Страница 6 из 6
Мать высоко подняла подбородок, что означало: никогда она не согласится любую сыну девку предать смерти.
Но в это время распахнулось окно, и в нём показалась бабка, которую держали под руки меньшие братья.
– Лесовку сжечь хотите? – гаркнула она так, что вороны на овине всполошились.
– Только так можно беды избежать, – ответил староста. – Посевы погниют, ребёнок уже пропал – какой беды ещё ждать?
– Значит, если в соломе сжечь, беды не будет? – переспросила бабка и распорядилась: – Тащите солому.
Мама и Семён окно захлопнули, закричали:
– Не слушайте выжившего из ума человека! Не допустим смертоубийства на своём дворе.
А в ворота уже впихнули здоровенную вязанку соломы.
Открылась дверь и появилась бабка, поддерживаемая внучками. Снова крикнула:
– Ну вот она я, лесовка! Жгите меня для безбедного житья!
– Да что ты, бабушка, мы тебя знаем, не наговаривай на себя! – зароптали сельчане.
– Ничего вы обо мне не знаете! Мой Проша из лесу меня привёл! – стала яростно отбиваться бабка.
– А вправду, мы её родни никогда не видели… – зашептались люди. – И мужа свела в могилу рано, и сына…
– Ох, и горазды вы врать-то! Проша люб мне по сю пору, и погиб он на сплаве, товарищей выручая! А сынок мой, Мирон, на войне голову сложил! – раскричалась бабка.
– Тогда как ты докажешь, что лесного племени? – вкрадчиво спросил староста.
– А ты вспомни, как я сестрой своей лесовкой пожертвовала ради вас и детей своих, – горестно сказала бабка. – Не изловить бы вам её ни за что, кабы я не подманила. Жгите меня, я огня достойна за предательство роду-племени. Долго среди людей жила, а сейчас вижу, что зря.
– Да вруша она, ума-разума лишилась! – завопили женщины.
И тут вязанка соломы сама собой вспыхнула ярким пламенем.
Бабка, будто не лежала тридцать лет на печи, легко и плавно прошла по двору.
– Бабушка, не надо! – закричал Сёмка.
Но бабка уже таяла в огне, а дым разносил по селу запах лесных цветов.
И через миг на месте костра остался лишь пепел, который словно втянулся в землю. Никто бы не сказал, что здесь что-то жгли.
Народ зароптал.
– Тихо, люди! – возвысил голос староста. – Обряд мы совершили, лесовку предали огню. Стало быть, от многих бед избавились.
– А у них ещё одна лесовка есть, – вывернулась вперёд мельникова дочка Дунька. – Давайте и её сожжём. Откуда она? Чьего роду-племени?
– Люди! Почему мой сын не может взять замуж сиротку? – возопила Сёмкина мама.
– Могу, – серьёзно и веско сказал Сёмка. – Потому что она мила, добра и люба мне. А вот некоторые зазря который год по гульбищам бегают, а всё мужа найти не могут.
Под злое хихиканье Дунька нырнула в толпу, а потом, рыдая, припустила домой.
Когда вернулся из извозу Сёмкин батя, всё решили со свадьбой. Сёмка как на крыльях летал вокруг своего нового дома, достраивая его. И был безмерно счастлив. Пока не приходила ему в голову мысль о том, какой ценой достаётся всякое счастье.