Загадай меня

– О, господи, за что только твои родители мне деньги платят? Смотри, ты правильно решил логарифмическое уравнение, но из-за ошибки в умножении ответ получился неверным. Ванька, ты точно хочешь поступать на физмат? – строго прищуриваюсь.

– Не знаю, если честно, Федор Юрьевич, у меня-то выбора особо нет: отец – инженер на деревообрабатывающем заводе, он и слышать ничего не хочет про…

Ванька грустно вздыхает и поджимает губы, оставляя секрет невысказанным.

– Про что?

– Я выступать хочу, Фёдор Юрьич. – Тоном спецагента на задании произносит Иван.

– Играть в кино? – удивляюсь не на шутку.

– Я пою, сочиняю песни, играю на гитаре. А хотите… послушать? – оживляется парень. – Потом дорешаем эти… дискриминанты. – Морщится Ванька, брезгливо покосившись на ни в чем не повинные формулы.

Я киваю и устало откидываюсь на спинку потрепанного вельветового кресла. Признаться, меня немного утомляет роль терпеливого учителя, навязанная нуждой. Не все такие добрые и вежливые, как Ванька. Есть экземпляры – закачаешься – наглые, глупые, дерзкие. Таких научить невозможно ни за какие деньги. Но родители все равно обвиняют репетиторов в невежестве собственных детишек.

Ванька заботливо снимает с верхней полки шкафа гитару, раскрывает чехол и берет инструмент в руки. Затаив дыхание, оглаживает лаковую поверхность, а потом касается струн… Он нежно их перебирает, растягивает, бьет, а затем успокаивающе гладит, заставляя звенеть в изумительной, стройной мелодии. Я сижу, опьяненный его игрой, а когда Ванька раскрывает губы и начинает петь, сердце вовсе сжимается в болезненный пульсирующий нерв.

Мой голос, скованный снегами, летит к тебе, зовёт тебя…

А ты под чарами обмана меня лишь другом назвала.

Приговорила мои чувства лукавым взглядом свысока,

Ну как же мне теперь признаться, что я летаю в облаках?

Любовь к тебе, как наваждение…

Пленить тебя я не сумел.

Страдать от муки безответной –

Вот мой удел…

Вот мой удел.

Откликнись же на голос мой, прошу!

Услышь меня!

Сквозь ветра вой и шум дождя – кричу, зову.

Услышь меня! (Стихи Е. Левашовой)

– П-постой, Вань. – Взмахиваю руками, не в силах одолеть поток затопивших меня чувств. Как он узнал?

– Плохо, да? – надтреснуто шепчет Иван. – Не понравились стихи, Фёдор Юрьевич?

– Они замечательные, что ты! И такие… личные.

– Да есть одна… мадама. – Лениво почесав взъерошенную челку, протягивает Ванька. – Носом вертит, вся такая из себя.

– Пойду я, ладно? – возвращаю внимание ученика, погрузившегося в тоскливые раздумья.

– Скажите, я правда хорошо пою, или вы из вежливости говорите? – не унимается Кривоконь.

– Правда. Честно говоря, я тоже на гитаре играю, – прячу душевный раздрай за улыбкой. – Не так хорошо, как ты, но…

– А стали бы эту песню в компании петь? Я и ноты могу дать. – Вскакивает Ваня, чуть не уронив гитару.

– Давай, Вань. – Охотно соглашаюсь. – Ты… поговори с родителями, хорошо? Не стоит тебе такой талант убивать.

Сегодня на удивление морозный вечер. В детстве мы с отцом придумывали зимней погоде разные прозвища. Тихие и морозные дни, как сегодня, мы называли хрустящими – хрустит под ногами снег, да и мерзлые ветки постукивают друг о дружку, как стеклянные палочки. Кутаясь в шерстяной шарф, бреду к остановке под аккомпанемент собственных шагов и урчания голодного желудка. И, пожалуй, еще чего-то вибрирующего в районе груди. Точно, телефон!

Варя. Варя… Ва-ря. Четыре буквы жалят сердце получше скальпеля. Четыре буквы заставляют задохнуться. Ва… Произношу первый слог, наполняя легкие воздухом и тихим, никому не видимым восторгом. Ря… Облегченно выдыхаю, насладившись ощущением ее имени на языке. Варя… Мой друг.

– Привет, Варюха, что хотела? – отвечаю, выдыхая облачно морозного пара.

