Страница 2 из 7
Как-то, в субботу утром началась большая приборка, старпом вышел на бак разогнать курящих бездельников, и видит чуть приоткрытый люк в боцманскую кладовую. Попытался приподнять крышку люка – не поддается! Напрягся, приподнял, чуть заглянул внутрь и бросил, увидев там болтающийся на веревке труп матроса. С помощью людей, находящихся на баке, Райветера вытащили и уложили рядом с люком. Вызвали «скорую», а пока она едет, чтобы не терять времени, стали делать повешенному искусственное дыхание. Занялся этим мичман Володя Кобец, как наиболее взрослый и опытный из находившихся рядом мужчин. Володя проделывал манипуляции через носовой платок изо рта в рот, старался, но толку не было. Приехала «скорая», и врач, майор медслужбы констатировал смерть Райветера по меньшей мере десять часов назад, то есть вчера вечером. Кобец покрылся сеткой лопнувших капилляров на лице. Значит, он делал искусственное дыхание вчерашнему трупу! Как говорится, нервным, просьба не смотреть. Райветера увезли. Потом выяснилось, что у ГАС сгорели блоки генератора, ремонт стоил около 400 рублей (тоже не мало, но не смертельно). Но матроса уже не вернуть. Помню, как приезжала пожилая мать Райветера, как в кубрике ей показали аккуратно заправленную койку ее сына, как она любовно гладила ее своими морщинистыми руками, как рыдала над ней, и у матросов, стоящих здесь же в кубрике, на глаза наворачивались слезы. И кто виноват, спросите вы? Подумайте сами.
Глава 3
Родная гавань все ближе и ближе
Нам назначили пересдачу первой курсовой задачи. А что еще можно было ожидать? Опять бесконечные учения, тренировки, и уже никаких авансов. Кстати, отправлять на родину Райветера в цинковом гробу пришлось именно мне, как калининградцу. Были, конечно, моменты, но рассказывать о них не хочется. Кое – как, с горем пополам, наступив на горло собственной песне, экипаж сдал – таки первую курсовую задачу. «Повседневная организация корабля» уже и нам самим не казалась такой убогой, как раньше. Нам назначили учение по приемке ракетного боезапаса. И вот на корабле «Учебная тревога», я отправлен на причал с матросами, убирать листья, как офицер, не имеющий никакого отношения к ракетам. (Не в море же?) И наблюдаем картину. На ракетную установку подают первую зенитную ракету, точнее ее макет. Мы метем причал. На площадке пусковой установки командир ЗРБ, у него в руках микрофон. Ракета на пусковой. Ее надо спустить в погреб. И вдруг, ракета начинает незакономерно поворачивать на пусковой, перенацеливаясь с одного направления на другое. Потом «уставилась» в палубу ракетной площадки, как будто собирается выстрелить себе в ногу. Командира ЗРБ с площадки как ветром сдуло. Потом «боевая часть» (это же макет) соскальзывает вниз и надламывается, как спичка. Я своим «дворникам» на всякий случай скомандовал «Ложись!», и они послушно упали на бетон причала. «Ракету» сняли с пусковой, учение отменили. И нам в третий раз назначили пересдачу первой курсовой задачи. Далее, уже веселее. Первую задачу сдали на «хорошо». Это уже радовало. Потренировались в приемке всех видов боезапаса, и с первого раза сдали вторую курсовую задачу. Наконец-то нам дали выход в море. Пока что просто выйти, развить ход и вернуться в базу. Сходили. В приподнятом настроении вернулись. Машины у нашего корабля были что надо. В заводе все сделали на совесть. Пер наш БПК – только в путь! Приняли боезапас. Сдали третью курсовую задачу с первого захода. У нас уже был экипаж, а не орава! Мы уже испытывали гордость за наш постепенно выздоравливающий корабль! На мачте уже гордо развевался вымпел, говорящий, что мы в линии, что мы МОРЯКИ, а не пассажиры на своем корабле. В Североморск хотелось быстрее. Мы с командиром моей штурманской боевой части капитан-лейтенантом Шумовым Николаем Николаевичем вовсю корректировали навигационные карты, нанося на них ПРИПЫ и НАВИМЫ (Прибрежные предупреждения и Навигационные извещения мореплавателям). На дворе уже стоял ноябрь. Иногда шел небольшой снег. Погоды случались ветреные. Но мы уже без опаски выскакивали в полигоны на выполнение боевых упражнений. И упражнения выполняли минимум на «хорошо»! И вот, долгожданный приказ перейти в Североморск в начале – середине декабря 1979 года. Мы подобрались окончательно. В Балтийск пришел наш напарник по переходу, новенький сторожевой корабль «Задорный», только недавно построенный в Калининградском судостроительном заводе «Янтарь». С ним мы и должны были совершить переход, межфлотский переход из Балтийска в Североморск.
