Страница 7 из 10
Парадигма данной работы основана также на одном из ведущих направлений исторического исследования – «новой биографической истории», переключившейся на неординарного индивида, способного принимать в сложных обстоятельствах нестандартные решения. В каждой исторической ситуации имеется спектр возможных вариантов поведения. Из возможных альтернатив человек делает выбор – действие или бездействие[74].
Примером такого подхода являются работы историка-слависта Г.Ф. Матвеева о Ю. Пилсудском, имя которого много лет было окружено молчанием как в СССР, так в Польше. Этому есть объяснение: Пилсудский, боровшийся за независимость своей страны, был непримиримым врагом как царской, так и советской России. В самой Польше он установил диктатуру, жестоко подавлял оппозицию, поощрял возникновение культа своей личности. Тем не менее, несмотря на это, Пилсудский остается виднейшим польским политиком первой половины XX века, восстановителем польского государства, ярким и неординарным человеком, личность которого наложила отпечаток на все последующее развитие страны. Рассуждая о советско-польской войне 1919–1921 гг., Матвеев настаивает, что стороны конфликта были в равной степени виноваты в его развязывании. Он отвергает господствующий в современной польской историографии термин «польско-большевистская война», предпочитая определение «польско-советская» или «советско-польская война». По мнению историка, акцент на «большевизме» искажает сущность конфликта, в основе которого лежала не идеологическая борьба, а территориальная[75].
Иначе трактуют ученые сегодня и характер советско-германских отношений, позицию обеих стран в отношении Версальской системы, порожденных ею территориальных проблем. Военно-политическим отношениям между СССР и Германией посвятил свою книгу С.А. Горлов. Представленные им документы раскрывают начало контактов и подготовку военного сотрудничества. Материалы ЦК РКП(б) показывают, как принимались политические решения, военные документы – как решения реализовывались. Военно-политические отношения, по мнению Горлова, развивались сложно и противоречиво, имелись лишь элементы союзных отношений: это был «брак по расчету», до правового оформления альянса дела не дошло[76]. Общими для СССР и Германии являлись такие задачи, как необходимость выхода из дипломатической изоляции и возвращение в мировую политику.
Вместе с тем приводимые в некоторых современных работах ссылки на «подлинные» мотивы отхода Ленина от концепции мировой революции представляются спорными: так, Ю.Г. Фельштинский, по мнению Я.С. Драбкина, явил на свет наукообразную версию, будто Ленин сначала «продал Россию» германскому генштабу, а затем он же саботировал германскую революцию и тем «предал» мировую революцию[77].
Линии Рапалло продолжал уделять внимание А.А. Ахтамзян. Ученый писал о выгодных для Германии и СССР обоюдных военных связях, но считал их не сутью рапалльского курса, а побочным результатом. Ахтамзян обратил внимание на то, что советско-германское сотрудничество способствовало выходу обеих стран из кризисного состояния на основе взаимного учета национальных интересов[78]. Воздействие Рапалльского договора на германо-польские отношения рассматривает Г.М. Садовая[79]. Отдельные историки полагали, что договор имел секретное приложение и стал якобы прологом к секретному протоколу советско-германского пакта о ненападении 1939 года. Однако В.В. Соколов и И.В. Фетисов на основе дипломатической переписки доказали, что секретного приложения к Рапалльскому договору не существовало[80].
Изменились прежние оценки руководителей внешнеполитического ведомства Веймарской Германии, сыгравших важную роль в отношениях с СССР и Польшей. Так, Н.В. Фарбман обратил внимание на сочетании «линии Рапалло» и «линии Локарно» в политике Г. Штреземана, который отстаивал мирную ревизию Версальского договора, включая пересмотр германо-польской границы[81]. С.З. Случ показал мотивы, которыми руководствовались лидеры СССР и Германии в своих действиях, комплексно рассматривая аспекты советско-германских отношений, которые в отечественной истории не фигурировали или трактовались в ложном свете: Брестский мир, Рапалльский договор[82]. Работы В.Л. Чёрноперова[83], написанные на основе новых документов, посвящены советскому дипломату В.Л. Коппу, сыгравшему немалую роль в развитии советско-германских отношений.
Геополитическую преемственность политики Советской России в отношении соседних западных государств и сравнительно малое влияние на нее идеологии подчеркивают сегодня многие историки. В сборнике полемических статей отечественные и зарубежные ученые исследуют соотношение во внешней политике СССР концепции мировой революции и реальной политики[84]. В частности, Л.Н. Нежинский прослеживает эволюцию доктринально-концептуальных и конкретно-практических основ внешней политики Советского государства, ее соответствие или несоответствие общественно-государственным интересам, действия по линии дипломатии и Коминтерна[85]. В.А. Шишкин анализирует связи Советской России с другими государствами в 1920-е годы. По его мнению, главным для послереволюционной России было стремление обеспечить национальные и геополитические интересы страны и ее безопасность. В итоге историк показывает преемственность национальной и геополитической традиции в политике России, но не учитывает намерения лидеров РКП(б) и Коминтерна осуществить в большей мере на практике концепцию мировой революции[86].
