Страница 2 из 3
– А у них на первом разве не закрыт как у нас?
– У них? Это же кобели! Кто в мужскую общагу полезет? У них с этим проще…
– Аааа…
– Ну иди. Комаров на третьем этаже, комната триста двадцать седьмая. Стучишь, заходишь и не выходишь, пока не споишь ему пузырек с коньяком. А потом считай до десяти, и гони к нам в общагу за добавкой.
– А его точно возьмет? Вроде доза маленькая…
– Он ж спортсмен, его с капли должно свалить, а мы ему еще и с закуской намешали. Неси.
И я пошла, одной рукой прижимая подарок к груди, другой придерживая рюкзак за спиной. Если мне повезет, ночь я буду спать одна и спокойно.
На улице несмотря на поздний вечер было светло из-за яркой полной луны. Я задрала голову, выдохнув облачко пара, и залюбовалась тихим спокойным вечером. Насколько разительной была тишина в маленьком парке между общагами с тем, что творилось внутри стен.
– Несмотря на милое личико, – напевала я себе под нос для храбрости, – алкоголичка, алкоголичка, счастье прогорает как спичка, алкоголичка…
– Стой. Куда идешь?
Я вздрогнула. А вот и Максим Денисыч… А я даже не придумала еще убедительную ложь.
– Здрасте, Денис Максимыч… Даксим Менисыч… Простите…
– Уже надрались, – сокрушенно покачал головой ректор.
– Я?.. Нет… Я не драла… сь…
– Что у тебя в руках?
– Ой, я надо… мне иду… Я заниматься!
Язык закостенел от страха. В нас еще свежо было воспоминание, когда Денис Менисыч, то есть, Максим Денисыч в начале лета поймал пьяных студентов и отчислил их из универа, даже не посмотрел, что этот очень перспективные ребята, стипендиаты.
Ректор протянул руку, и мое сердце ушло в пятки, где-то там неуверенно трепыхаясь. Я заметила, как посинели и дрожали пальцы Максима Денисыча, как он зябко кутался в свой костюмный пиджак, явно не греющий его в холодную промозглую ночь. Ректор переступал с ноги на ногу в сменной обуви, наверняка отсыревшей, но приказывал при этом очень уверенно.
– Отдай мне это. Я жду.
– Это не вам, – старалась отбиваться я, отступая обратно к общежитию.
– Понятно, не мне. Было бы странно, если бы это предназначалось мне. У тебя минута. Что там у тебя?
Я еще не решилась расстаться с пузырьком с коньяком и закуской, когда быстрым движением ректор завладел им и развернулся к фонарю, чтоб разглядеть.
Ну вот и всё. Сейчас он прочитает этикетку, понюхает и меня позорно исключат за пьянство! Что я скажу маме?!
– Так я и думал, – тяжело вздохнул ректор, удовлетворившись только внешним осмотром бутылочки. – А ведь я вас считал весьма перспективной ученицей, Александра Васильева.
– Я… Простите. Это не мне.
– Теперь уже точно не тебе. Возвращайся в комнату и завтра придешь в мой кабинет после второй пары, перед обедом.
– Зачем? – упавшим голосом спросила я.
– Обсудим твои перспективы в моем университете. Всё, перевернулась страничка, пока-пока, алкоголичка!
Он еще и издевается!
С поникшей головой я поплелась обратно в общагу, проклиная свое безрассудство и то, как я купилась на подставу девчонок.
Оглянулась на ректора и сморгнула слезы с глаз. Мне показалось, или он только что махом выпил содержимое бутылочки? Да ладно, ничего с ним не будет. Он же ректор, а не спортсмен!
Глава 2. Этим детям много ль надо, им бы танцы до упаду
Никто в общаге даже не вспомнил ни обо мне, ни о Комарове! Девчонки уже забились на пятый этаж, подальше от вахты на первом, а я ничком упала на жёсткую кровать, хватаясь за голову от собственной тупости.
Ведь могла вылить эту фигню из бутылки, даже разбить бутылку могла. Чего же не сделала? Зачем оставила это месиво в руках ректора?
И как рык из Ада, с первого этажа донесся громогласный окрик Максима Денисыча:
– ГДЕ ОНА?!
