До рассвета

Звук хирургической пилы прервал его речь. Они переглянулись. В глазах Харви было непонимание и недоумение. Лицо Вэйлона выражало ужас.

-Прячемся быстро, — мужчина схватил Блейка за руку и потянул на себя.

-Кто там? — испугано спросил Харви.

Парня куда больше пугала реакция спутника, нежели неизвестность.

-Фрэнк Манера, — кротко ответил программист.

-Очередной маньяк-психопат? — подражая его шепоту, так же тихо произнес догадку парень.

-Каннибал, — твердо ответил Парк, глядя в синие глаза.

========== Начало их истории ==========

Виктория пришла в себя уже в своей новой палате. Делать резкие движения было глупостью, и она поняла это по тошноте и тому, как перед глазами все поплыло. Девушка провела рукой по сбритому виску, ощупывая места для игл. Острая боль заставила зажмуриться. Ад, через который она прошла ночью, грязными и мерзкими воспоминаниями отдавал в мозгу. Слезы подступили комом в горле, и Блейк зажала виски руками. Нет в мире никого, кому бы она смогла поверить. Предают все. В ее случае это была семья, готовая продать ее за хорошую финансовую помощь богатому ценителю искусства. Теперь вот доктор Кристонс, что так яро желает ей «помочь» и «исцелить», отдает ее в лабораторию на эксперименты.

Как же из ее головы вырвать мысль о суициде, если мир вокруг так омерзительно враждебен. Виктория не мыслит трезво из-за произошедшего, но прекрасно понимает одно. Она в психиатрической клинике, а в таких местах обитают душевно больные, соответственно она такая же. Никто и никогда ей не поверит, потому что она чокнутая. А еще глядя на пациентов, чья жизнь уже давно сконцентрирована в Маунт-Мэссив, кто провел здесь так много времени, что позабыл, что там за стенами есть другая жизнь. Виктория с ужасом понимает, что станет одной из них.

Вошедшая для перевязки медсестра, буквально вырвала ее из водоворота кошмарных мыслей. Женщина готовила все для процедуры, чтоб затем сообщить о результатах Кристонсу. Увиденное поразило женщину, но она мастерски скрыла это. За годы работы в больнице с крайне тяжелыми пациентами, она научилась контролировать эмоции, мимику и держать себя в руках при любых обстоятельствах.

Машинально девушка коснулась шеи, провела ладонью по груди. Боли не было, раны затянулись так странно, как если бы она провела здесь несколько лет, а не месяцев.

Парк все это время наблюдал за ней через камеры наблюдения. За время ее пребывания здесь, им удалось лишь несколько раз перекинуться парой фраз. Так как он был программистом, а не медперсоналом, то и соответственно ему и делать нечего было среди пациентов. Но мужчина не мог перестать делать то, что делал. Его влекло странное отцовское чувство. Глядя на девушку, он нередко вспоминал семью. Вдали от них, он переносил на нее свои эмоции. Тоска по дому особенно усиливалась с наступлением вечера, и Вэйлон проводил это время, болтая с женой по видеосвязи, время от времени поглядывая на то самое окно, транслирующее его «подопечную». Разумеется до того как он перешел из разряда «работников» в «пациенты». Мужчина не догадывался, что все его действия отслеживают. Именно в этом и упрекнул его Джереми, насмехаясь над этой ситуацией. В прочем, Блер понимал Вэйлона. Виктория была симпатичной и милой, и тот факт, что взрослый мужчина наблюдал за ней, было нормой. А если уж говорить о месте, в котором все это происходило, то нормой могло быть все что угодно.

Виктория как маленький котенок, свернувшийся клубочком, ютилась у окна с книгой. Она выглядела такой беззащитной и слабой. Всему виной была ее хрупкая внешность.

Она была одним из тех немногих пациентов, что сохраняли более менее здравый рассудок. Девушка поливала цветы в горшках, что были допустимы на посту охраны, помогала более немощным обитателя этого места, да и в целом была человечной. И на первый взгляд казалось странным ее пребывание в подобном месте. Но ее поверхностный диагноз уходил в более глубокое безумие, чем казалось, чем доктор предполагал.

