Крысиные гонки

Двести тысяч фунтов стерлингов... Я бессмысленно уставился в пространство. Двести тысяч фунтов стерлингов, если герцог умрет. Повод такой соблазнительный, что совратит и святого.

Двадцать восемь тысяч, взносы, собранные с клиентов, – это только начало. Наживка. Главный выигрыш – после смерти герцога.

Наследникам придется заплатить. Точнее, юному Мэтью. Бумаги составлены по всем требованиям закона, с подписями свидетелей и печатями нотариусов. Карти-Тодд предусмотрительно обеспечивал себе сто процентов. Ему не составит труда получить у наследников эти двести тысяч. Дело несложное.

“Он не станет терять зря времени”, – подумал я. Не будет дожидаться, когда поступят заявления от родственников погибших в катастрофе. После смерти герцога ему выплатят двести тысяч почти сразу. Потому что, по соглашению, эти деньги считаются как бы долгами герцога и уже не входят в его состояние. Ему даже не придется ждать официального утверждения завещания. Если бы Карти-Тодду удалось отсрочить выплату премий, он бы удрал и с деньгами герцога, и с деньгами фонда.

Я положил бумаги в папку, а папку – в ящик. Ящик закрыл. Тихонько. Слышались только глухие удары сердца.

Второй ящик. Большая металлическая коробка. Ее можно открыть, не вынимая из шкафа. Открыл. Места много, но содержимого мало. Вата, крем для лица, клей и полуиспользованная коробка с театральным гримом. Я закрыл крышку. Закрыл ящик. Все, что я и ожидал.

Нижний ящик. Я нагнулся. Две маленькие квадратные жестянки. Одна пустая, другая полная и тяжелая, и крышка обмотана изолентой. Я заглянул в нее, и у меня перехватило дыхание, будто лошадь лягнула в лицо.

В ней было все, чтобы сделать радиобомбу. Соленоиды, передатчики, взрыватели, батарейка и маленький контейнер с порохом. Взрывчатка, аккуратно завернутая в тонкую фольгу.

Я посмотрел на маленькую жестянку. Сел на корточки, В голове звучали слова высокого следователя: чем плотнее упакована взрывчатка, тем сильнее будет взрыв.

Решил не открывать. Холодный пот выступил у меня на лбу. Капля шлепнулась на пол.

С большой осторожностью я закрыл нижний ящик, но понял, что это глупо, если вспомнить, как я наклонял весь шкаф, чтобы открыть его. И кроме того, Карти-Тодд не пошлет сигнал и не устроит взрыв в помещении, где лежат такие ценные бумаги прямо рядом с бомбой.

Я вытер рукой лицо. Встал. Сглотнул. Я нашел все, ради чего пришел. Все, кроме одной вещи. Оглядел офис. Должен быть еще шкаф, где можно спрятать что-то большое...

В углу, за столом Карти-Тодда, была дверь. Я решил, что она связывает офис с комнатой секретаря. Подошел к ней. Подергал ручку. Заперто.

Я вышел из офиса и направился в комнату секретаря. Там была дверь в офис, но закрытая. Ни замочной скважины, ни ручки я не заметил. Дальше гладкая стена. Тогда я понял. Это стенной шкаф. А дверь со стороны офиса.

Вернувшись в офис, я остановился возле двери, обдумывая, что делать. Если я взломаю ее, он узнает, что кто-то был здесь. Если не взломаю, то буду только догадываться, что там внутри. Вещественное доказательство мошенничества подтолкнет следственную комиссию к действию. Вещественное доказательство заставит герцога аннулировать соглашения или, во всяком случае, так переписать их, чтобы они не звучали смертным приговором...

Карти-Тодд не ждал неприятностей. Он оставил ключ от стенного шкафа в стакане с ручками и карандашами. Это был единственный ключ, который я там обнаружил, и он подошел.

Открыл дверь стенного шкафа. Визгливо заскрипели петли, но я был слишком поглощен открывшейся картиной, чтобы обратить на это внимание.

В шкафу был он. Мистер Эйси Джонс. Костыли прислонены к стене. Гипсовая повязка на полу. Я поднял ее и стал рассматривать. Очень похоже на гипсовый ботинок без подошвы. Можно сунуть ногу, ступня останется голой, а под ней – металлическая скоба для поддержки всей конструкции. Еще там были зажимы, стягивавшие повязку вокруг ноги. Всовываешь ногу в гипсовый башмак, застегиваешь зажимы – и готово. Можно считать, что лодыжка сломана.

Эйси Джонс всей силой голоса работает на процветание фонда.

Эйси Джонс, или Карти-Тодд. Мошенники, наживающиеся на легковерных, – лучшие в мире актеры.

* * *

Я не услышал, как он вошел.

Положив повязку-башмак на пол, туда, где она лежала, я начал закрывать шкаф, когда краем глаза увидел, что он входит в комнату. Я не закрыл за собой дверь офиса, когда вернулся из комнаты секретаря, поэтому у меня не осталось и секунды, чтобы приготовиться к встрече.

Лицо у него окаменело от бешенства, когда он понял, что я все видел.

– Пилот, который лезет не в свои дела, – буркнул он. – Когда герцог сказал, что дал вам ключ... – Он замолчал, потому что от ярости потерял дар речи. Теперь в его голосе не осталось и следа от итонского выговора Карти-Тодда или австралийского акцента Эйси Джонса. Это был обыкновенный английский. У меня мелькнула мысль: интересно, откуда он взялся и кем был на самом деле?.. В нем уживалась тысяча различных лиц, по одному на каждое преступление.

Немигающий взгляд бледных серовато-голубых глаз за массивными очками был страшен испепеляющей ненавистью. Белые ресницы, несоответствие которых заметил Мэтью, придавали его глазам безумную, фантастическую безжалостность. Решение, которое он принял, было явно не в мою пользу.

Он сунул руку в карман брюк и молниеносно вытащил ее. Раздался резкий щелчок. Я уставился на нож, который появился в его руке, и вздрогнул от ужаса, вспомнив Руперта Тайдермена, выброшенного под насыпь железной дороги...

Он сделал шаг назад и, закрывая, пнул ногой дверь офиса. Я кинулся к каминной полке, надеясь найти там что-нибудь – фотографию, коробку для сигар, пепельницу, – чтобы использовать как оружие или щит.

Я даже не успел протянуть руку, потому что он не собирался ударить меня ножом.

Он бросил его.