Я подскочила, не зная за что хвататься! Мне не надо уточнять, кто такая «она»!
Рюкзак, нет, куда мне рюкзак? Кофту взять и бежать… Куда? В окно?
По шуму, поднимающемуся с первого этажа на третий, по внезапно затихнувшей музыке на пятом, я знала, что ректор идет за мной, горит желанием расправиться. И даже слушать мои жалкие оправдания не станет!
Правильно, сама виновата, нефиг было…
– Не надо полицию, сам разберусь! – очередной рык, и я в панике, хватаю что попало со стола, бегу в коридор и понимаю, что некуда бежать.
Мечусь. И в последний миг решаюсь запереться в туалете. В женском!
Уже закрыв хлипкую створку общего туалета, залезла на унитаз и поняла, что в нашей общаге все туалеты женские.
Оглядела руки и застонала: обувь то я не взяла, а Максим Денисыч обычно очень умный, догадается, что я где-то внутри… Зато батон прихватила.
Вот ду-у-ура!
– Это её комната? Где она? Что значит, не знаете? С кем живет? Где они? Ведите!
Я покрылась липким потом, понимая, что чертовым зельем навлекла на всех высшую кару! Если девки узнают из-за кого…
А, ну как же не узнают? Он мою фамилию орёт на всю общагу…
Не дадут мне тут доучиться. Надо пережить эту ночь и попробовать договориться о переводе. Может, отпустит?
Прислушиваясь к Армагеддону на пятом этаже, я обкусывала оставшиеся ногти и поскуливала от страха и жалости к себе.
Что с ним могло случиться за те десять минут, что мы не виделись? Он не отравился и не умер, иначе не скакал бы как в жопу ужаленный по этажам общаги. Вот. В жопу.
Пронесло? Может, случился мгновенный понос?
Ну я бы на его месте припустила бы домой, штанишки менять, а не носилась бы в поисках обидчика. Все равно я завтра вынуждена буду прийти к нему в кабинет. Не забудет же, вызовет…
– Где она? Ещё нет? Ключи мне от комнаты отдайте. Теперь свободны. СВОБОДНЫ, я сказал!
Дверь в туалет грохнула, и я подскочила, застыв с вытаращенными глазами верхом на унитазе. Ой, если он еще кабинки сейчас начнет проверять…
– Твою мать! – раздался глухой удар, и посыпалось разбитое стекло.
Сердце в груди перестало биться, резко заполнив оглушающим стуком уши, горло и живот. Ноги стали ватными, лицо горело, словно я уснула на конфорке.
Как же я стремалась пошевелиться!
Раздался звук открываемого крана, льющейся воды. Наверное, умывается, чистюля хренов. Потом воду перекрыли, два шага в мою сторону и…
Теперь меня чуть не пронесло! Но пронесло в правильном смысле: Максим Денисыч втолкнулся в соседнюю кабинку и зажурчал…
Ога! Ректор писал в соседний унитаз, в женском туалете женской общаги, в шаге от меня! Очуметь!
Ноги от слабости и шока разъехались, и я неловко плюхнулась в унитаз, не удержав короткое «ой».
Журчание резко прекратилось. Вот и смерть моя…
Все произошло в мгновение!
Вот я только что торчала задницей в унитазе с болтающимися ножками по бокам, и в следующую секунду рассерженный ректор со злорадной улыбкой вытащил меня за шкирку, выволок из взломанной кабинки и припечатал к кафельной стене туалета, крепко удерживая за плечи.
– Попалась?
А мы что, в прятки играли?
– Я и не пряталась, – тихо просипела я, немного шалея от поведения строгого и праведного Максима Денисыча.
– А чем еще можно заниматься на унитазе в обнимку с батоном, Васильева?
– Вдруг бы проголодалась.
– Вот и я… проголодался!
За всё время нашего дурацкого разговора, ректор тяжело дышал, словно после стометровки, судорожно стискивал мне плечи, потом проводил по рукам, будто проверяя их на целостность. Жадно разглядывал лицо, губы своими темными, бездонными глазами и безумно пугал.
Неужели все же отравился?
– Максим Денисыч, с вами все в порядке? Если вы из-за батона, так забирайте.