Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 5 из 30



Радикал знает на уровне клеток, на уровне инстинкта, что эта реальность является реальностью апории. Фундаментально внутри этой реальности заложена несправедливость, заложен вызов, вызов его инстинкту, – инстинкту некой правды, которая глубоко укоренена в самом его сердце, в самых недрах его существа. И поскольку метафизика Традиции говорит о том, что реальность является реализацией всей полноты бесконечной возможности, для радикала открывается полярная альтернатива этому утверждению. Потому что в инстинкте отрицания того, что эта реальность является безусловным, совершенным утверждением, подразумевается, что в основе сущего, за пределами сущего, в корнях сущего лежит невозможное, лежит невозможность как главный motivant, как главная сверхидея, как некая «суперпрограмма» существования. А уже то, что состоялось видимым образом (манифестация, удовлетворение и так далее), – есть определённым образом сокрытие этой невозможности, есть тень этой невозможности, которая всегда является как бы негативной антитезой к тому, чего она тень. Есть свет – есть тьма. Если в основе лежит тьма, то мы – на свету. Но этот свет – это негатив от первозданной тьмы. То есть внутри сущего лежит именно невозможность как исходный принцип. И это сразу помещает радикала в полярную противоположность традиционалистской метафизике.

Мы представляем себе, что радикал является абсолютным рефлектирующим субъектом. В данный момент, в данной лекции, мы не говорим о том, что радикализм и Откровение теснейшим, интимным образом сопряжены, что радикализм невозможен без Откровения, что Откровение необходимо, потому что в нём открывается то, что не может быть дано ни в опыте, ни в созерцании, ни в догадках, ни в погружении в какие-то глубины, – то есть Откровение необходимо потому, что оно открывает то, чего нет в сущем. Мы об этом пока не говорим, выносим это за скобки: предполагаем, что радикал либо изначально уже получил Откровение, либо неким образом обходится без Откровения (выделим его в чистую схоластическую модель), он сам является «откровением», – это предполагает, что радикализм есть абсолютная рефлексия.

Что рефлектирует «абсолютная рефлексия»? Феномен того, что существует сознание как свидетель. Радикал сознаёт своё собственное сознание. Это условие его радикализма. Он может быть при этом атеистом, и «сознание собственного сознания» вызывает у него довольно большие проблемы, может быть, даже мучительные. Подозреваю, что радикалов из числа якобинцев (они правда были религиозными), эсеров, допустим, большевиков-ленинцев, – их страшно мучила эта тема, они никак не могли объяснить феномен собственного сознания, и поэтому они шли до конца в политическом действии: совершали теракты, убивали сатрапов. Потому что им нужно было снять постоянно зудящий, болезненный вопрос о собственном сознании.

Феномен сознания, когда он подлинным образом рефлектируется, обнаруживает свою абсолютную оппозиционность Бытию. Для традиционных метафизиков никаких проблем нет. Для Платона бытие, сознание, благо – это синонимы. Так же и для Гегеля: «Бытие есть абсолютная идея, в которой чистое Бытие и чистое Ничто тождественны». Но если это «абсолютная идея», то, собственно говоря, в этой «идее» решён вопрос свидетельствования и мысли, решён вопрос субъекта. Но он решён «как бы», он решён в кавычках, потому что, если бы Бытие действительно было сознанием, – оно никогда бы не сделало ни одного шага за пределы самого себя к противоречию с собой. То есть тезис никогда не сделал бы шаг в антитезис. Если бы изначально Бытие было сознанием, если бы оно было «идеей», то Бытие никогда бы не различилось само с собой. Это различение было бы невозможно, потому что подлинное тождество – это то тождество, из которого нельзя выйти. А если из этого тождества можно выйти, если можно его оставить и посмотреть назад на себя, на «то, из чего ты вышел», – это не тождество, это иллюзия тождества.

