Второе дыхание

Вечер я провел в спокойном обществе бабушки и Джет ван Эльц. Я отдыхал душой и телом, пребывая в блаженной дреме. Отдых мой прервался лишь дважды. В первый раз – в двадцать два тридцать, когда на экране появился Крис с длинным рассказом о ноябрьских туманах.

Во второй раз меня разбудил телефон. Джет только-только взялась за нелегкую работу: перенести мою бабушку с кресла на кровать, – когда раздался звонок. Джет сердито схватила трубку, но вместо ответа на типичный журнальный вопрос вроде: «Как красить ногти на ногах, если не чувствуешь ног?» – мы услышали деловитое:

– Да, я спрошу, когда он сможет подойти. А кто его спрашивает? Джон Руперт?

Она театрально вскинула брови. Я протянул руку к трубке и сказал:

– Алло?

Руперт сказал, что нашел для меня так называемого «призрака» – литературного негра, который будет писать мою книгу. Я согласился встретиться с «призраком» утром, между двумя выходами в эфир.

Потом, когда моя бабушка забылась неверным стариковским сном в своей просторной комнате, мы с Джет взяли пару подушек, закутались в меховые чехлы с автомобильных сидений и уселись рядышком на каменной скамье на двоих, на застекленном крылечке, устроенном для того, чтобы приехавшие в гости дамы не промокли по дороге от кареты к двери дома.

Свежий ночной ветер нес запах морского ила. Мы сидели, прижавшись друг к другу, чтобы не замерзнуть, и почти не разговаривали. «Если бы вся жизнь была так проста, – думал я, – между чайками царил бы мир, и ураганы бы никому не угрожали». Я поцеловал Джет ван Эльц вопреки бабушкиным предостережениям. Она радостно ответила на мой поцелуй, и многое сделалось понятно без слов. В центре урагана всегда есть островок тишины. Но проходит немного времени – и налетает вторая волна ветра.

Рано поутру я вскочил с уютного бабушкиного диванчика, чтобы успеть появиться на ее экране к завтраку. Я сделал все возможное, чтобы подсластить пилюлю. Увы, вечер праздника в память об отважном предателе и его провалившемся заговоре все равно будет дождливым и пасмурным, что бы я ни говорил.

Между унылыми выступлениями, больше похожими на извинения, я доехал на автобусе до Кенсингтона и поднялся на лифте на седьмой этаж, чтобы обсудить с «призраком» будущую книгу.

Я уселся на предложенный стул, согласился выпить кофе с имбирным печеньем, и Джон Руперт принялся излагать планы насчет книги. Он посоветовал написать не о депрессии, а о бурях – сказал, что это должно пойти лучше.

– Так вы это что, серьезно говорили насчет книги? – удивился я.

Он вежливо ответил: а почему бы и нет? Люди издают книги о чем угодно, даже об акульих зубах.

– А кстати, – промурлыкал он, взяв печенье с моей тарелки, – вести приносят не из Ахена в Гент, а наоборот, и не дурные, а добрые.

– А не все равно? – спросил я.

– Это Роберт Браунинг, – добавил он.

Дверь бесшумно отворилась, и на пороге появился человек, в котором я безошибочно опознал своего «призрака», – дедуля—божий одуванчик, с жидкими седыми волосенками и набухшими венами на трясущихся руках. Как есть призрак.

Его буднично представили мне как «Призрака» – «Нет, не „мистер Призрак“, просто „Призрак“. И Джон Руперт спокойно попросил меня повторить то, что я рассказал ему накануне.

– Что, все сначала? – возмутился я.

– Все сначала, но по-другому. Пусть Призрак обдумает то, что услышит в первый раз, а мне станет понятнее положение вещей.

Я тяжело вздохнул.

– Ну что ж… Скажем так: некая папка с бумагами была по ошибке забыта на острове в Карибском море. На острове нет ни радио, ни телефона, ни почты, ни людей, но зато есть довольно приличная взлетно-посадочная полоса.

Я рассказывал, изредка прерываясь, чтобы собраться с мыслями и дать Призраку время переварить услышанное.

– Скажем так: вам очень важно получить папку обратно.

Пауза.

– Скажем, у вас есть подходящий самолет, но нет пилота, на которого можно положиться, поскольку ваш пилот погиб в автокатастрофе.

Еще пауза.

– А потом на званом обеде в Англии вы встречаетесь с летчиком, который мечтает пролететь сквозь «глаз» урагана. Летчик – метеоролог, а в Карибском море как раз зародился подходящий тайфун – Никки, – и вообще, сейчас как раз сезон тайфунов. И вы предлагаете ему пролететь сквозь ураган, а взамен просите всего-навсего забрать папку с бумагами.

– Справедливо, – заметил Призрак.

– Угу. Летчик берет с собой еще одного приятеля-метеоролога в качестве штурмана и помощника…

– И это были вы? – уточнил Джон Руперт.

Я кивнул.

– Наш полет сквозь ураган завершился в морских волнах. Пилота подобрал вертолет, а меня занесло течением обратно на остров. Я нашел эту папку – случайно, – но не догадался, насколько важны эти бумаги, по крайней мере, поначалу. Они были составлены на разных языках и написаны разными алфавитами.

– И они у вас?

Призрак сильно занервничал и принялся дергаться и ерзать на стуле, почти как Оливер Квигли. Мне пришлось его разочаровать.

– Нет. Я пытался их прочесть, как мог, но я не знаю ни одного из этих языков.

Я рассеянно повертел пальцами и уверенно добавил:

– Один из языков был русский.

Джон Руперт, который сидел на краю стола, болтая ногой, с интересом спросил:

– А почему именно русский? И вообще, откуда вы знаете?

– В бумагах постоянно встречалось сочетание буквы с тремя цифрами, которое сразу бросается в глаза любому, кто хоть немного разбирается в физике. U-235. А на одной странице это сочетание было написано «У-235». «У» – это русское обозначение урана.

Я написал на бумажке «У-235», показал им и продолжал:

– Этот изотоп урана получают из урана-238 путем обогащения с помощью процесса, который называется газовой диффузией. А плутоний-239 – это обогащенный Pu-240. Они являются сырьем для изготовления ядерного оружия. Руперт и Призрак нахмурились.

– Ну так вот, – я чуть заметно улыбнулся, – оба этих сочетания, либо U-235, либо Ри-239, встречаются на каждой странице в той папке. Я бы рискнул предположить, что те бумаги, которые я поначалу принял за письма, тоже были списками. На греческом, на немецком, на арабском, на русском, возможно, также на иврите. Что же до прочих… я могу только догадываться, но там очень много цифр. Возможно, это даты либо цены.