаза и упала на сиденье. – Расскажите что-нибудь еще, Вард! Скорее!
Я воздержался от комментариев – не мне судить, насколько ее мама была права насчет лишившихся крова. И момент был явно неподходящий. К тому же даже моя матушка, которая тоже выросла в бедноте, могла отпустить подобную ремарку. Я собирался рассказать историю о кинетоскопе и котах-боксерах, когда из-за угла ангара вышла Нина, помахивая связкой ключей. За ней следовали сторож и долговязый парнишка.
– Как он летает? – спрашивала Эмили. – Ведь у него нет крыльев!
Мы втроем стояли перед ангаром, пока сторож с мальчишкой выкатывали самолет. На месте крыльев и правда были лишь небольшие выступы, больше похожие на плечи. Точь-в-точь фанерная машинка для ежегодных «Гонок на мыльных ящиках».
– Смотри! – объявила Нина. – Тебе понравится!
Она вскарабкалась на колесо рядом с кабиной (как я залезал на козлы дилижанса) и открепила L-образную скобу. Затем поднырнула под корпус и вытащила точно такую же снизу. Потом просеменила к хвосту, ухватилась за кончик сложенного крыла и толкала крыло вперед, пока оно не оказалось на уровне с кабиной. Потом вставила крепежные скобы в специальные пазы по обе стороны крыла и закрутила гайками. Конструкция поддерживалась еще и ремнями – не толще того, что держал мои штаны и с похожей застежкой.
Я взглянул на Эмили. Она была очень бледна.
– Та-да! – торжествующе пропела Нина. – Великолепно, правда? На земле он складывает крылья, как птица! Скоро у каждого в гараже будет собственный самолетик! Сейчас вытащу второе крыло – и полетим!
– Ни за что! Это самоубийство! – выпалила Эмили.
На обратном пути все долго молчали.
– Самоубийство? – наконец процедила Нина.
– Я не имею права рисковать жизнью! У меня ребенок!
– Это не оправдание! У Шеклтона тоже были дети. У адмирала Перри вообще целых десять!
– Они мужчины!
– И что? Почему нам нельзя рисковать и пускаться в приключения? Ты смотришь в телескоп с неправильной стороны, Эмили! Жизненный выбор должен расширять горизонты, а не сужать! И дети тоже!
– Тебе легко говорить, – нахмурилась Эмили. – У тебя нет детей! Тебе не понять!
– Чушь! Я знаю, что такое дети! В конце концов, я сама ребенок! Была…
– И не повзрослеешь, пока не родишь!
– Посмотри на меня, Эмили!
Эмили посмотрела. Я тоже. Нина гипнотизировала соседку по комнате, как удав кролика. Под колесами хрустнул гравий. Я понял, что съехал на обочину, вспомнил, что веду машину, и вновь уставился на дорогу.
– А почему ты не боишься за собственную жизнь? – продолжила Нина. – Ты не менее ценна оттого, что у тебя появляется ребенок. По крайней мере, так мне говорила мама.
– Ты не поймешь, – повторила Эмили, слегка отодвигаясь от Нины с ее прожигающим взглядом. – Давай останемся каждая при своем мнении.
– Ну же, Эм! – не отступала Нина. Она развернула Эмили к себе и взяла за руки. – Знаешь, сначала мне тоже было страшно!
– Тебе? Ни за что не поверю!
– Было! Страшно до смерти! Я тоже была трусишка зайка, как ты!
– Я не трусишка, просто…
– Трусишка! Не отрицай. Но когда я над тобой поработаю, ты себя не узнаешь! Если, конечно, выживешь!
– Не смешно! – отрезала Эмили. – Что с тобой не так, Нина?
– О, даже не знаю, с чего начать! Иногда принимаюсь составлять список и каждый раз устаю и бросаю. Зачем тратить время, когда можно пойти и наделать еще глупостей? На ошибках учатся гораздо лучше, чем на успехах, Эм. Почему я мудра не по годам? Именно поэтому!
Глава пятая
На ранчо мы вернулись как раз к ужину.
– Что сегодня дают? – спросила Эмили, когда Сэм подошел к ней с подносом. – Пахнет чудесно!
