Страница 56 из 80
– Но они уже сделали одну попытку.
– Им ничто не мешает поставить еще одну ловушку, сюрприз, – возразил я. – Тем более что штука с зеркалом, даже если бы мы не заметили его, не очень надежна Она слишком зависит от солнца. Да, знаю, по радио передали, что будет хорошая погода. Однако одно-единственное проплывшее облако может все испортить. Уверен что у них в запасе есть и другие фокусы.
– Очень оптимистично, – проворчал Чико.
Он повел Ривелейшна вдоль дороги к фургону, чтобы спрятать его там, и долго не возвращался. Вернувшись, он сказал:
– Я обошел всю конюшню, и хоть бы одна душа остановила меня и спросила, мол, как ты сюда попал? У них что, вообще нет никакой охраны? Уборщицы ушли домой, а в столовой стряпала какая-то женщина. Она сказала, что я пришел слишком рано, обед будет готов к половине седьмого. Вокруг трибун пусто.
Солнце почти спустилось к горизонту, к вечеру становилось прохладно. Мы мерзли и ежились в свитерах.
– Ты догадался, что зеркало установлено, еще до того, как начал прыгать через барьеры, – заметил Чико.
– Это было вполне вероятно, вот и все.
– Но ты же мог спокойно ехать вдоль ограды параллельно шоссе и заглядывать в каждый сад, как мы и сделали потом. А ты вместо этого зайцем скакал по ипподрому.
– Все правильно, – вяло улыбнулся я. – Я же говорил тебе: поддался искушению.
– Псих. Ты же должен был знать, что упадешь.
– Разумеется, я не знал. Зеркало могло не сработать так эффективно. Но всегда полезно проверить теорию на практике. И кроме того, я хотел проехать по скаковой дорожке. У меня было бы отличное оправдание, если бы меня остановили. Это было грандиозно. И заткнись.
– Ладно. – Чико засмеялся и отправился в очередной обход.
Пока его не было, я без бинокля глядел на ипподромное поле – оно застыло в неподвижности.
Чико тихо вернулся и сел рядом со мной.
– Все спокойно.
– И здесь ничего.
Он искоса взглянул на меня.
– Ты так же плохо себя чувствуешь, как выглядишь?
– В этом нет ничего удивительного. А ты?
– Хуже. – Он осторожно потрогал бровь. – Гораздо хуже. Чертовски не повезло, что он попал тебе в живот.
– Он ударил в живот нарочно, – лениво проговорил я. – И этим выдал себя.
– Как это?
– Это показало, что он знает, кто я. Зачем бы ему нападать на нас, если мы обыкновенные служащие ипподрома, которые пришли посмотреть, нельзя ли передвинуть зеркало? Но когда он разговаривал со мной, он догадался, кто я, и понял, что никакими плакатами нам мозги не запудрить. А он не того сорта человек, чтобы спокойно уйти и не расплатиться с теми, кто встал у него на пути. Он специально целил в больное место.
– Но как он узнал?
– Это он послал Эндрюса в офис, – ответил я. – Он – тот человек, которого описывал Мервин Бринтон: высокий и сильный, начинающий лысеть, с крупными веснушками на руках, с выговором кокни. Он запугивал Бринтона, и он послал Эндрюса за письмом, которое, как он считал, находится в офисе. Эндрюс знал меня, и я знал его. Он, должно быть, вернулся и сказал нашему большому другу Фреду, что выстрелил мне в живот. О моей смерти в газетах не сообщали, поэтому Фред сделал вывод, что я остался жив, и тут же решил избавиться от Эндрюса. Думаю, он тут же отвел этого жалкого червяка в Эппинг-Форест и бросил на съедение птицам.
– Ты думаешь, – медленно проговорил Чико, – что револьвер, из которого сегодня стрелял Фред, тот же самый? Поэтому ты хотел достать пулю?
– Правильно, – кивнул я. – Я хотел захватить револьвер, но не удалось. Если я собираюсь остаться на этой работе, тебе, дружище, придется давать мне уроки дзюдо.
– С одной-то рукой!... – Он с сомнением оглядел меня.
– Изобрети новый вид спорта, – улыбнулся я. – Однорукая борьба.
– Я возьму тебя в наш клуб, – сказал Чико. – У нас там есть старый японец, который обязательно что-нибудь придумает.
– Договорились.
В дальнем конце ипподрома появился фургон с лошадью, свернувший с лондонского шоссе и направившийся прямо к конюшне. По-видимому, прибыл первый участник завтрашних соревнований.
Чико пошел посмотреть.
Я сидел в сгущавшихся сумерках, смотрел на тихий ипподром, на котором ничего не случилось, ежился от холода и от проснувшейся боли в кишках и мысленно проклинал Фреда. Не Лео. Фреда.
Их четверо, думал я. Крей, Болт, Фред и Лео.
Я видел Крея. Он знает меня как Сида, презираемого нахлебника в доме отставного адмирала, которого Крей встретил в своем клубе и у которого провел уик-энд.
Я видел Болта. Он знает меня как Джона Холли, продавца в магазине, который хотел выгодно вложить деньги, полученные в подарок от тети.
Я видел Фреда. Он знает мое полное имя, то, что я работаю агентстве, и то, что я занимаюсь Сибери.
Не знаю, встречался ли я с Лео. Но Лео мог меня знать. Если он имеет какое-нибудь отношение к скачкам, он определенно знает меня.
До тех пор, пока они не соединят всех этих разрозненных Сидов и Холли, мое положение более или менее безопасно. Но есть у меня такая особая примета, как недействующая рука, которую Крей вытаскивал из кармана, Фред мог видеть в саду, Лео мог заметить в течение тех дней, когда я, выполняя обещание, данное Занне Мартин, держал ее у всех на виду – ведь Занна Мартин работает у Болта. «Прямо карусель», – подумал я.
Из темноты материализовался Чико.
– Это Пинг-Понг, он бежит завтра в первом заезде. С ним конюх. Больше нигде никого. Я имею в виду, на трибунах. Теперь мы уже можем идти.
Было почти шесть, я согласился и стал тяжело подниматься.
– Этого Фреда, – начал Чико, подавая мне руку, – по-моему, я уже видел. Я вспомнил. Уверен, что видел. На скачках. Он не работает у букмекеров или у кого-то еще – просто ошивается. Мелкий жулик.
– Надеюсь, что он не ляжет на дно.
– А с чего бы ему ложиться? – серьезно возразил Чико. – Ему и в голову не приходит, что ты связываешь его с Креем или с Эндрюсом. Ты поймал его всего лишь на том, что он хотел повесить на дерево плакат. На его месте я бы спал спокойно.
– Я назвал его Фредом.
– Ах, да! – воскликнул Чико. – Точно.
Мы вышли на шоссе и направились к фургону Марка Уитни.