Страница 10 из 18
Глава 3
Я отвез Ченчи в его офис и оставил его там наедине с телефоном вести мрачные переговоры с банком. Затем, переодевшись из шоферской формы в безликие брюки и свитер, я отправился сначала на автобусе, затем пешком к дому, где все еще могла продолжаться осада.
С виду здесь вроде бы ничего не изменилось. "Скорая" с тонированными стеклами все еще стояла у края тротуара на противоположной от дома стороне, карабинерские машины все так же парковались у тротуара как Бог на душу положит, все те же карабинеры в фазаньих формах жались к ним, телефургон выбрасывал во все стороны провода и антенны, и комментатор по-прежнему говорил что-то в камеру.
Дневной свет лишал зрелище драматизма. Люди привыкли. Теперь сцена была не пугающей, а мирной, люди двигались шагом, а не короткими перебежками. Стадо зевак начало уставать.
Окна на третьем этаже были закрыты. Я стоял в сторонке, засунув руки в карманы, взъерошенный, с местной газеткой под мышкой. Я надеялся, что у меня не слишком английский вид. Некоторые партнеры "Либерти Маркет" в гражданском выглядели совершенно сногсшибательно, но я всегда считал, что для меня малость ссутулиться и сделать праздный вид – лучший способ остаться незаметным.
Подождав немного и увидев, что ничего не происходит, я побрел прочь, разыскал телефон и набрал номер коммутатора в "Скорой".
– Энрико Пучинелли здесь? – спросил я.
– Подождите. – Послышался какой-то шепот, затем заговорил сам Пучинелли. Голое его звучал устало:
– Эндрю? Ты?
– Да. Как дела?
– Все по-прежнему. В десять я на час оставляю пост.
Я посмотрел на часы. Девять тридцать восемь.
– Где ты перекусываешь? – спросил я.
– У Джино.
– О'кей, – ответил я и повесил трубку. Я ждал его в ярко освещенном стеклянно-кафельном ресторанчике, в котором, насколько я знал, подавали макароны с милым выражением лица даже в три утра. В одиннадцать тут уже было полно посетителей, и я занял столик на двоих, заказав по порции феттучини, хотя сам есть и не хотел. Когда Пучинелли приехал, он с ужасом отпихнул от себя тарелку с остывшей едой и заказал яйца.
Он, как я и предполагал, пришел в гражданском. От усталости у него под глазами были синие круги, плечи поникли.
– Надеюсь, ты выспался, – саркастически сказал он.
Я слегка покачал головой, не говоря ни да, ни нет.
– Всю ночь у меня на шее сидели две важные шишки, – сказал он. Они не могут пошевелить своими зажиревшими мозгами насчет самолета. Ведут переговоры с Римом. Кто-то в правительстве, видите ли, должен решать, но никто из правительства не желает пожертвовать ради этого сном. Ты бы, друг мой, спятил от всего этого. Треп, треп, треп, а толку – ни хрена.
Я сделал сочувственный вид и подумал, что чем дольше затянется осада, тем лучше для Алисии. Пусть продлится, пока ее не выпустят. Пусть ОН, в конце концов, станет реалистом.
– Что говорят похитители? – спросил я.
– Да все те же угрозы. Девушка погибнет, если они вместе с выкупом не уйдут в целости и сохранности.
– Ничего нового?
Он покачал головой. Принесли яйца вместе с булочками и кофе. Он неторопливо съел их.
– Младенец проорал полночи, – произнес он с набитым ртом. – Басовитый похититель все время твердит его мамаше, что если тот не заткнется, то он его придушит. Это действует ему на нервы. – Он поднял взгляд. – Ты всегда говорил, что они больше грозятся, чем делают. Надеюсь, ты прав.
Я тоже надеялся. Вопящий младенец и терпеливого мужчину до белого каления доведет.
– Они что, покормить его не могут? – спросил я.
– У него колики.
Пучинелли говорил со знанием дела, и я рассеянно подумал о его семье.
Все наши дела в основном нашей личной жизни не касались, и лишь урывками, как сейчас я видел за личиной полицейского обычного человека.
– У тебя есть дети? – спросил я.
Он коротко усмехнулся, блеснув глазами:
– Три сына, две дочки, еще один ребенок... на подходе. – Он замолчал. – А у тебя?
Я покачал головой.
– Пока нет. Я не женат.
– Твоя беда. И твое счастье.
Я рассмеялся. Он неодобрительно засопел, словно я обидел его жену.
– Девочки вырастают и становятся мамами, – сказал он. Пожал плечами. – Случается.
Да, подумал я, мудрость проявляется в самых неожиданных случаях. Он покончил с яйцами и принялся за кофе.
– Сигарету? – спросил он, вытягивая коробку из кармана рубашки. Забыл. Ты же не куришь. – Он щелкнул зажигалкой и с глубоким облегчением закоренелого курильщика вдохнул полной грудью. Каждый отдыхает по-своему мы с Ченчи находили то же самое в бренди.
– Похитители этой ночью говорили с кем-нибудь еще? – спросил я.
– В смысле?
– По рации.
Он резко поднял свое тонкое лицо, и семейный мужчина тут же исчез.
– Нет. Говорили друг с другом, с семейством заложников, с нами. Ты думаешь, у них была рация? Почему ты так думаешь?
– Мне интересно, не связывались ли они со своими дружками, которые удерживают Алисию.
Он сосредоточенно подумал и резко покачал головой.
– Эти двое время от времени говорили о том, что случилось, но так, как будто разговаривали друг с другом. Если они говорили по радии и не хотели, чтобы мы об этом узнали, то они очень умны. К тому же они должны были догадаться, что мы их уже подслушиваем и слышим каждое их слово. – Он еще немного подумал над этим и наконец еще решительнее покачал головой. – Нет, они не умники. Я всю ночь их слушал. Они злы, перепуганы и... – Он поискал понятное мне слово:
– Это обычные люди.
– Средние?
– Да. Средние.
– Все равно, когда ты возьмешь их; ты их обыщешь? Вдруг у них есть рация?
– Ты лично хочешь знать?
– Да.
Он оценивающе посмотрел на меня.
– О чем ты умалчиваешь? – спросил он.
Я умалчивал о том, что Ченчи так горячо хотел сохранить в тайне, а Ченчи ведь платит мне. Я мог бы посоветовать ему откровенно поговорить с местными властями, но и только. Идти наперекор желаниям клиента – самая худшая вещь для бизнеса.
– Я просто интересуюсь, – невинно сказал я, – знают ли те, кто стережет Алисию, что тут творится.
– Подождем – узнаем, – сказал он. – Похитители не могут торчать в доме вечно. В конце концов выйдут.