– Федька, выручай. У меня с природопользованием беда. Мне никак нельзя, чтобы без стипендии. Помоги, Федь, а? А я тебя за это на каток приглашу.

– Когда?

– Что, когда?

– Ну… на каток.

– А! Сегодня в восемь. Придешь?

– А этот твой… против не будет? – сглатывая мерзкий ком в горле, бурчу я.

– Нет. Я ему сказала, что беременна, и Андрей меня бросил. Все, Федечка, пока! Встретимся на входе в Парк Победы.

– Варя! – кричу в пикающий короткими гудками динамик.

Бросаю взгляд на экран телефона: 18.40. Похоже, до увлекательного катания в парке у меня намечается одно деликатное дельце…

Человеку, преподающему математику, несложно составить план А – позвонить и назначить упырю встречу, или план Б – поехать туда, где он работает, исключив вероятность отказа от беседы. Честно сказать, к разговору я не расположен – зверски желаю набить мерзавцу морду, но перед этим я его выслушаю… За что он с ней так?

Перехожу на другую сторону улицы, выбрав план Б. Придется менять маршрут и ехать обратно к универу, вернее, в кафе, где Андрей Булавин подрабатывает барменом. Не самое подходящее место работы для сына профессора, но все же… Что есть, то есть.

Плотнее закутываюсь в шерстяной шарф и притопываю, стоя на заледеневшей автобусной остановке. Вот тебе и хрустящий день… Такой морозный и ясный, что в черном небе светятся звезды, крупные и сверкающие, как глаза Вари… Плачущие глаза. Черт!

Сжимаю пальцы, затянутые шерстяной варежкой, в кулаки. Не позволю этой мрази выбросить девчонку, как ненужную вещь! Автобус дружелюбно светит фарами, пронзая туманную морось. Вскакиваю на подножку и плетусь в самый хвост дышащего теплом салона. Сажусь возле окна и, вставив наушники в уши, ненадолго отключаюсь…

Я никогда не понимал, что Варюха нашла в этом слюнтяе. Ну да, смазливый, высокий, но ведь каков маменькин сынок! Чопорный и черствый, как сухарь, скучный, монотонный… Никакой, одним словом. Что он в ней нашел, несложно догадаться – Варька смешная и остроумная, красивая, целеустремленная. Я не посмел вмешиваться, видя, как она смотрит на Андрея. Не смог… Не пытался объясниться с ней, боясь снова услышать что-то похожее на «Что ты выдумал, Федька? Мы с тобой друзья, почти лучшие. На что ты намекаешь?». И все в таком духе почти три года… А потом появился Андрей, и целый год я молча наблюдал за счастьем Вари, испытывая настоящую телесную боль. Вежливо здоровался с человеком, которого выбрала она, улыбался, болтал с ней, как закадычный друг, а потом приходил домой и валился на кровать, задыхаясь невысказанными чувствами. Слишком сильно ощущая, как толкается в груди большое сердце, растянутое любовью до невероятных размеров.

Снег хрустит под ногами, как разбитое стекло, когда я иду к светящемуся огнями бару. Снежинки застревают в ресницах и стразу же тают, не в силах выдержать исходящий от кожи жар.

«Снежинка» – символичное название, как считаете? Дверь распахивается, выпуская на улицу облако пропитанного сигаретным дымом и запахами еды воздуха. Жду, пока подвыпившая компания освободит проход, и направляюсь прямиком к бару.

– Привет, Андрюша. – Перекрикивая орущую из динамиков музыку, здороваюсь я.

– Привет. Ты поужинать зашел? – как ни в чем не бывало улыбается упырь.

– Поговорить. Выйдем на улицу?

– Я не могу оставить рабочее место. – Обреченно закатывая глазки к небу, тянет он. Бедняжка! Какой же он нудный!

– Для тебя будет лучше, если оставишь. Не хочу, чтобы твои коллеги видели, как я тебя бью.

– А-а-а, это ты по просьбе своей… Вари пришел? А в чем моя вина, друг? Надо было думать головой, когда скакала на мне, как горная козочка. Она же…

Я не даю Андрею возможность договорить: в следующую секунду на его лицо обрушивается мой кулак…

– Ах ты ж сука! – взрывается Андрюша и падает на стеллаж с бутылками. Боязливо оборачивается, пытаясь сквозь кровавое марево оценить масштаб ущерба. – Черт! Сука! Дорогой же коньяк. – Пялится на разбитую бутылку так, как никогда не смотрел на Варю, и трет расквашенный нос.