Страница 29 из 54
Он двинулся вперед.
Мы за ним.
– С тобой все в порядке? – спросил я Эвана.
– Я чувствую себя замечательно, – огрызнулся он. – Не думай, что я слабей других.
– Я и не думаю, – заверил его я.
– Вот и отлично, – буркнул он и догнал Лозенвольдта, наверное, боясь пропустить что-либо из его откровений.
Я замыкал процессию.
Через пару минут мы действительно попали в очень жаркий штрек: воздух был настолько сухим, что мы перестали потеть. Пол под ногами был неровным, в выбоинах, стены грубо обтесаны. На них не было ни белой краски, ни красной линии; если бы мы не находились в горе, я бы сказал, что мы шли под гору. Под ногами поскрипывал острый щебень.
Вокруг кипела работа. Люди в белых комбинезонах передвигали какое-то тяжелое оборудование, причем лучи фонарей выхватывали из темноты все новые и новые лица. Козырьки шлемов отбрасывали глубокие тени на глаза, так что все выглядели одинаково, и я время от времени касался спины идущего впереди Родерика, чтобы убедиться в том, что остаюсь самим собой.
Внезапно зона высокой температуры кончилась, и мы вновь вышли на проветриваемый участок. Ощущение было такое, как будто мы неожиданно оказались на Северном полюсе. Лозенвольдт замедлил шаг и о чем-то переговорил с двумя молодыми горняками.
– Здесь мы разделимся, – объявил он. – Вы двое, – он указал на Родерика и Эвана, – пойдете со мной. А вы с Андерсом. – Конрад и Дэн отошли к высокому, а в остальном очень похожему на наше чудо парню. Потом он указал на меня. – С вами пойдет Йатес.
Йатес был очень молод, довольно любезен и исключительно безобразен. Говорил он невнятно, вероятно, из-за плохо зашитой заячьей губы. Он криво улыбнулся и сообщил, что никогда никого не водил по руднику, потому что это не его обязанность.
– Я буду очень признателен, – сказал я, чтобы расположить его к себе.
Мои спутники уже затерялись среди других фигур, одетых в белые комбинезоны.
Я спросил, какой здесь уклон.
– Около пяти градусов, – ответил он и замолчал. Я понял, что если я хочу что-либо узнать, то должен спрашивать сам. Йатес, в отличие от Лозенвольдта, не был постоянным проводником и не имел отработанного текста. Я пришел к выводу, что Лозенвольдт был не так уж плох.
В левой стене зияли большие отверстия.
– Я думал, что это монолит, – сказал я. – Откуда эти отверстия?
– А это уже месторождение. Сейчас все увидите сами.
– Пласт идет так же наклонно, как и штрек?
– Конечно, – его удивило то, что я задаю такие глупые вопросы.
– А тот ход, он куда ведет?
– К жиле, разумеется.
Разумеется. Ведь жила тянется, как я уже узнал, на много километров. Разработка ее похожа на выковыривание тонкого ломтика ветчины из большого сандвича, подумал я.
– А когда жила будет полностью выработана, что тогда? – спросил я. – Что делают, чтобы выработка не обвалилась?
Он ответил довольно охотно.
– Мы действуем осторожно. Например, здесь стены достаточно толстые; если не считать этих окон, оставшихся после взрыва, они надежно держат скалу. Когда весь участок будет выработан, мы уйдем отсюда, потом стены постепенно осядут, и штрек исчезнет. Иоганнесбург осел почти на полметра после того, как под ним выработали золотую жилу и рудники были закрыты.
– Это было недавно? – поинтересовался я.
– Нет, конечно. Много лет назад. На территории Рэнда месторождение находилось неглубоко, поэтому разработку вели оттуда.
Нас обогнала группа рабочих.
– Скоро будут взрывать, – объяснил Йатес, не дожидаясь моего вопроса. – Бурение закончено, сейчас закладывают заряды.
– У нас еще есть время?
– Немного есть.
Я бы хотел посмотреть, как работают на переднем крае.
– Ну да... Понимаю. Туда довольно долго идти, Давайте я покажу вам участок поближе, там жила победнее.
Отверстие в стене было больше других. На глаз его диаметр был метра полтора, но оно сужалось.
– Берегите голову, – сказал Йатес, – здесь очень низко.
– Ладно, – ответил я. Он показал жестом, чтобы я шел вперед. Согнувшись, я полез в штрек. Он шел и вправо, и влево. Большую часть ветчины из этого сандвича, видимо, уже выковыряли. Осколки скальной породы выскальзывали из-под ног. Я остановился, чтобы подождать Йатеса. Оказалось, что он идет сразу же за мной. Неподалеку от нас группа шахтеров что-то делала у выгнутого участка стены длиной метров десять.
– Они проверяют заряды, – сказал Йатес.
– Скажите, эти осколки под ногами – это руда?
– Да нет, что вы! Жила проходит посередке.
– Где-то тут?
– Да. Но руду уже выбрали.
– Скажите, а как вы отличаете руду от пустой породы?
Серьге сверху донизу стены, такие же, как пол и потолок.
– Подождите, я принесу кусочек руды, – сказал он и пополз на четвереньках к шахтерам. Штрек был настолько низким, что передвигаться можно было либо так, либо, опустив голову, на коленях. Я сидел на корточках. Йатес отбил от стены небольшой кусочек.
– Вот, пожалуйста. Это и есть руда.
Мы направили свет наших фонарей на осколок камня. Он был длиной сантиметра четыре, серый, с темными, слегка поблескивающими прожилками.
– Что это темное? – спросил я.
– Это и есть руда. А то, что посветлее, – обычный камень, и чем больше темных пятен, тем больше золота.
– Так это – золото?
– Нет. Руда содержит золото, серебро, уран и хром. Золота больше.
– Можно я возьму это на память?
– Конечно, – он откашлялся, – мне здесь нужно помочь. Может быть, вы сами вернетесь в центральный коридор? Это очень просто.
– Думаю, что я справлюсь, – согласился я. – Я не хочу отвлекать вас от работы.
– Большое спасибо, – ответил он и заспешил туда, где рабочие проверяли заряды. Похоже, это его здорово интересовало.
Я полежал немного, наблюдая, как они работают. Моя лампа освещала совсем небольшую часть штрека. Дальше была самая густая тьма, которую можно представить.
Шахтеры по одному, по двое выходили из штрека. Я сунул мой кусочек руды в карман, последний раз посмотрел в сторону зияющего отверстия и стал осторожно отступать. Я слышал, как кто-то пробирается по узкому проходу штрека; свет фонаря упал на мой комбинезон, я подвинулся, давая дорогу. Я оглянулся, увидел козырек шлема.