Для радикала существует абсолютное противостояние Бытия и сознания. Есть Бытие и есть сознание. Но каким образом есть сознание? Если проанализировать сознание, то сознание оказывается некой точкой даже не пустоты в каком-то таком буддийском или метафизико-традиционалистском смысле, а точкой чистого нетождества, точкой несовпадения ни с чем. Это как бы знак препинания. Идёт некий поток реальности, движется масштабная река, а где-то там со дна поднимается камень, который создаёт водоворот. Этот камень не тождественен стихии движущейся воды – он является противоположностью, фиксацией. Но это очень слабый пример, потому что камень материален, – он, конечно, противоположен реке по своим свойствам, но он материален.



Сознание абсолютно и реально – оно есть чистая апофатика. Оно не тождественно ничему и именно благодаря этому есть факт свидетельствования. Как амальгама зеркала, которая не даёт пройти лучам и создаёт феномен изображения. И сознание, таким образом, является контрсубстанциональным, антисубстанциональным, полярным ко всему, что, – тут главное, тут мы подходим к ключевому вопросу, – ко всему, что есть. Таким образом, сознание есть указание на то, чего нет. Но не таким образом, как у Парменида («небытия нет»), а именно указание на то, чего нет, и которое за счёт этого «нет» является центральной, утвердительной альтернативой, вокруг которой строится всё это Бытие, которое есть. Оно (Бытие) строится вокруг центра «точки отсутствия», «точки негатива», «точки апофатики», которая не где-то там, – как апофатические свойства Абсолюта, некоего Urgrund, первобездны, первоосновы, – нет. Эта апофатическая точка находится в центре, в центре нас самих. Эта точка внутри нашего сердца – непостижимое отсутствие, противостоящее всему.

Радикал начинается с того, что он «понимает», – «понимает» мы в кавычки берём. Мы уже говорим о том, что радикалы подвержены перипетиям исторического времени. Но мы рассматриваем радикала условного – как абсолютного рефлектирующего субъекта. И такой идеальный, «виртуальный» радикал, абсолютно рефлексируя, понимает, что он начинается с категорического тотального различения между Бытием и сознанием. Бытие есть, сознания нет. Вернее, сознание возникает из сличения того, что есть, с тем, чего нет. Сознание – это феномен встречи, столкновения Бытия как положенного сущего и тотального отсутствия. Но ведь это тотальное отсутствие не самостоятельно. Оно же не может просто так, из ниоткуда, возникнуть в человеческом существе, которое смертно, зависимо, определяется обстоятельствами и так далее. Откуда в нас эта точка апофатического нетождества? В собаке её нет, в лисе её нет, более того – её в ангелах, джиннах нет, её нет ни в каких существах. Она есть только в человеке. Это свидетельствование, которое присуще только человеку. Когда наш абсолютно рефлексирующий «идеальный» радикал сосредотачивается на этом, он обнаруживает, что эта точка апофатики напрямую связана с его инстинктом или подозрением о невозможном как основе реальности.

Я намерено говорю «реальности» (не «бытия» – ничего такого), потому что «реальность» выходит за рамки бытия, выходит за рамки любых гипостазированных проекций, – она даже не является сводимой ни к каким концепциям бесконечного, базы, основы, Urgrund, первоединого. То есть реальность – это то, что противостоит точке апофатики. Потому что эта точка апофатики, точка негатива, точка отсутствия внутри меня, противостоит не просто миру вокруг меня (стенам, лужайкам, цветам, звёздам), а она противостоит абсолютно всему, – она противостоит даже отрицанию меня самого. Она противостоит тому минусу, тому негативу бесконечному, который, как мокрая тряпка, с доски стирает всё. Она противостоит концепции бесконечного. Почему она противостоит концепции бесконечного, концепции непостижимого, любым переживаниям, самым мистическим опытам, – всему? Да потому что если все эти опыты, если все эти концепции открываются, то они открываются за счёт несовпадения с этой точкой. Если я знаю о чём-то, если я знаю об Абсолюте – значит, эта точка вне Абсолюта, значит, она ему противостоит, значит, Абсолют «не абсолютен», потому что ему ничего не может по определению противостоять.