Страница 7 из 12
«На что ж привешены нам руки?»: Практики взяточничества в конце эпохи царизма и в ранние советские годы
Не советский режим, конечно, изобрел взяточничество и ввел его в обиход на территории Российской империи2. Наверняка никого не удивит, что практики, получившие ярлык взяточничества в Советском Союзе, имели прецеденты при царизме. Один из самых главных – обычай «кормления от дел» (или просто «кормления»), благодаря которому настоящая армия чиновников дополняла маленькие оклады, принимая от населения подарки в обмен на услуги3. Чиновники ждали от просителей, обращавшихся к ним за помощью, бутылки водки, продуктов, банки меда или еще какого-нибудь дара. В работе о крепостничестве в Тамбовской губернии начала XIX в. Стивен Хок описывает систему взимания денежных подарков сборщиками податей, которую можно считать общепринятым вымогательством взяток у крестьянского населения. Прежде чем уплатить подати, человек должен был предложить деньги или что-то натурой целой своре бюрократов. Полицейские чины тоже брали взятки в качестве довеска к нищенским окладам4. Крестьяне несли бюрократам яйца, бумагу, свечи, чтобы облегчить себе контакты с представителями государства, часто предъявлявшими необоснованные и обременительные требования. Говоря словами Нэнси Шилдс Коллман, писавшей о более раннем периоде, «дарение имело цель обоюдной выгоды, понятную всем»5.
Эти традиции обмена подарками еще больше размывали вечно неясную границу между коррупционными и некоррупционными актами в глазах закона, чиновничества и самого населения. Одни, например, видели в кормлении определенный тип принуждения, тогда как другие – легитимный способ получения чиновниками вознаграждения за оказываемые услуги6. Некоторые люди считали свои подарки чиновникам недобровольными, данью своего рода вымогательству. Другие имели причины подносить дары добровольно, рассматривая их как абсолютно приемлемые «знаки благодарности», обещавшие беспроблемные отношения в будущем. Применение определения «коррупционный» к подобным деяниям зависело от местных обычаев, прецедентов и конкретных обстоятельств.
Практика «кормления» выполняла в российском обществе несколько функций. Прежде всего она обеспечивала дополнительный доход низшему чиновничеству. Подарки представителям местных властей также позволяли отдельным людям продираться сквозь бесконечный лабиринт законов, предписаний и правил имперской администрации, устанавливая между государственным служащим и подданным персонализированные отношения, основанные на взаимности. Зная о прискорбно маленьком жалованье местного чиновничества, некоторые сочувствовали неимущим чиновникам, пытающимся повысить жалкие доходы, и терпимо относились к неофициальным подаркам. Иной раз высшие власти попросту понимали, что лишенные возможности кормиться от местного населения чиновники могут прибегнуть к еще менее допустимым способам заработка. Например, киевский губернатор И. И. Фундуклей знал, что крупные землевладельцы приплачивают местной полиции. Но губернатор не пресекал такую практику, рассуждая, что если полицейские не будут брать денег у помещиков, то станут принимать взятки от местных воров7.
Еще одну практику царской бюрократии можно считать прецедентом для некоторых видов взяточничества в советских учреждениях. Подношения – преподнесение желаемых даров начальству в той или иной организации ради продвижения по службе или гарантированного сохранения за собой должности. Строгая иерархия – с вертикальными, жестко закостеневшими административными лестницами – стимулировала тех, кто занимал низшие ступени, платить вышестоящим в пирамиде власти.
Практики «кормления» и «подношений» превосходно сочетались, подкрепляя друг друга. Низшие чиновники обирали население, скрашивая себе тем самым обязанность подношений собственным начальникам. Такие отношения образовывали настоящую «пищевую цепочку»: вышестоящие кормились от нижестоящих в бюрократическом аппарате, а те, в свою очередь, от населения. Эту-то пищевую цепочку – зависимость простых людей в их повседневных нуждах от платы (порой добровольной) алчным государственным чиновникам и дальнейшие выплаты последних представителям более высоких ступеней иерархии (возможно, еще более корыстным) – позже пытались разорвать советские революционеры.
Почему взятки были так распространены в царской России? Жалованье низшего чиновничества оставалось довольно маленьким, порой ниже прожиточного минимума. Низкие доходы давали бюрократам стимул «кормиться» от населения. Однако только маленькое жалованье не может объяснить повсеместное взяточничество, которое существовало даже среди сравнительно высокооплачиваемых правительственных элит8. Наверняка играли свою роль плохое образование и недостаточная профессиональная подготовка. Молодых, неопытных людей назначали на административные посты в провинции, где они, либо не ведая профессиональной этики, либо не желая руководствоваться чувством профессиональной ответственности, смотрели на свою должность как на возможность для обогащения. Не зная – или не уважая – законов, многие чиновники не считали зазорным взимать плату за выполнение своей работы. Сложные и противоречивые правила, персонализация отношений, скверная подготовка полиции, судей и других служащих, чудовищная волокита в административной и судебной системах также предоставляли плодородную почву для распространения сомнительных практик9. Все эти факторы почти с такой же силой действовали в советских бюрократических аппаратах.
Ричард Уортман подробно проанализировал развитие в XIX в. российского «правового сознания», которое возникло с ростом уровня юридического образования и подготовки юристов и правоведов. Это сознание в первую очередь наблюдалось на высших уровнях юридической администрации и вызвало некоторое повышение этической ответственности среди работников суда и прокуратуры10. Тем не менее реформы середины столетия и изменения в менталитете некоторых чиновников не смогли уничтожить приверженность к традиционной практике обмена дарами между гражданскими лицами и чиновниками. Не способствовали они, как указывает Уортман, и возрастанию уважения к закону в массе чиновничества. По словам Катрионы Келли, в конце XIX в. социальная и правовая терпимость к подаркам чиновникам была широко распространена11. Взяточничество так глубоко укоренилось в ряде аппаратов, что проверки зачастую вскрывали зараженность им всей службы; упразднялись целые конторы, закрывались целые департаменты12. (Об имперских законах о взяточничестве пойдет речь в главе 3.)
Большинство представителей российской литературной и политической интеллигенции возмущались, по их мнению, повальной правительственной коррупцией, взращенной и пестуемой прогнившим самодержавием, которое использовало правовые институты как орудие господства; они бичевали ее с безудержной яростью. Журналист и литературный критик А. И. Герцен выступал в своем журнале «Колокол» с гневными инвективами в адрес отдельных бюрократов, о взяточничестве, растратах и прочих грязных делишках которых ему становилось известно, зачастую от анонимов. Он разоблачал жульничество, нравственную низость, угодничество бюрократов и другие изъяны правосудия (нередко публикуя документы). Бюрократы, говорил он, подкуплены самодержавием: «Люди, берущие взятки, никогда не бунтуют»13.
Русская литература XIX в. представляет собой богатый источник образов царских служащих-взяточников наряду со смешными и презрительными зарисовками досадных, часто нелепых взаимодействий российских подданных с продажными чиновниками, как правило, демонстрирующими жадность и леность последних. Портреты провинциальных должностных лиц – беззастенчивых корыстолюбцев у Н. В. Гоголя, А. П. Чехова, М. Е. Салтыкова-Щедрина не подвластны времени. Запрещенная цензурой комедия В. В. Капниста под названием «Ябеда» содержит бессмертные строки, которые поет главный герой, бюрократ: «Бери, большой тут нет науки, // Бери, что только можно взять. // На что ж привешены нам руки, // Как не на то, чтоб брать?»14