Глава 4
Операция «Аппендицит»
На борт прибыл старший на переходе начальник штаба бригады, в распоряжение которой мы поступали на Севере капитан 2 ранга Попов Павел Ильич. И где- то числа 7–8 декабря (сейчас точно не помню), состоялся наш выход на переход по маршруту Балтийск-Североморск. На причале был оркестр. Снимались торжественно. То ли потому, что событие знаменательное, то ли потому, что мы достали своим присутствием местных сверх терпения. Играли, как водится, «Прощание славянки». Снялись со швартовов, слава богу, без замечаний. Вышли, построились в кильватер друг другу и пошли. Всю юго западную часть Балтики шли средним ходом, без приключений. А вот в Проливной зоне Балтийского моря, в проливе Каттегат у нашего матроса начался приступ аппендицита. Наш корабельный док, лейтенант медслужбы Коля Вакин, соответственно, начал операцию. Начать – то начал. Под местным наркозом. Но в процессе выяснилось, что нужен общий, так как извлечь аппендикс не удавалось так, чтобы моряк не орал, как резаный. Хотя, он и был таким. Именно резаным. Начальством было принято мудрое решение стать на якорь у мыса Скаген до выхода в Скагеррак, где начинался сильный «мордотык», встречный северо- западный ветер до 17 м/с. Стали на якорь. У нас ощущалась лишь приличная зыбь. Чтобы осуществить общий наркоз, нужен был второй квалифицированный врач, который был только на «Задорном». Поэтому решили передать врача с «Задорного» на «Гремящий». Для этого у нас завалили кормовой флагшток, на юте настелили матрацы в несколько слоев. «Задорному» была дана команда аккуратно подойти кормой к нашей корме на расстояние метра в готовности дать ход вперед. На «Задорном» начальника медслужбы облачили в спасательный жилет, обвязали поданным с нашей кормы проводником. СКР медленно приближался, то поднимаясь над нашей палубой, то опускаясь ниже уровня нашей кормы на метр – два. Когда до герба Советского Союза, красующегося на ахтерштевне «Задорного» остался всего метр, корма СКР слегка нависла над палубой нашего юта, а доктор все еще проявлял нерешительность, его просто сдернули, как памятник с пьедестала, и он полетел на наши матрацы. Корма «Задорного» поднырнула под нашу, произошло «касание», мы получили пробоину в румпельном отделении, а «Задорный», дав ход вперед, отскочил от нас как укушенный. Доктор – прыгун тоже пострадал, неудачно приземлившись, он сломал ногу. Ему наложили шину, накачали обезболивающим и отнесли в санчасть, где в таком состоянии он и делал общий наркоз нашему матросу. Матрос выжил, пробоину заделали, через несколько часов мы снялись с якорей и продолжили наш путь. Так как непредвиденная остановка выбила нас из графика, после выхода в Скагеррак прибавили ход до полного. (18 узлов). Доктор с «Задорного» так и остался у нас до конца перехода. Передавать его обратно в таком состоянии, со сломанной ногой никто не рискнул. В Скагерраке на выходе в Северное море нам неожиданно пересекла курс всплывающая иностранная подлодка. Дистанция была не критическая, но приятного было мало. Словом, зевать не приходилось. Так прошли несколько беспокойных дней, и 15 декабря 1979 года мы пришли к месту постоянного базирования в славный город Североморск, главную базу Краснознаменного Северного Флота. Мы вошли в состав бригады эсминцев оперативной эскадры Северного флота. Я, наконец, получил доступ к своей новенькой, еще не ношеной форме. Приехала жена Таня, и мы поселись у офицера с нашего корабля Коли Рыманова. Особенности быта в то неустроенное время опускаю. Это описано в других рассказах, и не только моих.