Страница 2 из 5
Если бы в эти минуты Михаил Филиппович Гулякин мог думать о чём-то ином, кроме операции, он бы, вероятно, вспомнил фронт, медсанбат. Вспомнил бы, как привезли после тяжелейшего боя израненного офицера в прорванном во многих местах и обожжённом танкистском комбинезоне. Раненный был доставлен с тяжёлым шоком, у него оказались серьёзные повреждения печени, пульс едва прощупывался, давление – в нижних пределах. Его положили на операционный стол, но Гулякин понял, что помочь ему практически невозможно. Он никогда ещё не делал таких операций, которая необходима была для спасения танкиста, да и вряд ли бы в предвоенное время за подобную операцию мог взяться даже опытный хирург.
И вдруг капитан пришёл в себя. Гулякин встретился с ним взглядом. Капитан некоторое время молчал, морща лоб и пытаясь сообразить, где он и что с ним происходит. Прошептал:
– Доктор, да что же вы стоите… делайте что-нибудь. На мне с детства всё заживает, как… в общем, хорошо заживает. – И он изобразил некое подобие улыбки.
А на груди капитана поблескивали ордена.
– Готовьте раненого к операции! – решительно распорядился Гулякин.
Он некоторое время стоял, прикрыв глаза и вспоминая всё, что знал по этому вопросу, мысленно вырабатывая методику своих действий. Наконец, решительно шагнул к столу, сказав привычное:
– Маша, работать!
Дали наркоз. Операция началась. Она была очень тяжёлой. Пришлось ушить большую долю печени, сделать тампонаду сальником, ушить желудок, тоже сильно поврежденный, удалить осколки, застрявшие в большом сальнике. Всё это было огромным испытанием для организма человека. Танкист действительно, как и обещал, выдержал всё. Не один час простоял хирург у операционного стола, а когда завершил работу, твёрдо объявил:
– Будет жить!
Как бы он хотел и теперь повторить эти замечательные слова.
Но до окончания операции было ещё очень и очень далеко. И каждую минуту, каждую секунду могла произойти беда. Одно неосторожное движение… И всё. Могло случиться и что-то непредвиденное, что не установили исследования. Только теория была подспорьем в работе – практика такого вмешательства отсутствовала.
Когда часы пробили пять раз, Гулякин скомандовал:
– Иглодержатель…шёлк…
Шесть часов, ровно шесть часов – с 11.00 до 17.00 – простоял он у операционного стола, не имея возможности ни передохнуть, ни отойти даже на минуту. И выйдя из операционной всё-таки с твёрдостью произнёс слова, которые тут же были переданы и сослуживцам, и родственникам:
– Будет жить!
И он выжил – этот больной, обречённый на верную смерть, выжил, потому что хирург сделал тот первый шаг, на который решиться трудно, сделал смело и уверенно, рассчитывая на своё мастерство, на свои руки, которые не раз уже творили чудеса.
Главный онколог
Шли годы. Множился опыт хирурга. Всё чаще на операционный стол к Михаилу Филипповичу попадали больные, поражённые самым безжалостным недугом, и всё чаще он выходил победителем в жестоких схватках за жизни своих пациентов.
И вот состоялось новое назначение. Михаил Филиппович стал главным онкологом госпиталя, а в канун празднования шестидесятилетия Советских Вооружённых Сил ему было присвоено высокое звание Героя Социалистического Труда.
Выросли и окрепли к этому времени многие его ученики и последователи. Они уже сами обрели свои крылья.
Стал начальником кафедры Центрального института усовершенствования врачей, заместителем главного хирурга Министерства обороны СССР профессор генерал-майор медицинской службы Юлий Георгиевич Шапошников. При активной поддержке Гулякина и на предоставленных им материалах было защищено две докторских и три кандидатских диссертации.
Ему советовали:
– Беритесь сами за научную работу.
Брался, писал ночами, а потом отдавал всё ученикам.
Почему? Ответ один!
– Не хватает времени… Работать по ночам не имею права. Усталость – плохой союзник хирурга. Это он помнил ещё со времён войны.
