Девственница (CИ)

– Кто научил тебя готовить? – спрашивал он.

– Тётя Глаша. Он опять курил. Засунув лазанью в духовку, я села напротив.

– Будешь? – спросил он, протягивая мне свой бокал. Папа этого совсем не одобрял. Я все же сделала глоток. Помню, как первый раз этот напиток обжог мое горло, но послевкусие мне пришлось по душе. И я сделала ещё один глоток. Он улыбнулся мне. Впервые за столько лет. Я была очарована им. Я была очарована своим братом…

– Завтра, пташка, я с утра должен уехать. Вернусь поздно. Он отдал мне запасные ключи от квартиры и кредитку. Я не хотела, как какая-то бедная родственница садиться к нему на шею. Я отказывалась. Но он настоял.

– Можешь не пользоваться, но мне спокойней, если она будет с тобой. Мы поужинали в тишине. Пока я мыла посуду Дима скурил ещё сигарету. Сказал спасибо за ужин, пожелал мне спокойной ночи и ушёл к себе. Плотно закрыв двери своей комнаты, прямо как в моем детстве. Пол ночи я тынялась по квартире в поисках развлечений, так как спать вовсе не хотелось. Я копалась в книжных полках, отмечая, что вся литература на английском языке. Тогда же я и наткнулась на фотографию мамы Оли, она улыбалась мне со свадебного портрета, где было аккуратно обрезано лицо папы. Брат мой, человек весьма упертый. Если он решил выбросить кого-то из своей жизни, то сделает это очень решительно, не оставив на память даже портрета. Уж я-то знаю… Я остановила свой выбор на "Гордость и предубеждение" Джейн Остин – это стало первой книгой, которую я прочла полностью на английском языке. Утром, следующего дня Димы уже не было дома. Решая, что же мне делать, и так как есть было нечего, я решила воспользоваться кредиткой. Я помню, как бродила по району в поисках супермаркета. Я слышала, как быстро общаются между собой проходящие мимо люди, и улавливала лишь обрывки отдельных фраз. Я вертела головой как заводная игрушка, поглощая живописные здания, меня интересовало все, даже одежда англичан. Простота и элегантность, весь секрет. Позже, так же одеваться стала и я. Я наконец скупилась в огромном супермаркет, и таща нагруженные пакеты, искала дорогу домой. Я тогда думала, что не буду совсем уж надоедливой ношей, если стану полезной в быту. Дима приехал около полуночи, но я дождавшись его принялась разогревать ужин.

– Пташка, я поужинал в ресторане, спасибо, не стоило. Меня обидело это. Ведь я так старалась ему угодить.

– Мог бы позвонить, и предупредить, – бросила я, обижено удаляясь в свою комнату. Утром следующего дня я проснулась на рассвете. Мне снился папа. Он часто снится мне. Даже сейчас… Я приняла душ и выпила крепкий кофе, чтобы взбодриться и успокоить разгулявшиеся нервы. Я хоть и дула губы на Диму, но все же приготовила на завтрак блинчики с джемом. Фирменный завтрак тети Глаши. Когда в душе зазвенела вода, я поняла, что брат проснулся, и сварила свежий кофе. Оставив завтрак на столе, я ушла в свою комнату. Не знаю, почему я так поступила тогда? Сейчас за одну только возможность взглянуть на него, я отдала бы собственную жизнь… Только когда хлопнула входная дверь я вышла из своего укрытия. Я приятно удивилась, когда поняла, что он вымыл за собой всю посуду, оставив на кухне идеальный порядок. Тот день мне запомнился особенно хорошо, потому что через час после ухода брата, раздался дверной звонок. Какие-то люди в рабочей одежде внесли к нам в квартиру белое пианино. На так себе английском я объяснила, что его нужно установить в моей комнате. Мне сунули какие-то бумаги, я расписалась и выпроводила незваных гостей. Мой Дима. Мой любимый. Он позвонил мне, и спросил:

– Ты же больше не будешь дуть на меня, свои очаровательные губки? – спросил он. Так и сказал. Очаровательные. Я смутилась тогда… Меня даже не целовал никто раньше.

– На этот раз ты прощен, – шутя ответила я.

– Сегодня ужин можно накрывать на троих, пташка. У нас будет гость. До вечера.

– До вечера, – ответила я. В тот же день, мне привезли всю мою одежду, старательно уложенную тетей Глашей в чемоданы. Я накрыла ужин на троих и старательно собиралась к приходу Димы. Короткие шорты и приталенная футболка, но особое внимание я уделила своему лицу, и волосам. От природы они у меня вились, верхнюю часть я уложила в высокую прическу, и теперь крупные локоны, черным каскадом спускались на остальные волосы, которые достигали поясницы. Удлинив ресницы тушью, и подкрасив губы я осталась довольна собой. Когда Дима вошел на кухню со своей рыжей невестой, по имени Джейн, я впервые почувствовала укол… ревности. Тогда, я не особо различала все чувства свойственные влюбленности. Помню, как было мне неприятно. Об этом "почти" я писала ранее. Я считала себя лучше нее. И до сих пор так считаю! Она была рыжей, и плоской девушкой. Ее лицо, покрытое веснушками, всегда выражало лишь пренебрежение ко мне. Я знаю. Но обо всем по порядку… Сначала Джейн любезно улыбалась. Узнав, что я еще мало живу среди англоговорящих, она общалась со мной словно с полоумной. Разделяя слова на слоги, она будто, с ребенком говорила со мной. Мне было не ловко сказать ей, чтобы та прекратила, но встречая хмурый взгляд брата, я понимала, что ему стыдно за поведение своей невесты. Но весь вечер мы говорили на английском, и я подмечала, что произношение у Димы идеальное.

