Прости, мне плевать, что нельзя

- Мешаю?- спрашиваю тихо, поворачиваясь к нему и прикрывая рукой динамик.

Тоша медленно отрицательно мотает головой и вместо ответа хлопает пару раз по матрасу рядом с собой. Я откладываю расческу и послушно иду к кровати.

- Не мешаешь, Лукум,- отвечает с запинкой Антон, не мигая следя за моим приближением,- Наоборот...Это такой кайф - случайно натыкаться на тебя взглядом. Успокаивает...

Я не знаю, что ответить. Внизу живота пулеметной очередью схлопываются будоражащие пузырьки, даря мимолетное ощущение счастья. Подползаю к мужчине и устраиваю голову на его бедрах. Тоша отодвигает ноут, давая мне место. Утыкаюсь носом в его голый живот, обвиваю одну ногу руками, будто это подушка. Его пальцы зарываются в мои волосы, мягко массируя кожу головы. Антон наклоняется, и я чувствую легкий поцелуй в висок. Обнимаю его ногу крепче. А потом он снова утыкается в свой ноут, а я так и лежу, вслышиваясь в тихое клацанье кнопок и мужское ровное дыхание.

Через минут двадцать в комнату вваливается сонный Тимка и замирает, тря глаза. Я порываюсь было отскочить от Антона, но он силой удерживает меня на месте.

- Привет,Тимох,- Тоша говорит это уверенно, будто ничего такого не происходит,- Поваляться пришел? Что стоишь? Иди к нам!

Тимур как по команде отмирает и запрыгивает на кровать. Устраивается рядом со мной, крепко обняв, и только потом поднимает свои серые фамильные глаза на Антона.

- А ты? Тоже пришел...поваляться?- интересуется озадаченно.

- Да, мы с твоей мамой дружим...Да и скучно одному, да?- спокойно отвечает Антон.

- Ага, и мне,- кивает Тимка и кажется остается удовлетворенным таким объяснением.

Мы с сыном начинаем тихо играть в "угадай, что вижу", толкаясь и хихикая, а Антон продолжает что-то делать в своем ноуте. Кажется, что он не обращает на нас внимание, но иногда я перехватываю мимолетную рассеянную улыбку на его лице, и тогда вдоль позвоночника расползается мягкий знойный импульс. Наверно, это лучшее утро в моей жизни, несмотря ни на что. Мне по большому счету плевать на весь мир, кроме людей в этой комнате. Наверно, я эгоистичная, плохая, но, если все разом умрут и останемся только мы, мне кажется, я еще долго даже не буду замечать этого.

Но реальность не желает оставлять нас в покое и врывается телефонным звонком. По взгляду Антона на дисплей я сразу понимаю, что это врач. Резко встаю с его колен, наблюдая за тем, как Тоша бросает отрывистое "да" в трубку. Его напряженное хмурое лицо спустя пару секунд разглаживается. Он несколько раз с чувством повторяет "спасибо" и " хорошо", а потом говорит " до свидания, Андрей Вячеславович" и отключается. Переводит на меня лихорадочный, но радостный взгляд.

- Отца переводят в обычную палату. Через час можно будет к нему. Я поехал,- и тут же встает.

- Я с тобой,- упрямо поджимаю губы.

- Нет, вечером мы точно улетим, так что лучше собирайся...

- Куда?- я ошарашенно хлопаю глазами.

- Да пока без разницы,- отмахивается от меня Антон,- Можешь сама выбрать.

- Мам, ты куда-то летишь?- лепечет Тимка удивленно.

- И ты, малыш. И ты,- рассеянно глажу сына по голове, а потом опять перевожу взгляд на Антона.

- Я с тобой!

- Нет! Я же сказал!- доносится до меня уже с порога. А затем Тоша хлопает дверью, оставляя нас с Тимуром вдвоём.

46. 

Я провожаю взглядом машину Антона, выезжающую за ворота. Сердце неровно, болезненно трепыхается в груди.

Это неправильно.

