Дьявольский коктейль

Глава 4

В Южной Африке скачут по средам, субботам и очень редко в другие дни недели.

Я купил билет и взял программку. Из нее я узнал, что во второй половине дня бежит одна из неудачниц, принадлежащих Нериссе.

Ньюмаркет мало чем отличался от других ипподромов. Трибуны, лошади, букмекеры, атмосфера азарта, свои традиции, специфика, порядки. Все то, что мне давно знакомо. Я пошел к паддоку, по которому уже водили лошадей, участвующих в первом заезде. В центре стояли хозяева лошадей и тренеры, они беседовали и обменивались впечатлениями. Около паддока толпились знатоки, внимательно приглядываясь к лошадям.

Последние почти не отличались от английских. Они были, может быть, чуть поменьше, но смотрелись отлично. Правда, выводили их не белые парни в темном, как у нас, а черные парни в белом.

У меня есть правило не ставить на незнакомых лошадей, поэтому к окошку, где принимали ставки, я не пошел. Очень скоро появились жокеи в ярких шелковых костюмах, они разобрали лошадей и заняли место на старте. Копыта твердо били сухую землю. Я решил разыскать тренера Нериссы, Гревилла Аркнольда. Его лошадь бежала в следующем заезде, сейчас ее должны были готовить.

Здесь ко мне подошел какой-то парень и тронул меня за плечо.

– Простите, вы Эдвард Линкольн? – спросил он.

Я улыбнулся, кивнул на ходу.

– Разрешите представиться – меня зовут Дэн Кейсвел. Насколько я знаю, вы друг моей тетки.

Это меня остановило. Я подал руку, Дэн сердечно пожал ее.

– Я знал, что вы приедете. Тетя Нерисса телеграфировала Аркнольду, что вы будете здесь на премьере какого-то фильма и, наверное, появитесь на скачках. Так что, откровенно говоря, я вас высматривал.

Он говорил с мягким калифорнийским акцентом, полным ленивого тепла. Ничего удивительного, что он нравился Нериссе: у него было симпатичное загорелое лицо, прямой открытый взгляд, слегка растрепанные, но блестящие и густые волосы. Настоящий идеал американского парня.

– Она не говорила мне, что вы в Южной Африке, – заметил я.

– Конечно, нет, – ответил Дэн с обезоруживающей улыбкой, – она, наверное, и сама об этом не знает. Я прилетел только пару дней назад. На каникулы. Как поживает старушка? Когда мы виделись последний раз, она чувствовала себя неважно.

Он беззаботно улыбался. Видимо, он ничего не знал.

– Кажется, она серьезно больна.

– Правда? Вы меня огорчаете. Нужно будет написать ей. Я напишу, что я здесь, что пытаюсь разобраться с ее лошадьми.

– А что с ее лошадьми?

– Я еще не знаю. Но они перестали выигрывать. И это очень скверно. – Он снова улыбнулся, довольно озорно. – Если хотите разбогатеть, советую поставить на восьмой номер в четвертом заезде.

– Спасибо, – ответил я. – Нерисса говорила мне, что ее лошади не выигрывают.

– Не удивительно, что она об этом говорила. С ними происходит какая-то ерунда. Дайте им десятиминутную фору, подкупите жокеев, все равно не выиграют.

– И вы что-нибудь выяснили?

– Ничего. Аркнольд ужасно переживает. Говорит, что у него никогда ничего подобного не случалось.

– Может быть, вирусное? – предположил я.

– Отпадает. Тогда болели бы все лошади, не только теткины. Я спрашивал у тренера, но он говорит, что понятия не имеет.

– Я хотел бы с ним поговорить, – бросил я мимоходом.

– Понимаю. Это очень просто. Только сначала давайте спрячемся от ветра и выпьем пива, ладно? У Аркнольда бежит лошадь в этом заезде.

– Отлично, – согласился я, и мы пошли пить пиво. Дэн прав. Дул сильный ветер. Было довольно холодно. Похоже, весна запаздывала.

Дэну было где-то двадцать. Голубые глаза и ослепительные зубы делали его каким-то уж чересчур калифорнийским. Может быть, он и не был маменькиным сынком, но любимцем богов – наверняка.

Он сообщил, что учится в Беркли политическим наукам и через несколько месяцев получит диплом.

– А что собираешься делать потом? – спросил я, чтобы поддержать разговор.

Он сощурился, улыбаясь.

– Пока не знаю.

«Плохо ему не будет, – подумал я. – Баловень судьбы, у таких всегда все гладко».

Заезд закончился. Лошадь Гревилла пришла третьей.

– Жаль, – вздохнул Дэн. – Я поставил только на нее, а надо было на всю первую тройку.

– Много проиграли? – сочувственно спросил я.

– Ерунда. Несколько рэндов.

Рэнд чуть меньше доллара. Действительно, не так уж много. Мы не спеша направились к паддоку.

– Знаете, что я вам скажу? – заговорил Дэн чуть погодя. – Я думал, что вы совсем другой.

– Какой? – усмехнулся я.

– Ну, не знаю... кинозвезда... Я думал, вы будете страшно задирать нос.

– Актеры такие же люди, как и все.

Он не поверил мне, а я не шутил. Я подумал, что Дэн гораздо эффектней меня. Конечно, я был повыше, пошире в плечах, но у него было что-то такое, к чему внешность не имеет отношения.

Лошадью, которая пришла третьей, занимался довольно крупный, крепко сложенный мужчина; он с неудовольствием осматривал ее ноги, ощупывал шею и круп.

– Это Гревилл Аркнольд, – шепнул мне Дэн.

Тренер объяснялся с хозяйкой и не отличался любезностью. Конечно, я знал, что тренер, если он не хочет свихнуться, должен быть твердым, ведь не может же он без конца оправдываться, убеждая хозяев, чьи лошади не выиграли, в том, что, хотя он и обеспечил их собственность лучшей кормежкой и лучшим тренингом, чужие оказались резвей; но все равно, он был слишком небрежен.

Лошадь увели, люди разошлись.

Аркнольд поднял взгляд на Дэна. Парень указал на меня кивком головы. Тренер не торопясь пошел к нам.

Дэн представил нас друг другу, как бы подчеркивая, что если мы познакомимся, то выиграем от этого оба.

Возможно.

Но, честно говоря, Гревилл Аркнольд не понравился мне ни в первый день, ни позже. Он был вежлив со мной: улыбнулся, подал руку, сказал, что рад, что миссис Кейсвел сообщила ему о моем приезде, что ждал и готов мне все показать.

Говорил он с сочным акцентом и знал, как и большинство местных жителей, три языка – английский, африкаанс и зулусский. Лицо его напоминало пластилиновую маску – очень узкие, почти незаметные губы, глубокие морщины на щеках, аккуратные рыжие усики. Он улыбался, приветствуя меня, но глаза его оставались холодными как лед.