Империя мечты

Конечно же, центральное место всему этому действу отводилось их королевским величествам, включая прекрасных дочерей.

Аристократы были одеты, как один, в камзол с яркой позолотой, а дамы в их сопровождении в пышные платья из материй высочайшего качества, сдобренных украшениями из драгоценных материалов и камней, что присутствовали повсюду, где возможно: на запястьях рук и их нежных пальцах, на шее стройной молодой и не очень, и вот на этих платьях, как символ высшей знати и, конечно, богатства. Вот он – аристократический дух Кранции!

Был он среди них, как одинокий ворон посреди стаи павлинов. Таким сереньким и убогим казался его кожанный мундир, который он никогда ничем не украшал. Этим он следовал великому предку, дух которого старался с самых малых лет впитать всего в себя.

Может быть, ради посмешища пригласили его сюда? Может, это всё козни старшей дочери короля, о которой так лестно отзывается его дед по материнской линии. Но знает ли он истинную суть своей одарённой ученицы? Одно дело – постигать науку, но другое дело – вставать на королевский путь, предназначенный с рождения. Уж там другие, совсем другие правила.

Но скорее всего дело было не так, далеко не так, как он представил себе чуть раньше. На шее Ламилии красовались подвески, которые он дарил в знак большого уважения и почитания. Королева так же не преминула воспользоваться его подарком, преподнесённым от искренней души. Указательный палец её правой руки украшал перстень с густо-красным рубином в оправе. Отметив такую радость в душе, он повернулся к той, что заставила таки впасть его в некоторое состояние раздумий и непонятно ещё чего. Но…

«О, чертовка! Что, она тоже хочет превратиться в серую ворону посреди всего этого великолепного сборища аристократов, что так и соревнуются меж собой обладанием тех или иных украшений? Или же она хочет ещё раз обойти его на вираже? Но если так, то это удаётся ей сполна. Удивила, да ошарашила и довольна лукавая душа королевской бестии. А ведь умудрённа в постижении наук. Скорее это лишь внешняя сторона, в будущем так необходимая в этом нелёгком пути правителя столь величественного государства. А что он знает о стороне внутренней?» – так и завихрились мысли в голове молодого хана, завидев такой старшую дочь короля, саму принцессу Алинию.

Вряд ли мог знать, предполагать хан Аурик, что ждала этого бала Алиния, готовилась к нему. Но в стремлении таком она была не одинока, далеко не одинока.

Ламилия примеривала подвески, сей дар молодого хана, так тщательно, что так и оборачивалась перед зеркалом, как бы вообразив из себя самую достойнейшую из всех аристократок величественной Кранции. Ох, юная принцесса! И она туда же, куда и более взрослые представительницы, что ни на есть, самых сливок общества. Уж кто-кто, а они в такой тщательности подхода ни в чём не уступали её младшей сестре, так и искрящейся от непомерной радости…

Так вот в чём превосходила Ламилия всех остальных, предавшихся такой неуемной суете, так это в том, что украсится она сей даром молодого хана, которого нет ни у кого, кроме, разве что, старшей сестры. А она, оседлавшая или благородного коня высоких, уж чересчур высоких, нравов, или же столь упрямого осла надменности, похоже, и не собирается примеривать что-либо, и особенно вот этот искренний дар хана неведомых земель. Наслушалась всяких россказней о нанголах, начиталась о них в разных толстых книгах, этаких кладезях мудрости, от которых и оторваться не может. Ну что ж, пусть учённость будет верной спутницей её. Даже мать-королева и то примеривает сей перстень с густо-красным рубином в оправе.

На королевский бал принцесса Алиния пришла без каких-либо изысканных украшений, удивив тем самым многих, а то и всю аристократию. Но разве могло вот это касаться её души (которую волнение и трепет охватили не менее других, а может и более…) стремящейся в одном – удивить, но только одного человека.

