Страница 5 из 16
– Тем более, не наше дело, – проворчал катадер гвардейцев.
И подозрительно покосился на своё любимое Величество, что выросло в одной с ним гвардейской казарме.
– Жаль Фураха, – не разочаровал его старый друг и король. – Но это и вправду не наше дело. Мы не станем вмешиваться. Тем более что Джидиштан, как погляжу, вполне довольна.
– Да её так и распирает! – презрительно бросил Унбасар. – Мнит, что вскоре…
Катадер вовремя заткнулся, дабы не получить королевским локтем под дых. А то и в рожу.
От мысли, что эта спесивая кривляка с пудрой вместо мозгов может стать его королевой, у Саилтаха заныло под ложечкой. Да, такова незыблемая традиция. Да, он исполнит, что должно, если дочь Джидиштан и впрямь та самая избранная, которую так ждут Лиатаяны. Да, мать избранной станет его королевой, но…
Оглушённый дерьмовой перспективой жених покосился на Астата – тот едва заметно покачал головой. Нет, он не станет избавлять горячо любимого монарха от такой напасти. Потому как бесполезно. Лиаты возьмут свою девчонку. А по договору между ними и людьми ни за что не позволят лишить её мать жертвенного приза: не позволят её убить. Случись же такое, вслед за королевой на погребальный костёр отправится и её привередливый муженёк.
Бывало уже – в истории запечатлено. Кровавый же круговорот, вызванный сменой династии, никому, кроме мародёров – и, конечно же, Империи – пользы не принесет. Так что…
– Не станем останавливать, – окончательно решил король, бессовестно надеясь, что дочь его Фураха и впрямь надул какой-то мистификатор. – Поглядим, чем оно всё кончится.
– Возможно этим, – Астат безжалостно ткнул пальцем в толстую молоденькую крестьянку.
И подумал, что её лицо пригодно лишь распугивать им диких кабанов, что поганят посевы.
– А и пусть, – заупрямился король. – Я тоже не красавец. А у этой хотя бы глаза добрые. Только страшно испуганные. Слушайте, мужики, жалко девку.
– Всех пятерых, – жёстко ответил наштир. – Даже Джидиштан, хоть та и не осознает, на что обрекла свою девчушку.
Тут уж всем резко расхотелось трепаться. Мрачно и настороженно трое мужчин смотрели, как пять молодых женщин дотелепались до каменной лестницы. Как остановились, прижимая к себе своих малышек четырёх-шести лет от роду.
Если ты мужчина, а не хвост собачий, вся твоя душа рванёт на выручку таким приговорённым. Если же ты король – сумрачно размышлял Саилтах – будешь стоять, как прикованный, на своём месте. И смотреть на всё, не коснувшись оружия даже мысленно. И что у него за собачья жизнь?
Глава 2
Рядом с Джидиштан у лестницы остановились пара крестьянок и две горожанки. Все настолько разные, что таким тесным кружком могли собраться только здесь.
У высокородной Джидиштан лицо светилось высокомерной самоуверенностью. Крестьянки тупо ужасались тому, о чём знали лишь по страшным сказкам. А вот обе горожанки явно осознавали, чего бояться – наверняка образованные. Но, вели себя по-разному. Одну буквально колотило от страха: она вынужденно присела прямо на землю, чтобы не рухнуть и не уронить спящую дочурку. Вторая стояла неподвижно и неестественно спокойно, что-то нашёптывая своей девочке. Та тоже вела себя, как ни в чём не бывало. Не обращала ни малейшего внимания на поскуливания крестьянских дочерей, напуганных непонятным страхом матерей.
Саилтаху вдруг страстно захотелось увидать лицо гордой горожанки. И он, в общем-то, имел на это право. Но идти сейчас туда, к той проклятой лестнице…
Нет, он не мог себя превозмочь и заглянуть в лица этих женщин. Честный мужчина и отважный воин – он смог бы многое, но только не одолеть неодолимое бессилие. Выхватить меч и броситься на Лиат – это равноценно броску за подвигом со скалы вниз головой. Точно так же, как подвиг не дождался бы его под скалой, так и женщины не дождались бы от него защиты. Демоны не станут его даже убивать – отшвырнут куда-нибудь, дабы не путался под ногами. И всю его гвардию разбросают, рвани та на подмогу своему королю.
– Начинается, – вырвал его из раздумий хриплый злой голос так же измученного бессилием Унбасара.
