Проклятый

Кроме чаши, здесь были зеркало и туалетный столик, заставленный множеством всяких баночек. Понятия не имела, кому они принадлежали. Я не видела здесь ни одной девушки, только слышала их болезненные крики.

Не дав зеркалу больше смеяться надо мной, я резко сдернула с себя ночнушку, провонявшую потом, грязью и дыханием Золотозубого.

Смыть с себя все это. Забыть, где я нахожусь — то, что необходимо мне, как воздух.

Sordida puella.

Я догадывалась, что это значит.

Этот мужчина, за что-то ненавидел всех женщин. Всех людей. Или даже весь мир. А может быть, он и был ненавистью в обличии человека?

Какое бы отвращение я к нему не испытывала, навязчивый образ его лица, притягательных глаз и даже того, как он владеет оружием, не выходил из моей головы.

Окунувшись под воду с головой, я ушла в себя, прислушиваясь к отдаленному звуку вытекающего из крана водопада.

Ванна не могла заменить мне море, на берегу которого я жила.

Доброта Джейсона не могла перечеркнуть жестокость, которая меня ждет, и боль, через которую я уже прошла.

Я провела руками по своей истерзанной коже: за это время я потеряла вес, и кожа, казалось, стала еще белее, чем обычно. На руках просвечивали синие ниточки вен, а гематомы только дополняли весь ужас этой картины.

Гаспару бы это не понравилось. Хотя, конечно, он бы не стал меня разглядывать пристально — наши интимные отношения были редки и всегда происходили при выключенном свете.

Я отдавалась ему ради того, чтобы выразить благодарность. Благодарность за его дружбу, опеку и любовь.

Мысль о том, чтобы он откровенно разглядывал меня без одежды и при свете, смешила меня. Разве это может приносить удовольствие?

В этом не было никакого смысла. Мужчины всегда преследуют одну единственную цель — получить удовольствие, покорить вершину, вдоль и поперек изучить непрочитанную книгу.

В этом они одинаковы, как будто их с древних времен штампуют из одного теста. Что Гаспар с его безграничной любовью и благородными намерениями, что Золотозубый с его похотливой одержимостью поиметь измученную пленницу.

Но одно я знала точно: после секса мне всегда хотелось провалиться. Исчезнуть. Сделать вид, что этого не было, потому что каждый раз ко мне приходило ощущение того, что все сложилось неправильно.

Я вынырнула из воды и рассмеялась в голос. Я, наверное, окончательно сошла с ума. Нахожусь в плену, не знаю у кого, и, к тому же, далеко от дома, а голова забита такой ерундой.

Брэндан.

Пока я смывала с себя комки застывшей грязи, прикосновения стражи и своего насильника, его имя постоянно крутилось у меня на языке.

Оно было мне очень знакомым. У меня было такое чувство, что я когда-то слышала об этом человеке, но не могла понять, что именно.

Это все моя детская травма — наверняка я упала с небольшой высоты и потеряла память не только о своем детстве, но и приобрела способность вечно все забывать.

Может быть, поэтому я так мало плакала и ничего не принимала близко — когда одни и те же мысли не задерживаются в голове, они не доходят до сердца.

Только после двадцатиминутной ванны я вновь почувствовала себя девушкой. Моя кожа была чиста и распарена, да и вода здесь была мягкой и сотворила со мной чудо. После этого я не могла вновь вернуться в свою грязную сорочку. Но и голой расхаживать по этому дворцу не вариант.

Безумная идея пришла ко мне неожиданно: глянув на красные шторы, я встала на цыпочки и сняла их, чувствуя радость от того, что делаю хоть маленькую, но гадость.

Пускай «Его Высочество» покарает меня за то, что я использую его шторки в личных целях. Я не боюсь этого больного ублюдка.

Разорвав тонкую ткань сверху на две части, я обмотала ее вокруг тела и, перекрестив на груди, завязала на шее. Самодельное платье доставало мне до середины колена и полностью прикрывало худобу и все изгибы. То, что нужно, чтобы чувствовать себя комфортно, когда буду возвращаться в темницу…

И я уже так спокойно об этом думаю.

Закончив вытирать волосы полотенцем, я собралась выходить за дверь, но тут она распахнулась сама.

— Мэри, нам туда нельзя… — услышала обрывок фразы я, прежде чем увидеть двух людей, которые ворвались ко мне без спроса. Между прочим, пять минут назад я была голой.

— Я так соскучилась по тебе, — девушка налетела на одного из офицеров, который ранее стоял за дверью, и поцеловала его в губы, не замечая ничего вокруг.

— Я тоже, но, Меридиана, послушай… Он узнает… Мы здесь не одни, — он быстро развернул девушку в мою сторону, чтобы она, наконец, меня заметила.

Я сразу поняла, что мы с этой рыжеволосой одного возраста. И она совершенно не походила на пленницу, потому что была облачена в сдержанное, но роскошное платье темно—синего цвета. Оно плотно облегало ее фигуру, а его воротник и манжеты были украшены драгоценными камнями. На голове она носила ободок, который сверкал серебристыми переливами, не нуждаясь в солнечном свете.

Девушка не была классической красавицей, благодаря веснушкам и натурально—красным волосам, заплетенным в толстую косичку. Но она была из тех девушек, которых хочется постоянно разглядывать.

Мы оценивали друг друга, пока она не перевела взгляд на офицера.

— Что она здесь делает? — Девушка закипела от злости. По ее капризному тону я поняла, что она та, кто имеет большое значение для этих сектантов. — Кто она вообще такая?!

— Ты знаешь, — офицер опустил свои глаза вниз и прокашлялся. Я ненавидела, когда в моем присутствии обо мне говорят так, будто меня здесь нет.

— Пленница? В замке? — взвизгнула Меридиана и снова с ужасом посмотрела на меня. — Быть этого не может. Боже... Что на ней надето…