Страница 62 из 86
У него было много татуировок — практически вся правая рука была забита. Левая — гораздо меньше, но, думаю, он на этом не остановится. Когда он был повернут спиной, я заметила еще одну тату на лопатках. Вдобавок ко всему, его тело по—прежнему было в отметинах, только на этот раз они побледнели — все—таки, прошло какое—то время, с тех пор как кто-то его истязал.
Кто это мог быть? В моей голове совершенно не укладывалось то, что кто-то мог сломить Коула или прогнуть под себя. Да он скорее задушит обидчика одной левой, чем будет терпеть к себе такое отношение.
Когда он приблизился ближе и встал ко мне в профиль, я позволила себе полюбоваться его накаченными косыми мышцами и пробежалась вверх — на его шее блестела серебряная цепочка, а на цепочке висело то, что привело меня в настоящий шок.
— Ты носишь крестик? — поинтересовалась я. В следующую секунду он громко закашлял, подавившись дымом. Приготовившись к новой вспышке гнева, я предпочла поскорее облачиться в его рубашку.
Она пахла Коулом — мускус, кожа и нотки кедра. Мне хорошо был знаком этот аромат, от которого любая женщина могла бы стать токсикоманкой. Dior Fahrenheit. Я еле сдержалась от желания с носом закутаться в воротник рубашки. Только бы он забыл ее забрать.
— Не твое дело, — выплюнул, наконец, он, глядя на меня сверху вниз. — Близость не дает тебе право наглеть и задавать вопросы. Понятно?
— Нет, — дерзко ответила я, поднимаясь на простынях на колени и вырывая сигарету из его рук. Мне необходимо было угомонить нервы, иначе еще чуть-чуть и я бы расцарапала его лицо до новой порции крови.
Ага. А потом успешно бы оказалась привязанной, закованной и использованной снова.
— Когда ты прекратишь это? Когда перестанешь издеваться? — напрямую задала вопрос я, вдохнув пряный дым, который заполнил мою грудь, убивая всех бабочек, которые посмели зародиться по отношению к Коулу.
— Ты проиграла пари. — Он наклонился к моему лицу, зажав мою шею между своих рук. Взгляд Коула — взгляд покровителя, — бросал меня в мелкую дрожь, и я закрыла глаза, чтобы избавиться от этого чувства. — Поэтому ты будешь и впредь слушаться меня.
— Я устала от твоих игр, — просто призналась я, вырываясь из его рук вновь. Уж слишком страшно мне было, когда его ладони смыкались на моей шее. — Ты слишком жесток.
— Я? — Он расхохотался, забирая сигарету. Втянув скулы, он вдохнул дым, затем, выпустив облачко смога, затушил ее о пепельницу, стоящую на прикроватной тумбочке. — Мне ли говорить о жестокости? Разве я хладнокровный убийца? Как ты.
Его слова поражают меня прямо в сердце, и, закипая от гнева, я набрасываюсь на его лицо с ногтями, вонзая их в рану от сегодняшнего стакана с виски. Он не стонет. Более того, ни один мускул не дергается на его лице. Пока я давлю на больное место и дышу ему в губы. Он долго смотрит на них, а потом медленно обнимает меня за талию, поглаживая руками по пояснице.
— Успокойся. — Его голос, четкий и отчетливый, рассеивает мою вспышку гнева. Глаза гипнотизирует, унося разум куда—то далеко. Туда, где нет воспоминаний.
— Отпусти меня… Перестань мучить… — отчаянно шепчу я, по—прежнему держа его лицо в ладонях. Он не сопротивляется, мы почти похожи на романтичную пару и будто бы вот—вот объяснимся друг другу в любви.
Но это лишь иллюзия.
— Ты делаешь мне больно. Раз за разом. Ты рушишь мою жизнь…
— А разве ты живешь? Ты существуешь, Бекка. Ты живешь в коконе из собственных стереотипов и мыслей, в которых ты так заботишься о том, что же о тебе подумают. Я наблюдал за тобой. Я знаю.
— Ты ничего обо мне не знаешь! — Мой голос срывается, когда я произношу это признание. — Моя ненависть к тебе, как наваждение.
— Я сейчас расплачусь, так трогательно, — съерничал он, смахивая невидимую слезу с лица. Он отстранился от меня и полез в тумбочку рядом с кроватью. — Это экстази.
Он зажал между большим и указательным пальцем маленькую розовую таблеточку.
— Это крэк. — В другой руке Коул держал пакетик с белым порошком.
Я нахмурилась, не понимая, к чему он клонит. Хотя нет, понимала к чему.
— Здесь, в братстве, полно этого дерьма. Иногда балуюсь, — произнес Коул, растягивая слова. — И если бы я выбирал между этими вещами, я бы выбрал тебя.
Я замерла, когда он положил таблетку на тумбочку, а рядом раскатал белую дорожку кокса, все еще не понимая, что происходит
— Я просто хочу, чтобы ты поняла. Почему я издеваюсь над тобой. — Он поглядел на меня вполне серьезно. Будто рассказывает мне что-то важное о сотворении мира. — Это приносит мне удовольствие. Как наркотик. Я не могу от этого отказаться. И я бы выбрал тебя.
Тут я совсем оторопела, начиная понимать, что он только что произнес. Коул буквально признался в том, что в его шантаже, в его издевках нет совершенно НИКАКОЙ цели. Он и раньше это говорил, но я не могла уложить это в своей невразумительной головке.
Я всегда думала, что Коул нацелено мстит мне за школьные годы.
Но наш рыцарь был куда более ненормальным.
— А что выберешь ты? — Он склонил голову набок, с интересом поглядывая на меня. Черт, это какая—то очередная игра… Какая—то глупая уловка. Может он решил и вовсе отравить меня?
Решил раздавить меня моим же оружием.
— Ты же помнишь, как сделала это. Тогда, на той вечеринке. Ты просто предложила ей сделать это. А сейчас я предоставляю выбор тебе, — спокойно произносил Коул, завораживая меня своим голосом. — Но я предлагаю тебе альтернативу. Считай, это некий тест.