Расследование

Другие газеты начали именно с клуба. «Ваши комментарии?» – спрашивали они.

«Рад до умопомрачения, – отвечал я. – Можете на меня сослаться».

Настоящие друзья звонили и поздравляли, а псевдодрузья звонили и говорили, что они никогда и не верили, что я мог быть в чем-то таком замешан...

Большую часть дня я пролежал на полу в гостиной, с подушкой под головой, и проговорил по телефону, а Роберта ходила вокруг, переступая через меня, и наводила порядок.

Наконец она отряхнула пыльные ладони о свои черные брюки и сказала, что, пожалуй, на сегодня хватит. Квартира выглядела, словно никакого погрома не было, и я согласился, что действительно на сегодня достаточно.

– Не желаете ли опуститься до моего уровня? – осведомился я.

Она спокойно ответила:

– В каком смысле – буквальном, метафорическом, интеллектуальном, финансовом или социальном?

– Я хотел предложить вам присесть на пол.

– В таком случае я согласна, – спокойно отозвалась она. И грациозно опустилась рядом со мной, скрестив ноги.

Я не мог сдержать улыбки. Она дружелюбно улыбнулась в ответ:

– Когда я пришла к вам на прошлой неделе, я вас до смерти боялась.

– Что-что?!

– У вас был всегда такой надменный вид. Крайне неприступный.

– Это вы обо мне... или о себе?

– О вас, о вас, – с удивлением сказала она. – В вашем присутствии я начинала страшно нервничать. Немножко актерствовала, чтобы это скрыть...

– Ясно, – медленно сказал я.

– Вы, конечно, самый настоящий кактус, но... вообще-то начинаешь думать о людях иначе, когда они льют кровь на твое парадное платье.

Я сказал было, что в таком случае я готов проливать кровь на ее платья хоть каждый день, но в этот момент зазвонил телефон. Это был старик Стрепсон, предвкушавший долгую приятную беседу о шансах Кормильца и Фунта Изюма.

Роберта наморщила нос и поднялась с пола.

– Не уходите, – сказал я ей, закрыв трубку рукой.

– Пора. Я и так слишком засиделась.

– Подождите, – сказал я. Но она помотала головой, забрала из ванной свой желтый плащ и стала его натягивать.

– Привет, – сказала она.

– Подождите...

Но она коротко махнула рукой и вышла. Я с трудом поднялся на ноги, пробормотал в трубку: «Сэр, подождите минуту», – и запрыгал без костылей к окну. Когда я его распахнул, Роберта посмотрела на меня. Она стояла во дворе, завязывая на голове платок. Дождь прекратился.

– Завтра приедете? – крикнул я.

– Завтра не могу. Еду в Лондон.

– А в субботу?

– А вы хотите?

– Да.

– Попробую.

– Пожалуйста, приезжайте.

– О! – Она внезапно улыбнулась такой улыбкой, какой я еще не видел у нее. – Ладно!

При всей моей беспечности в смысле входной двери я не бросал без присмотра то, что заинтересовало бы потенциальных воров. Если бы у меня и было пятьсот фунтов, я вряд ли оставил бы их валяться на виду, как было запечатлено на снимке.

Когда я занимался переоборудованием старого сеновала в квартиру, то сделал кое-что сверх того, что требует мода. За шкафом в кухне, где хранились такие ценные в хозяйстве вещи, как стиральный порошок и средство от мух, был встроен сверхнадежный сейф. Он открывался с помощью не ключей или цифровых комбинаций, а электроники. Изготовители вместе с самим сейфом доставили и маленький ультразвуковой передатчик, который посылал радиосигналы, с помощью которых и отпирался сейф. Я сам устанавливал их – сейф за шкафом в кухне, передатчик в фальшивом днище шкафа. Даже если бы кто-то обнаружил приемник, он должен был отыскать еще и сейф, а также знать, на каких частотах должен работать приемник, чтобы запор открылся.

Поистине, «Сезам, откройся!». Я всегда любил хитрую механику.

В сейфе, кроме денег и скаковых трофеев, было несколько антикварных серебряных вещиц, три картины, две статуэтки, чашка с блюдцем мейсенского фарфора, табакерка эпохи Людовика XIV и четыре не-ограненных алмаза общим весом в двадцать восемь каратов. Это была, так сказать, моя будущая пенсия, завернутая в зеленое сукно и неуклонно повышавшаяся в цене. Жокей, выступающий в стипль-чезах, мог отправиться на пенсию после очередного падения, а если ты ухитрялся дожить в седле до сорока лет, это уже был предел.

Там же хранился поистине бесценный кусок чугуна с полукруглым отверстием. К этим несметным сокровищам я добавил и конверт, полученный от Ферта. Расставаться с ним мне было еще рано.

Запирать входную дверь не хотелось: нужно спускаться по лестнице вниз, карабкаться обратно, а потом совершать такое же путешествие утром, чтобы отпереть ее. Поэтому я оставил дверь открытой, ограничившись тем, что в ручку двери гостиной вставил стул.

Вечером я позвонил Ньютоннардсу в его розовый дом в Милл-Хилле.

– Привет, – сказал он. – Значит, получили назад лицензию? Сегодня только об этом и говорили.

– Да, это великая новость.

– Что же заставило милордов изменить первоначальное решение?

– Понятия не имею... Слушайте, а вы больше не встречали того типа, который играл у вас Вишневый Пирог?

– Как ни смешно, но я видел его как раз сегодня. После того как узнал, что вы снова на коне. Я и решил, что он вас больше не волнует.

– Вы случайно не выяснили, кто он такой?

– Случайно выяснил. Скорее чтобы удовлетворить собственное любопытство. Достопочтенный Питер Фокскрофт. Вам это имя что-нибудь говорит?

– Брат лорда Мидллберга?

– Да, так мне и сказали.

Я усмехнулся про себя. Ничего сверхъестественного в том, что Крэнфилд отказался назвать имя своего таинственного приятеля. Обычное карабканье вверх по социальной лестнице. Конечно, он может подняться на одну ступеньку, используя в качестве курьера достопочтенного П. Фокскрофта, но скатился бы на пять, если бы имя Фокскрофта всплыло на расследовании.

– У меня еще один вопрос... не могли бы вы... не были бы вы так любезны оказать мне еще одну услугу?

– Все зависит от того, что именно. – Ответ осторожный, но не отрицательный. Хитрый, повидавший виды тип.

– Я могу предложить взамен очень немногое.

Он хмыкнул:

– Заранее предупреждаете не ждать от вас подсказок, когда будете выступать на битом фаворите?