Бурный финиш

– Проси его, – велел мне Билли.

– Патрик! – крикнул я.

Он вскинул голову, готовый слушать. Трудно быть убедительным, когда приходится перекрикивать шум мотора, но я попробовал:

– Пожалуйста, лети назад в Милан...

Три секунды стояло безмолвие. Затем Патрик сделал попытку встать с кресла, но Ярдман усадил его назад. Он что-то ему сказал, отчего решительность исчезла с искаженного отчаянием лица пилота. «Патрик, – отчаянно молил я про себя, – ну будь же благоразумен. Встань и уйди».

Билли отвинтил глушитель с револьвера и спрятал его в карман. Он аккуратно расстегнул пуговицы на моей рубашке, отогнул воротник и запихал полы в брюки сзади на пояснице. Мне было холодно и неловко. Лицо Патрика, и без того бледное, побелело еще сильнее.

Билли ухватился за мою повязку и одним движением отодрал ее.

– Эй, разве это называется промахнулся? – крикнул он Ярдману.

Ответ Ярдмана утонул в гуле моторов.

– Знаешь, что я тебе скажу? – осведомился Билли, вплотную приблизив ко мне свое ухмыляющееся лицо. – Я получаю от этого удовольствие.

Я промолчал. Он прижал револьвер к моему боку, к ребру, точно над первой ссадиной. Затем толкнул меня так, что я оказался лицом к стене из брикетов сена.

– Не шевелись, – приказал Билли, отвел револьвер назад дюйма на четыре так, что дуло по-прежнему касалось моего бока, и нажал спуск.

На таком близком расстоянии без глушителя выстрел грянул, словно раскат грома. Пуля, поцарапав кожу над моим ребром, вонзилась в стену из сена. Пламя из ствола опалило бок. В боксе за моей спиной забеспокоились кобылы. Неплохое будет осложнение, размышлял я, если они вдруг решат ожеребиться.

Патрик вскочил на ноги и закричал что-то Билли – что именно, я не мог расслышать, а Билли отвечал ему:

– Только ты можешь прекратить это, дружище.

– Патрик, – крикнул я, – лети в Милан!

– Ну хватит, – буркнул Билли, снова приставляя револьвер к моему боку: – Заткнись.

Ярдман не мог допустить моей смерти, пока Патрик не отвезет их, куда они хотят. Лично я тоже не собирался пока умирать. Я понимал, что, если шелохнусь, мне настанет конец. Поэтому я затих. Билли нажал на спуск второй раз.

Вспышка, грохот выстрела. Ожог.

Я не мог толком оглядеть себя – угол обзора был очень неудобным. Но я заметил на боку три красные борозды, они горели огнем. Две верхние начали кровоточить.

Патрик вдруг грузно осел в кресло, словно ему отказали ноги, и закрыл лицо руками. Ярдман что-то втолковывал ему, похоже, убеждая спасти меня от верной гибели.

Билли не собирался долго ждать. Он выстрелил в третий раз. Умышленно или нет, но на сей раз он взял глубже. Меня бросило вперед, прижало к боксу. Ноги подкосились. Кобылы ржали и топтались в боксе, но в целом отнеслись ко всему происходящему куда спокойнее, чем я ожидал. Жаль.

На этот раз я закрыл глаза. Когда я снова их открыл, Патрик был уже шагах в двух от меня, на разобранном боксе. Он смотрел на отметины, сделанные выстрелами Билли, и в глазах его был ужас. «Он слишком мягок», – думал я. Единственное наше спасение в том, что он еще может повернуть назад в Милан. До Милана лететь не больше получаса. Еще полчаса этого кошмара... Я судорожно сглотнул и обвел языком пересохшие губы.

– Если ты полетишь, куда они велят, нас всех убьют, – сказал я Патрику.

Он не поверил. Он просто не мог в это поверить. Он повернулся к Ярдману.

– Глупости, мой мальчик. Никого мы не убьем. Вы нас доставите, куда мы просим, мы выйдем, и вы сможете лететь куда хотите – совершенно свободно, – заявил тот.

– Патрик! – сказал я с отчаянием в голосе. – Возвращайся в Милан.

Билли приставил револьвер к моему боку.

– Сколько ты сможешь простоять спокойно? – спросил он с интересом в голосе.

Я хотел сказать: «Они убили Габриэллу», но Билли был начеку. Я успел произнести первые два слова, и он нажал на спуск. Все потонуло в грохоте. Я судорожно глотал воздух.

Когда я наконец открыл глаза, Патрик и Ярдман куда-то исчезли. Некоторое время я еще надеялся, что мы повернем, но Билли подул на ствол револьвера и рассмеялся, а когда самолет стал поворачивать, то это был поворот влево, а не на сто восемьдесят градусов. Когда он снова лег на курс, я поглядел в окно справа, откуда светило позднее дневное солнце, и вовсе не удивился. Мы летели на восток.

У Билли карман был набит патронами. Он сидел на частях бокса и снова заряжал револьвер. Пустые гильзы лежали рядом, слегка покачиваясь. Когда барабан был опять полон, он защелкнул его, перевел взгляд на меня, и в глазах его в который раз загорелась злоба.

– Вонючий граф! – фыркнул он.

«Все одно и то же, – устало думал я. – Старая пластинка».

Внезапно он вскочил на ноги и заговорил, распираемый дикой яростью:

– Я тебя сделаю.

– Что?

– Ты попросишь...

– Чего попрошу?

– Чего-нибудь. Неважно чего. Но ты у меня попросишь...

Я промолчал.

– Проси, гад! – свирепо процедил Билли.

Я уставился мимо него, словно его здесь и не было. «Поединки, – подумал я, – бывают не только боксерские».

– Ну ладно, – буркнул он. – Ты меня все равно попросишь. Никуда не денешься.

У меня не было сил сказать, что он этого не дождется.

На его лице снова появилась насмешливая ухмылка, лишенная былой самоуверенности, но от этого не менее зловещая. Он коротко кивнул и двинулся по проходу к носу самолета, где, я надеялся, он и останется в ближайшее время.

Солнечные лучи делались все короче. Машинально я попытался вычислить наш новый курс.

Как это всегда бывает с ожогами, боль от них со временем только усилилась. Если я правильно помню, пуля вылетает из ствола со скоростью около семисот футов в секунду и может пролететь пятьсот с лишним ярдов. При взрыве, посылающем пулю вперед, вылетают огонь, дым, газ, горящие частички пороха. В целом малоприятная и вовсе не стерильная смесь. Опаленные места жгло так, словно кто-то поставил на них горячий утюг и забыл его выключить.

После того как Билли ушел, примерно час я провел в одиночестве. Потом вдруг появился Альф. Он вышел из-за бокса, к которому я был привязан, и остановился, глядя на меня. В руке у него был пластмассовый стаканчик.