Королевские балы всегда были похожи друг на друга, будто две капли воды (всегда одно и то же), но в этот раз было другое, совершенно другое, что отражалось на настроениях у всех, особенно касательно вот этих неугомонных представительниц прекрасной половины аристократии. Уж они-то старались вовсю и во всём наводить шик и блеск привлекающий, начиная от изысканного гардероба и кончая теми же изысканными свойствами многообразного кокетства, всяких ужимок и иных умелых приспособлений, так и уводящих разум другой сильной половины аристократии на саму обочину наезженной дороги благорассудства. Но ведь бывали и будут всегда на этих пышных балах послы иноземных государств, да и более высокие особы королевских кровей, да и сегодня они присутствуют, но вот такой-то ажиотаж и не властвовал никогда над душами аристократок, аристократов.

Не надо было задавать какой-либо вопрос по поводу такого загадочного преображения, ибо никакой загадки и не было в помине, что явилось посылом такой вот сумятице чувств, а сам же ключ ответа доверительно лежал на поверхности, что и не утаить. Хан нанголов явно покорил бушующим пламенем кроткие сердца этаким выражением благородной внешности, что, по всей вероятности, и служило полным отражением всей внутренней сущности. И это было точное попадание в истину.

Конечно же, откуда мог предположить этот молодой хан такое уж повышенное, как никогда, внимание всех собравшихся, впервые посещая подобное мероприятие, о существовании которого и не подозревал, помыслить не мог. Вот так, искренними вздохами внутреннего свойства прекрасной половины аристократии, и был обставлен его приход, когда он, будто в нерешительности, вошёл в великолепный зал. Но недолго длилось у него это состояние, защитившись мгновенно такими прочными доспехами, что, ни на есть, бравой наглости, составляющую саму основу успеха. Да иначе и не могло быть по его разумению. На чужбине всё чужое могло сулить некий подвох. Оказавшись в стае волков, уподобляйся им.

Но, возможно, спустя некоторое время, да и раскрылись перед ним те самые двери неведомой интуиции, и понял он, как обмануты, были его чувства в предверии некоего подвоха в стане не врагов, но чужаков. Всего такого и близко не было. Потому и снял он кое-какие доспехи наглости, впуская в душу свою некоторую толику раскованности. Восторженный взгляд, что так и сочился из глаз младшей дочери короля; да и благодушие самой королевы, что так же присутствовало явно на поверхности, настроили таки его вот на такое пребывание духа.

Не замедлил он, гонимый ли волей или нет, но взглянуть на старшую дочь короля. Всё та же непоколебимость взгляда холодных глаз. Но неужели они – глаза принцессы ещё вчера, в конце торжественного приёма, таким вот вулканом исторгли ох целый фейерверк искрящихся огней и такого, же, тепла, так и прорвавшихся от самых глубин неведомой души. О, королева переменчивости! Истинная бестия!

Заиграла музыка. Герцоги, графы, бароны приглашали прекрасных представительниц вершины общества на плавный танец аристократии. Высокое искусство галантности, тончайшего по своей изысканности, было продемонстрировано каждым из них в этом сложном ритуале самого приглашения.

Совершенно юный барон составил пару Ламилии, младшей дочери короля, чья девичья юность только и вырастала из коротких штанишек беззаботного детства. Ну, а старшую дочь короля, принцессу Алинию, по данным годам пребывавшей в самом, что ни на есть, соку, в таком расцвете юности, но всё же умудрённую не по летам своим таким вот, порой и непосильным, грузом самой учённости, данной ей учителями и толстыми книгами библиотек, приглашал на сей танец величавости сам герцог Ронтанский, к которому король как-то и не питал особых симпатий, равно как и королева. Но ведь бал диктует свои условия…

Под звуки флейты, духовых и скрипичных инструментов, чарующе плавно, ведомая лишь грацией, двинулась вся эта процессия, которую возглавляли сам король и королева, по кругу, вдоль росписных колонн и стен, украшенных полотнами искусснейших мастеров художественного дела, будто строгий строй статных лебедей, плывущих торжественно в какой-нибудь тихой заводи.