Из головы не выходили видения и кошмарные образы, после странных манипуляций в сфере. Со слов докторов, она перенесла эту пытку куда легче, чем многие пациенты. Но все же она не Билли.

Блер все так же радостно доказывал, что давно стоило проводить эксперименты на женщинах, и что Виктория ценный экземпляр.

Крики из коридора встревожили девушку, и она выглянула наружу. Несколько пациентов, что вели себя спокойно, вдруг забились в истерике. Санитары и медсестры старались успокоить их, прибегая к физической силе и уколам с сильными успокоительными. Блейк отлично знала, что в шприцах. К ней применяли такие же препараты, после которых девушка не могла прийти в сознание довольно долго, ощущая себя овощем.

Визг с улицы оповестил всех об очередном приступе. В окно она видела, как еще несколько человек подражают тем, кого сейчас скручивают на полу коридора. Там была точно такая же картина, те же действия медперсонала.

Какая-то массовая истерия поразила сразу с десяток человек. Это подняло нешуточную шумиху в отделении и суету среди врачей и санитаров.

Блейк прошла еще немного к посту медсестры и холлу, в котором иногда можно было смотреть телевизор и слушать музыку. Реджи молодой парнишка лет семнадцати, но давний гость Маунт-Мэссив, стоял на коленях перед телевизором, на котором были лишь помехи, и молился ему. К парню присоединились еще несколько сумасшедших. В этот момент Виктория поняла, что рано или поздно станет такой же. Проводимые на них всех опыты по морфогенетическому кондиционированию, и ее приведут к такому состоянию. Никому из них не выйти отсюда никогда.

Отчаяние захлестывало все больше и больше, сея тьму в душе. С одной стороны она понимала, что после случившегося ей здесь самое место, с другой, девушке не хотелось стать такой же обезумевший в край.

Воспользовавшись суетой в коридоре, Блейк ловко и незаметно схватила канцелярский нож со стола медсестры и сунула его в рукав, затем стремительно направилась в комнату.

Балерина была решительна. Она точно знала, что ей стоит сделать, прежде чем «Меркоф» окончательно лишит ее рассудка, и она станет, как они все молиться телевизору, или уверует в пророка в лице Мартина.

Вбежав в свою палату, Блейк обнаружила заблудшего туда пациента. Она не помнила его имени, но знала его как «малыша», в свои сорок с хвостиком, он вел себя как семилетний ребенок.

-Выходи, — твердо указала она на дверь.

-Я тебя искал, — улыбался «малыш».- Хотел, чтоб ты еще мне почитала. Ну, ту книжку помнишь, там про сказки.

Его слова звучали по-детски и как-то жалобно. Виктория вдруг поняла, что он вот вот сорвет ее план, выводя девушку на эмоции. В ее огромных синих глазах скопились слезы.

-Уходи, — прокричала она, выталкивая мужчину за дверь.

-Вики, — канючил тот, подражая детской манере. — Ты хочешь сделать что-то нехорошее.

«Малыш» стучал ладонями в закрытую дверь, которую Блейк подперла стулом.

-Вики не оставляй меня, я боюсь, впусти, — расплакался пациент.

Блейк понимала как мало у нее времени и что он привлекает сюда слишком много внимания. Надо было действовать быстро и четко.

Напуганная, она все же закатала рукава больничной рубашки и часто задышала.

-Не бойся, — шептала она себе. — Это быстро, ты просто уснешь. И все это закончится.

Слезы обжигали ее бледную кожу. Впереди неизвестность, а в настоящем кошмар. По-моему выбор очевиден.

Стиснув зубы, девушка провела лезвием вдоль предплечья от запястья и вверх. Багровая кровь как река из прорвавшей дамбы хлынула наружу. Гримаса боли исказила ее лицо, а пелена слез застилала глаза.

«Малыш» все колотил в дверь, наблюдая через стекло за происходящим. Он ревел и звал на помощь. Интеллект ребенка не был способен на большее.

Повторить то же самое со второй рукой оказалось задачей куда сложнее. Порезанная рука немела и пальцы совсем не слушались, поэтому и надрез получился не таким глубоким.