Простая смертная

– Ты! Ты смеешь говорить мне о доверии? Каждый раз, стоит мне увлечься женщиной, как рано или поздно ты обязательно встаёшь между нами.

– Твоя глупая ревность встаёт между вами, а вовсе не я.

– Убирайся! – рявкнул Эвил. – Убирайся с глаз моих – вон!

Атайрон, презрительно кривя губы, резко развернулся на каблуках и направился к выходу. Гулкое эхо множило его шаги, делая их резче и громче.

Даже драконы притихли.

Я чувствовала себя… странно. Словно воздушный цветной шарик, внезапно нарвавшийся на колючку. Только что он плыл, цветной и радостной, и вот теперь цветной, но рваный, и потому грустный лоскуток.

В глубине души мне казалось, что Эвил перегнул палку. Конечно, я о многом не знала. Что там о многом – о большинстве, но Чернокнижник действительно здорово мне помог. И в его отношении к себе я никогда не чувствовала сексуального подтекста. В чём-то он был даже до обидного безразличен.

Обнажившаяся ревнивая сторона в характере Эвила не могла не огорчать. Она произвела на меня отягощающее впечатление.

– Прости, – проговорил он, подходя ближе и обнимая меня за талию.

Я не противилась. Но скорее потому, что не осмеливалась, а не потому, то не хотела.

– Я понимаю, что сейчас выгляжу в твоих глазах бледно. Унылая участь младших братьев на фоне старших. А Атайрону всегда мастерски удавалось меня взбесить в самый неподходящий момент! Так что, если твоё мнение на мой счёт не самое лучшее, это, пожалуй, даже справедливо.

– Я хочу думать о тебе лишь хорошо, а твой брат не кусок сахара.

– Но и не кусок дерьма, хочешь ты сказать?

– Никогда бы так не выразилась, но… по сути верно. Он думал о вас. И заботился.

– Да. Ему приходилось. Мать вменяет ему это в обязанность с тех пор, как ему исполнилось четыре. Тогда у неё родился я. Чтобы заслужить её одобрения, ему приходилось делать так, как она того хочет.

– Обычное детское соперничество. Это нормально, – попыталась я смягчить момент.

– Соперничество, может быть, и обычное. Но Атайрон не обычен. Он может быть опасен. Этот зверь пострашнее драконов, которых ты так боишься.

– Что сказать? Люди всегда страшнее самого лютого зверя. Зверь ведом инстинктами, но настоящее зло способен сотворить только человек. Никто, кроме последнего, не делает зла ради зла. Это только наша, сугубо человеческая черта.

– Действия Драконов я могу угадывать и контролировать. Но Атайрон мне не подвластен. Подчас я плохо понимаю его мысли. Он рождён со странным дефектом – совершенно лишён чувства совести.

– Ты это серьёзно?

– Вполне. Мать никогда не говорила, ему не делай того или иного, потому что это не хорошо, опасно, жестоко. Она говорила: «Не делай этого, потому что я этого не хочу». Единственное существо на всём свете, что было ему дорого и только потому он прислушивался к её мнению.

– Думаю, ты тоже ему дорог.

– Надеюсь на это. Но достаточно ли дорог, чтобы он держал своего внутреннего зверя в клетке и не вредил мне?

– Ты считаешь, он на это способен?

– Я хотел бы думать, что нет. Не потому, что боюсь Атайрона, хотя, может быть, и следовало бы. В прямом противостоянии все шансы за то, что я проиграю.

– Мне кажется, что кто-то себя недооценивает?

– Нет. Это правда. Там, где я буду колебаться, что-то обдумывать, где меня будет мучить совесть и сомнения – он будет разить быстро, на инстинктах. И потому у него шансов больше. Но я страшусь не этого. Сама возможность того, что тёмная сторона его натуры возьмёт над ним вверх настолько, что он сможет стать мне врагом меня убивает. Насколько? Ты сама видела, любовь моя. Я утратил контроль настолько, что выглядел в твоих глазах чистым идиотом.

– Это не страшно. Если любишь человека, любишь его и в слабости. С кем же и можем мы позволить себе такую роскошь, как не с близкими людьми?

– Он знал, что я сорвусь. И нарочно выставил меня перед тобой глупцом. Ему это приятно.

– Зачем ему это делать?

– Поверь, моя подозрительность вовсе не на пустом месте. Мы повздорили и не сошлись во мнениях. Вот он и уколол в ответ. Атайрон крайне мстителен. Именно это, в сочетании с коварным, изобретательным умом и делает его опасным противником. Но меня страшит не конец противостояния, а сама его возможность. Ведь я так люблю моего непутёвого старшего брата, – с горькой улыбкой проговорил мой король.

И чувствуя, как он раним и уязвим в этот момент, я ощутила к нему такой прилив нежности. Желание защитить и страх – а вдруг не получится?

– Извини за вспышку ревности, – сжимая мою ладонь в своих руках, поднося её к губам и легко прикасаясь к ним поцелуем, похожим на прикосновения лёгких крыльев бабочки, проговорил он.