Осколки

Бомбошка кивнула.

– Мартин подарил мне видеокамеру на Рождество. Ею можно снимать любительские фильмы, но я еще не успела научиться ею пользоваться.

– А он хотя бы намекнул, что там было, на этой кассете, которую он записал для меня?

– Нет. Он ужасно старался, чтобы я ничего не знала.

Я покачал головой. Дело явно было безнадежное. Видимо, та кассета, которую украли из моего торгового зала, как раз и была кассета с тайной? Та, которую передали Мартину, Мартин передал Эдди, а Эдди передал мне? Однако, если те бродвейские воры – или один вор – просмотрели кассету (а у них была на это целая ночь), зачем им понадобилось десять часов спустя грабить дом Мартина?

Действительно ли на кассете, украденной у меня, содержались те самые тайные сведения?

Возможно, нет.

Было ли второе ограбление совершено другим вором, который не знал о предыдущем?

Ответов не было. Одни догадки.

Тут в «логово» ввалилась Мэриголд. Вид у нее был такой, словно она вот-вот развалится. За четыре года, прошедших с тех пор, как Мартин представил меня своей пышущей здоровьем теще, увеличенной копии его жены, я успел к ней попривыкнуть. Мэриголд могла бесконечно острить или, напротив, лезть в бутылку – все зависело от количества поглощенного ею джина. Но на этот раз сочетание газа с алкоголем привело ее в состояние «пожалейте меня!». И в самом деле, сейчас старушка внушала искреннюю жалость, а не мысль «поделом тебе!».

К Бомбошке первым прибыл не врач, а полиция. Дети Бомбошки описали костюм грабителя во всех подробностях, вплоть до шнурков в кроссовках. Он уставился на них из-под своей черной маски, навел оранжевый баллончик и выпустил каждому в лицо струю почти невидимого, но мощного тумана. И они потеряли сознание прежде, чем успели понять, что происходит. Отвечая на дополнительный вопрос, Дэниэл, старший мальчик, уточнил, что под черной маской на грабителе было надето что-то белое. «Видимо, самый обычный респиратор, – подумал я. – Чтобы самому не надышаться газа».

На Уортинггона напали первым, и он первым потерял сознание, а Бомбошку, сидевшую в «логове», усыпили последней. К тому времени, как появился я, газ, видимо, уже кончился – пришлось обойтись ударом по голове.

Уортингтон оказался прав: полицейские действительно не обещали найти пропавшие вещи. Однако Бомбошка не так сильно переживала из-за украденных записей с Мартином, как я того опасался: она сказала, что ей всегда могут сделать копии.

Не успели полицейские убрать свои блокноты, как ввалился Бомбошкин доктор. Извиниться он и не подумал – и вообще у него был такой вид, как будто он делает Бомбошке великое одолжение исключительно по доброте душевной.

Однако, когда доктор услышал, что баллончик с газом был оранжевый, он нахмурился и сделался куда внимательнее. Они с полицейскими попросили Дэниэла еще раз рассказать, как все было. На прощание врач посоветовал уходящим детективам искать людей, имеющих доступ к газу циклопропану, который выпускается в оранжевых баллонах и используется для анестезии, но весьма редко, потому что он легко воспламеняется и часто взрывается.

Затем доктор добросовестно заглянул каждому из членов семьи в глаза и в горло, тщательно прослушал всех через стетоскоп и наконец вынес вердикт: жить будут. Избавившись от всех официальных лиц, бедная Бомбошка рухнула на диван в кабинете и заявила, что она абсолютно измотана и нуждается в помощи. В моей помощи, естественно, – разумеется, Мартин попросил бы меня о том же самом.

Пришлось остаться и заняться домом, детьми и всем прочим. Это, видимо, избавило меня от еще одного удара по голове, потому что в ту же ночь в мой дом на холме вломились грабители и украли все, что хоть отдаленно напоминало видеокассету.

В понедельник с утра я поработал в мастерской, изготовив еще несколько небольших вещиц на продажу, а после обеда снова поехал на скачки в Челтнем (на такси). Мне надо было поговорить с Эдди Пэйном, помощником Мартина.

Эд или Эдди (его звали и так и так) сказал, что готов мне помочь, но помочь мне ничем не мог. Он все выходные размышлял над этим и – тут он стрельнул глазами куда-то мне за спину – так и не смог вспомнить ничего, кроме того, что уже рассказал мне в пятницу. Я подумал о том взаимопонимании, что на миг возникло между нами тогда, когда оба мы осознали, что мы потеряли. Но этот момент искренности миновал.

Разница между пятницей и понедельником состояла в наличии свирепой дамы лет сорока, которая стояла сейчас в паре шагов у меня за спиной. Эд представил мне ее как свою дочь. Он снова стрельнул глазами в ее сторону и, не шевеля губами, словно чревовещатель, произнес так тихо, что даже я еле расслышал:

– Вот она знает человека, который дал Мартину кассету.

– Что ты сказал, папа? – резко переспросила дама. – Повтори!

– Я сказал, что нам будет очень не хватать Мартина, – ответил Эдди. – Ну а мне пора в раздевалку. Почему бы тебе и не рассказать Джерарду – то есть мистеру Логану – то, что он хочет знать, а?

И он удалился с озабоченным видом. На прощание он виновато сказал мне:

– Ее зовут Роза. Она вообще-то хорошая девочка…

Хорошая девочка Роза обдала меня такой пламенной ненавистью, что я невольно задумался, чем же это я ей насолил – еще пару минут назад я и не подозревал о ее существовании. Роза была угловатая, костлявая, с волосами, которые обычно называют русыми, пережженными химической завивкой. Кожа у нее была сухая, усеянная веснушками, одежда висела мешком на тощем теле, но тем не менее в этой женщине чувствовалась незаурядная сила духа.

– Кхм… Роза… – начал я.

– Миссис Робинс! – не слишком любезно поправила она.

Я прокашлялся и попробовал начать сначала:

– Хорошо, миссис Робинс. Не хотите ли выпить кофе в баре или, может быть, чего-нибудь покрепче?

– Нет! – сказала она как отрубила. – И вообще, не суйте нос не в свое дело!

– Миссис Робинс, вы случайно не видели, кто передал Мартину Стакли пакет, завернутый в оберточную бумагу, на скачках в Челтнеме в прошлую пятницу?

Казалось бы, вопрос был самый простой. Однако миссис Робинс поджала губы, развернулась на каблуках и удалилась. По всему было видно, что возвращаться она не собирается.