– Как долго ты пробудешь с братом? – спрашивала Джейн. А я лишь неловко пожимала плечами, что абсолютно не нравилось невесте моего брата. Она недовольно хмыкнула, и я посмотрела на Диму, ища поддержки. Но он молчал, поедая свой ужин.

– И когда же ждать вашу свадьбу? – спросила я.

– Мы не решили еще, – говорил Дима.

– Я бы хотела как можно скорее, – говорила Джейн. Бросая томные взгляды в сторону Димы, она сказала:

– Мне просто не терпится стать твоею женой. После ужина мы с Джейн цедили вино из бокалов, все так же продолжая вымученную беседу. Когда рыжая невеста задала вопрос, который видимо, расставил для нее все точки над і, я заметила, как напрягся Дима, сжимая и разжимая ладони он заерзал на стуле. После хождения вокруг да около, Джейн спросила:

– Вы же не родные друг другу?

– Нет, – отвечала я, – мы не кровные родственники.

Понимая, что Джейн выспросила все что хотела, я оставила нашу скромную компанию и принялась мыть посуду. Дима тактично выпроводил свою невесту, которая, как я слышала вовсе не хотела уходить, и вернулся ко мне. Я тогда, взглянула на него и поняла, что ничегошеньки не знаю о его жизни помимо того, что он стал очень красив.

– Как ты жил эти десять лет? – спросила я. Он учился в Манчестерском университете, на направлении экономики. Сначала занимался недвижимостью отца в Лондоне, которое сдается лишь в аренду юридическим лицам, а когда заработал свой собственный капитал, купил 50% акций малоизвестной судостроительной американской компании, теперь, когда он получает стабильный доход, подумывает об отельном бизнесе в Европе. Это впечатлило меня тогда. Я подумала о том, что мой брат умный и серьезный мужчина, раз так много добился. Папа помогал первое время, но лишь с тем, что дал ему возможность раскрутится на своем бизнесе. Он спросил меня о моей жизни. Говорить особо было нечего, но я рассказывала все, что вспоминалось мне. Он улыбался, глядя на меня, а я улыбалась ему. Мы просидели так несколько часов говоря обо всем подряд и не о чем в особенности. Много сигарет было выкурено и сказано много слов. Потом он спросил:

– Ты сыграешь для меня?

– Ты не забыл.

– Нет пташка, ты долбила по клавишам так, что я вряд ли смог бы забыть. Я смеялась его шуткам, громко запрокидывая голову назад. Нам было так легко вместе. Мы словно стали старыми друзьями, которые встретились через много лет… И не могли наговориться друг с другом. Он сидел на кровати пока я исполняла для него Моцарта, Бетховена, особенно ему нравился Бах, но только в моем исполнении. Так он говорил мне. В порыве благодарности я обняла его и поцеловала в щеку. Он, поглаживая меня по спине сказал:

– Спасибо за вечер, пташка. Спокойной ночи. Я воспроизвожу в голове его голос, и на мои глаза наворачиваются слезы. Мне так не хватает тебя, любимый… Следующий день я бродила по городу, так как дома заняться мне было нечем. Я как сейчас помню, как пряталась от дождя под крышей какого-то паба, зазвонил мобильный и Дима сказал, что сегодня он домой не вернется. Он остался у Джейн. Я скучала по нему. Той ночью я так и не вернулась домой. В метро я познакомилась с какими-то музыкантами, которые собирали себе деньги на первую студийную запись. Трое ребят барабанщик, гитарист, клавишник и девушка солист. У них были не дурные песни, скажу я вам. Пол ночи мы пели, потом на их старенькой машине катались по ночному городу. Наконец я увидела Биг-Бен и прокатилась раз на лондонском Глазу. Хороший был вечер, жаль, что Димы тогда не оказалось рядом. На рассвете я, наконец, вернулась в пустую квартиру брата. Раза четыре в неделю я оставалась совершенно одна, и мне это совсем не нравилось. Я хотела, чтобы Дима нуждался в моей компании так же, как и я в его. Я хотела, чтобы он был со мной. Только со мной. Порой я думала, что он попусту растрачивает свою красоту на эту рыжую корову. Зачем? Меня радовал тот факт, что где бы он ни был, он обязательно звонил мне. Все чаще и чаще. Даже просто пожелать спокойной ночи. Но мне казалось этого мало. Я не могла отвязаться от чувства, что хочу быть более значимой. И я совсем не хотела, быть младшей сестрой… Так прошел почти месяц. Однажды утром, когда он уплетал свой завтрак я спросила его, где он останется сегодня. Я сказала это резко. Он внимательно воззрился на меня, а я злилась, что он смотрит на меня, как на вредного ребенка.