И остался практиком самого высокого класса.
Десятки резекций поджелудочной железы, сотни полных удалений желудка, множество операций на пищеводе было на его счету.
Одна операция оставила особый след…
1980 год… Осень. Михаилу Филипповичу Глякину шестьдесят третий год. Но он и не думает об увольнении в запас, хотя все установленные сроки службы в Вооружённых Силах превышены. У военных хирургов – свой отсчёт, свои правила. Он – на пике профессионального мастерства. Ему по полечу самые сложные операции, за которые берутся единицы хирургов не только в нашей стране, но во всем мире. И практически всегда, выходя из операционной он произносит главную фразу: «Будет жить!»
Почти каждый год на октябрьский праздники он ездит с сыном на охоту в родные края, на Орловщину. Но тут в планы вмешивается работа, вмешивается совершенно неожиданным образом.
В канун праздников в госпиталь поступил больной со злокачественной опухолью поджелудочной железы. Что ж, тут уж ясно – никто, кроме Гулякина!
Он собрался делать операцию немедленно, но состояние больного не позволило. Надо было укрепить здоровье, надо было провести подготовку, а на это потребовалось несколько дней.
Гулякин решил:
– Хорошо, будем оперировать после праздников, – и, подумав, прибавил: – Если, конечно, ничего не случится.
Ну а если случится? Если возникнет непредвиденная ситуация? Он один знал ответ – тогда пойдёт на риск, ведь в этом случае он оправдан. Ухудшения состояние – гибельно, а операция, даже в неблагоприятных условиях – шанс на спасение.
Тщательно проинструктировал врачей хирургического отделения, которым предстояло дежурить в праздничные дни.
– Если будет ухудшаться состояние больного, вызывайте меня в любое время. Придётся оперировать немедленно.
Вечером позвонил сын Евгений. Он напоминал о том, что пора собираться на охоту в Акинтьево.
– Наверное, на этот раз не получится, – сказал Михаил Филиппович. – Езжай, Женя, один. А то, если можешь, подожди. Позже вместе съездим.
– Нет, когда же позже? Не получится. Служба. Полечу с друзьями в Астрахань.
Если бы Гулякин знал, что в последний раз слышит голос сына!
Трагедия случилась на охоте. Евгений Гулякин с юных лет был приучен к аккуратности, к осторожности в обращении с оружием. Вот и в тот роковой день перед возвращением с «тяги», как Михаил Филиппович узнал уже позднее, сын разрядил ружьё, проверил его и напомнил товарищам, чтобы сделали то же. Предстояло ещё плыть на лодке, а там мало ли что.
Вернулись к условленному месту, но ни егеря, ни лодки там не оказалось. Видно, что-то напутали с местом посадки.
Ждали долго, потом кто-то предложил пострелять в воздух. Это помогло егерю найти охотников. Оказалось, что он был буквально в сотне метрах, в заводи. Грохнули выстрелы, и вскоре послышался гул лодочного мотора. Через несколько минут лодка ткнулась носом в песок.
Охотники подтащили её повыше на берег, чтобы не мочить ноги, и стали садиться. Первым шагнул один из товарищей Евгения. Он занёс ногу, ступил на шаткий борт, поскользнулся, и ружьё, слетев с плеча, ударилось о борт лодки прикладом. Тут же грянул выстрел… друзья подхватили сразу обмякшего, падающего Женю Гулякина. Рана оказалась смертельной.
Стоит ли говорит, сколь велика боль родителей, когда гибнут дети. Сын для отца – это надежда, это его творение, это продолжение рода, это – всё…
Каждый отец вкладывает в сына всего себя.
Михаил Филиппович и Женя были связаны не только отцовской и сыновней любовью. Это были друзья, насколько могут быть друзьями отец и сын. Это были два человека, которых нельзя было представить себе врозь. Сколько раз в юности Женя прибегал после школы в госпиталь, и они сидели в кабинете, пили чай и говорили, говорили столько, сколько позволяло время отцу.
Женю любили и знали в госпитале, да его и нельзя было не любить – исключительно воспитанный, обаятельный парень располагал к себе.