– Крольчатина, – сказал Сэм. – «Олли Кинг».
– «А-ля кинг», – поправила его Маргарет. – Хотя это просто модное название. На самом деле обычное кроличье мясо в соусе.
– «А-ля кинг» значит «по-королевски»! – оживилась Мэри Луиза. – Кстати, я видела настоящего принца! Мы познакомились на яхте моего мужа.
Мэри Луиза была высокой и хорошо сложенной блондинкой с огромными голубыми глазами и широкими плечами – настоящая дочь викинга. При желании могла бы народить сыновей на целую футбольную команду, чем, возможно, и занялась в дальнейшем. Она сошла с подмостков «Безумств Зигфелда» и обосновалась в сердце некоего промышленника, производящего изделия из кожи, с которым теперь разводилась. Мэри Луиза пробыла замужем достаточно долго, чтобы немного повидать мир, однако недостаточно, чтобы научиться к месту делиться впечатлениями.
– Неужели? – отреагировала Маргарет. – Он был принц чего?
– Какой-то страны. Такой, знаете, немолодой и хмурый. Занимался делами с моим мужем, на меня внимания не обращал. За ужином надел форму и нацепил целую кучу медалей. За участие в войне, что ли… И хорошо, а то без них был бы похож на шофера.
Спустя несколько лет, когда та война стала «первой», мой полк послали в Европу, и там я тоже повстречал настоящего принца. Тоже немолодого и хмурого. Если бы он не истекал кровью, я обязательно спросил бы, не приходилось ли ему бывать на яхте американского производителя кожи.
– Не желаете немного крольчатины «Олли Кинг»? – спросил Сэм у Эмили.
– Да, пожалуйста.
Я шел следом с корзинкой булочек и слышал, как Нина прошептала, склонившись к Эмили:
– Будешь есть зайца? Каннибализм!
Они переглянулись и захихикали. Ссора была забыта.
Вечерние трапезы на ранчо проходили в чисто женской компании, мы, ковбои, исполняли роль официантов, Макс суетился на кухне: выкладывал на блюда все, что наготовила Маргарет. Сама Маргарет сидела с гостями, следила, чтобы ужин и беседа протекали спокойно. В те времена народ с ума сходил по тематическим вечеринкам. Мы обычно не заморачивались и объявляли тему «Леди и ковбои». Таким образом, любительницы насвистывать «Не бей копытом», засунув руки в карманы, могли явиться к ужину в ковбойском облачении (лицо и руки они, как правило, мыли, но пыль с сапог нарочно не стряхивали), а те, кто за день устал от тесных джинсов, переодевались в вечерние платья.
– Я сама, спасибо, – заявила дама из разряда «леди» (постарше, имени не помню), отобрала у Сэма вилку и принялась ковыряться в блюде, отыскивая кусочек получше.
Она была полная, однако обладала легкой поступью – это я точно помню, так как множество раз танцевал с ней, пока она у нас гостила. На вид степенная, как Маргарет Дюмон в фильмах Маркса Бразерса. Не без причуд, однако очень даже ничего – за исключением тех моментов, когда впадала в образ роковой женщины и пыталась сразить очарованием весь округ Уошо.
– Вы, наверное, непрерывно влюбляетесь, Самсон? – спросила она Сэма, пока тот стоял около нее с подносом, и послала ему долгий многозначительный взгляд. – Вот он! Самый лакомый кусочек…
Она подмигнула, не спеша перекладывая мясо себе на тарелку и попутно демонстрируя Сэму вырез платья.
Эмили на другом конце стола заерзала, а Нина возвела глаза к небу. Нине эта дама сразу не понравилась, так как имела неосторожность заявить, что хорошо знакома с матерью Нины, и в подробностях поведала, как они ходили вместе на пикник в Ньюпорте незадолго до войны.
– Войны двенадцатого года? – мило спросила Нина.
Надо отдать нашей даме должное. Она не растерялась:
– Ничего, вы тоже постареете когда-нибудь, милочка. Если, конечно, повезет. А душа, между прочим, всегда остается молодой. Сами убедитесь…
Нина с тех пор называла даму Цеппелина и иногда ласково – Цепа.