Антон сказал собираться. Сказал, что мы уедем уже вечером. Возможно навсегда уедем. Не хочет, чтобы я пересекалась с Вадимом. Больше никогда. Но так не должно быть. Не должно. И я почему-то больше его не боюсь. Я столько лет была замужем за скалой, и вдруг он предстал передо мной обычным человеком. Человеком, которому я по- своему благодарна. За сына. За дом. За его уважительное, в какой-то мере теплое отношение ко мне, хотя он был вовсе не обязан. За чувство защиты, не от него самого, но от всего остального мира- однозначно да. И за Антона. Да, и за Антона я благодарна ему тоже. И я не хочу бежать как крыса с тонущего корабля. Я хочу посмотреть Вадиму в глаза и наверно попросить прощения. И еще увидеть в его стальном взгляде свою амнистию. Точно знать, что я могу жить, не вздрагивая от каждого шороха, не оглядываясь по сторонам. Что он дает мне это право. На счастье. Я должна знать.

- Мам, с Тимкой посидишь? - торопливо говорю в трубку, уже подходя к гаражу.

- Да, а ты куда?

- Вадима переводят в обычную палату. Мне надо поговорить с ним.

На том конце связи раздается судорожный вздох.

- Я...бы... тоже...- мама смущается, не в силах продолжить. Но я прекрасно понимаю, что именно она хотела сказать.

- Мам, я быстро,- уверяю её я,- Но это очень важно. Очень. Я приеду и тогда ты поедешь, хорошо?

- Прости, так всё...запутано,- в ответ смущенно шепчет мать. Кажется, ей до сих пор жутко неловко, а мне так уже все равно. Наш союз с Вадимом как мужчины и женщины сейчас воспринимается мной чем-то из сна или из прошлой жизни. Чем-то, что было не со мной.

- Не бери в голову,- пресекаю её обрывочные оправдания,- Всё, я скоро! Тимка сейчас с Ириной на кухне.

- Хорошо, - соглашается мать.

***

Стоит только сказать мою фамилию, как двери отделения кардиологии моментально гостеприимно распахиваются передо мной, хотя сейчас и не приемные часы. Медсестра на посту, дружелюбно улыбаясь, называет номер палаты и подсказывает, что мне нужно дойти до конца коридора, а затем свернуть влево. Каблуки глухо и гулко цокают по больничному линолеуму. С каждым шагом колени всё больше дрожат. Я уверена в том, что делаю, но совершенно не представляю, ЧТО именно скажу Вадиму. Только слово "прости" вертится на кончике языка, обжигая. Прости, прости, прости...И прости за то, что ничего бы не изменила...Прости...Не знаю, будет ли этого достаточно, зато искренне...

Свернув налево, натыкаюсь взглядом на Антона, разговаривающего по телефону. Он меряет широкими нетерпеливыми шагами коридор, нервно трет лоб и точно хочет побыстрее закончить беседу, но, видимо, что-то важное, поэтому не может. Меня замечает не сразу. Слишком увлечен. До меня доносится его глубокий нервный баритон.

- Да, Анатолий Павлович, да, я понимаю...Нет...я не смогу прийти на допрос...А без розыска можно...Да, мы уладим...Анатолий Павло...Нет, я не требую от вас невозможного, но вы тоже не забывайте, как обязаны...Я знаю, что вы стараетесь...Да...Отец решит этот воп...

Серые глаза натыкаются на меня, и Антон резко замолкает. Его собеседник продолжает что-то говорить ему, я улавливаю характерное шипение в трубке. Останавливаюсь у самой двери, переминаясь с ноги на ногу. Брови Антона удивленно ползут вверх. Я умоляющее смотрю на него и дергаю дверную ручку. Он моментально хмурится и произносит одними губами, прикрывая ладонью динамик: "Не смей!". Но я уже проскальзываю в палату.

- Дай мне пять минут,- шепчу, закрывая за собой дверь.

Его зло горящие глаза - последнее, что вижу, прежде чем резко обернуться к Вадиму. Это ничего. Антон меня простит. И, может быть, я и не такая умная, как он, но я точно знаю, что сейчас поступаю правильно. Так подсказывает мне сердце, а я привыкла его слушать и доверять.

47. 

Тусклый свет хмурого дня заливает светлую по- больничному стерильную палату. Большая плазма на стене у двери, два высоких окна с жалюзи, широкая электрическая кровать и пациент на ней...Не нахожу в себе сил сразу посмотреть Вадиму в глаза. Взгляд скользит по его ногам, прикрытым одеялом, останавливается на домашней черной футболке, перетекает на крепкую шею, задерживается на не очень выраженном кадыке, прослеживает твердую линию подбородка...

- Я жду,- сухое и раздраженное.

Именно в этот момент я смотрю на его тонкие бесцветные губы, а потом резко перемещаюсь на суженые серые глаза, обдающие меня отчуждением.