Проблема отношений Коминтерна и РКП(б) – ВКП(б) оказалась на стыке отечественной и зарубежной истории, что предопределило сложность ее изучения. Поэтому важную роль при анализе советской внешней политики в 1920-х гг. играют книги, статьи и публикации документов А.Ю. Ватлина, подробно раскрывающие определяющее влияние партии большевиков на действия Коминтерна[87]. В 1990-е годы возродился интерес к изучению рецидива революционной стратегии большевиков в 1923 г. в связи с кризисом в Центральной Европе. Выявлению исторической истины способствует написанная на основе ранее неизвестных архивных материалов статья Л.Г. Бабиченко: осенью 1923 года при помощи Коминтерна и РКП(б) Компартия Германии стремилась к захвату власти, но при отсутствии революционной ситуации это была попытка переворота бланкистского типа[88].
Германская историография. Преемственность политики в ЦВЕ была характерна и для Германии. Националистически настроенные немецкие историки и публицисты в 1920-1930-е годы доказывали правильность политики Германии в регионе в годы мировой войны. В 1920-е годы среди немецких историков преобладало стремление интерпретировать неудачу предпринятых Германией усилий стать мировой державой как «субъективное упущение объективно достижимой цели», но с начала 1930-х годов в центре их внимания оказались агрессивные цели Антанты. В 1933 г. Г. Онкен в книге «Германская империя и предыстория мировой войны» писал, что державы Антанты вызвали мировую войну, чтобы подавить немецкую нацию. Только царская Россия, по мнению этого исследователя, не имела исторически обоснованных военных целей в отношении Германии. Ее враждебность относилась скорее к монархии Габсбургов. Именно поэтому, полагает Онкен, во время июльского кризиса 1914 г. Россия, объявив всеобщую мобилизацию, своей активностью и спровоцировала войну[89].
74
См.: Репина Л.П. «Персональная история»: биография как средство исторического познания // Казус: индивидуальное и уникальное в истории. 1999. М., 1999. Вып. 2. С. 77–78, 97.
75
Матвеев Г.Ф. Пилсудский. М.: Молодая гвардия, 2008; Матвеев Г.Ф. Можно ли было избежать войны России и Польши в 1919–1920 годах? // «STUDIA SLAVICA-POLONIKA» (к 90-летию И.И. Костюшко): Сб. статей. М., 2009. С. 105–114.
76
Горлов С.А. Совершенно секретно: альянс Москва – Берлин, 1920–1933 гг. М., 2001.
77
Фельштинский Ю. Крушение мировой революции. Брестский мир: Октябрь 1917 – ноябрь 1918. М., 1992. С. 10–11, 22–24; Драбкин Я. Идея мировой революции и ее трансформации // Научно-информационный бюллетень РХЦДНИ. № 5. М., 1995. С. 38.
78
Ахтамзян А.А. Профили рапалльской дипломатии (Очерки). М., 2009. См. также: Ахтамзян А.А. Военное сотрудничество СССР и Германии в 1920–1933 гг. // ННИ. 1990. № 5.
79
Садовая Г.М. К истории зимних переговоров (1922 г.) РСФСР и Германии по новым документам // История и историография зарубежного мира в лицах: Межвуз. сб. науч. статей. Самара, 2003. Вып. VI.
80
Соколов В.В., Фетисов И.В. Рапалло и довоенная Польша // МЖ. 1993. № 3.
81
Фарбман Н.В. Густав Штреземан: человек и государственный деятель // ННИ. 1995. № 5.
82
Случ С.З. Германия и СССР в 1918–1939 годах: мотивы и последствия внешнеполитических решений // Россия и Германия в годы войны и мира (1941–1995). М., 1995.
83
Чёрноперов В.Л. Дипломатическая деятельность В.Л. Коппа в Германии в 19181921 гг. Иваново, 2006.
84
Советская внешняя политика в ретроспективе. 1917–1991. М., 1993.
85
Нежинский Л.Н. В интересах народа или вопреки им? Советская международная политика в 1917–1933 годах. М., 2004.
86
Шишкин В.А. Становление внешней политики послереволюционной России (1917–1930 годы) и капиталистический мир: от революционного «западничества» к «национал-большевизму». СПб., 2002.
87
См. список публикаций А.Ю. Ватлина в: Ватлин А.Ю. ВКП(б) и Коминтерн в 20-е годы: проблемы взаимоотношений. Диссертация в виде научного доклада на соискание ученой степени доктора исторических наук. М., 1998. С. 52–54.
88
Бабиченко Л.Г. Политбюро ЦК РКП(б), Коминтерн и события в Германии в 1923 г. Новые архивные материалы // ННИ. 1994. № 2.
89
См.: Туполев Б.М. Указ. соч. С. 29.