Король хмуро воззрился на верхнюю площадку лестницы. Там показалась очень старая, но всё ещё красивая женщина с прямой спиной и кроваво лучившимися глазами.
– Сама, – едва слышно шепнул Астат, плотней приникая к правому боку короля.
– Таилия? – задохнулся от возбуждения Унбасар.
И так же – как бы ненароком – зажал короля с другой стороны.
– Чего прилипли? – повёл тот плечами, стряхивая не в меру старательных подданных. – За придурка держите?
– Начнём, – прогудело во всех головах низким колокольным гулом.
Высокородная аташия Джидиштан первой шагнула к лестнице. Осторожно опустила на землю четырёхлетнюю дочурку в богато расшитом платье. Длинные полы широкой и по-женски длинной юбки не давали малышке шагу ступить по крутой лестнице. А её матери путь туда заказан: ничем не помочь. Девочка с трудом преодолела одну ступеньку, вторую. Вползла на третью, помогая себе руками. Начала карабкаться на следующую, и оступилась.
Джидиштан, было, кинулась помочь, но её с силой отшвырнуло прочь. А малышка неожиданно легко и плавно взмыла вверх. Она не испугалась, с любопытством разглядывая плывущую под ней лестницу. А потом так же спокойно вплыла в чёрную пасть пещеры за спиной самой старой из Лиатаян – та даже не шелохнулась.
Саилтах не мог бы сказать, сколько прошло времени в гнетущей тишине ожидания. Наконец, Таилия бесстрастно объявила:
– Не она.
И уставилась на толстенькую крестьянку. Та попятилась назад, разевая рот в безмолвном крике.
А перед лестницей продолжала торчать Джидиштан. Спокойная, как любующаяся из окна морем бездельница, подыхающая со скуки. Она с нескрываемым любопытством и всё той же самоуверенностью продолжала ожидать миг своего триумфа. Даже поправила волосы, дабы не испортить его нечаянной мелкой неряшливостью.
И вдруг эта полоумная звонко расхохоталась. Остальные женщины – все, кроме той сдержанной горожанки – пялились на неё с ужасом.
– Всё. Спятила, – зло выдохнул Унбасар и сплюнул.
– Астат, – холодно и внешне спокойно потребовал король. – Чтобы я больше никогда её не видел.
– Не увидите, – так же спокойно пообещал тот.
А крохотная пухлая крестьяночка, меж тем, плыла по воздуху к пещере. И орала так, будто её свежуют прямо на лету. Таилия шевельнула бровью, и малышка умолкла. Но, когда она исчезла в пещере, Джидиштан вдруг возмутилась такой наглостью. Кинулась вверх по лестнице, обещая спустить по ней старуху, что пренебрегла правами её дочери. Да ещё потащила вслед за ней какую-то грязную деревенскую…
– Не увидите, – повторил Астат, ничуть не стесняясь того равнодушия, что вызвала у него скатившаяся по лестнице высокородная аташия.
Убитая горем толстая крестьянка, беспрестанно воя, выпучилась на неподвижное тело, загородившее подход к лестнице. Потом обмякла и лишилась чувств. Из Лиаты вырвался огненный змей с безглазой мордой. С лёгкостью вытягиваясь, он добрался до тела Джидиштан и просто убрал его с дороги. Затем обвил лежащую крестьянку, поднял и осторожно перенёс подальше от пещеры: дотянулся аж туда, где несчастных ожидали королевские кареты.
Саилтах глянул на Астата, и тот немедля умчался отправить женщину домой, пока та не пришла в себя. Два дюжих мужика в крестьянских куртках с потерянными лицами, не сказав ни слова, запихнули её в карету.
Астат заторопился обратно к королю, от которого можно ожидать чего угодно. По пути он заметил, что дело у лестницы застопорилось, и ускорил шаг, до рези в глазах всматриваясь в происходящее. К его удивлению Таилия не торопила события, уставившись на ту самую горожанку, что вызвала его, да и королевское уважение.
Молодая невысокая хрупкая женщина, лица которой он толком не разглядел, что-то говорила дочке. Та стояла перед присевшей на корточки матерью и спокойно, понятливо кивала, будто слушала наставление не баловать и не пачкать платье. А Лиатаяна у пещеры и не думала их понукать – застыла статуей, которой некуда торопиться, имея в запасе века.