Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 7 из 13



Удивительно, однако, что с конца 1942 г. младенческая смертность резко упала и стала даже ниже среднего предвоенного уровня по РСФСР. В 1939 г. этот коэффициент в городах республики составлял 191 смерть на 1000 новорожденных. В течение 1942 г. он подскочил до 345 смертей на 1000 новорожденных, но затем упал до 173 в 1943 г. и до 113 – в 1944 г.[70] В 1943–1944 гг. голод и связанные с ним болезни, главной из которых был туберкулез, начали уносить жизни большого количества взрослых людей, находившихся в тылу, но не детей[71].

Когда мы рассматриваем ситуацию с детской смертностью в СССР во время войны, то имевшие место значительные позитивные сдвиги в вопросе выживания детей в эти годы действительно впечатляют. Советский Союз, как и другие воюющие страны, старался всеми силами защитить их. Но снабжение продовольствием было настолько неудовлетворительным, что государство стояло перед сложным выбором. Первоочередной и самой главной задачей считали накормить солдат на фронте, а потом работников оборонной промышленности. На остальных, включая детей, в том числе младенцев и детей младшего возраста, продуктов явно не хватало[72]. Риски для детского здоровья и физического выживания в условиях недоедания увеличивались из-за не развитой в СССР санитарно-гигиенической инфраструктуры. Обеспечение туалетами и канализацией, уборка мусора и доступ к чистой питьевой воде на несколько десятилетий отставали в СССР от Германии, Японии, Великобритании и США. Не многие в СССР были знакомы с элементарными правилами гигиены, а повседневные бытовые и санитарно-эпидемиологические условия военного времени затрудняли соблюдение ее простых правил, даже если родители и воспитатели стремились к этому. Таким образом, шансы младенцев и детей постарше выжить зависели не только от наличия еды, но и от способности семьи или попечительских заведений готовить пищу в приемлемых санитарных условиях. А это, в свою очередь, зависело не только от знаний о гигиене, но и от доступа к необходимым гигиеническим средствам. Например, мыло буквально исчезло на весь период войны и первые послевоенные годы, а дрова – основной источник топлива для обогрева и приготовления пищи – были в громадном дефиците. Какой смысл в запасах молока, манной крупы или риса, из которых можно было бы приготовить детское питание, если нечем растопить плиту или вскипятить воду. К тому же перенаселенность и проблемы с гигиеной способствовали быстрому распространению заболеваний верхних дыхательных путей, что увеличивало риски развития пневмонии и других смертельно опасных детских болезней.

Сильнейшее недоедание не только само по себе истощает детей, но и вызывает осложнения при других заболеваниях и расстройствах, делая их еще более опасными, если не смертельными. Во время войны детский рахит, например, провоцировал предрасположенность детей к пневмонии и препятствовал борьбе организма с легочными инфекциями[73]. Другими словами, так как недоедание подрывает иммунную систему, дети все хуже справлялись с пневмонией, туберкулезом и другими инфекциями. Нужно также не забывать о том, что, когда дети военного времени заболевали, они боролись не только с одной болезнью: это было либо несколько заболеваний одновременно, либо одно перетекало в другое. А. И. Перевощикова в своем обстоятельном исследовании жизнедеятельности яслей Ижевска военных лет приводит пример ребенка, страдавшего от целого ряда осложненных пневмонией гриппов, а также гнойным отитом, диспепсией, дифтерией, ветрянкой и коклюшем. Его матери пришлось в итоге уволиться с работы, поскольку за четыре месяца она смогла выйти на работу всего 43 дня[74]. И это был не единственный случай. Помимо человеческих трагедий как таковых больные дети «стоили» советской промышленности сотни тысяч потерянных трудодней из-за того, что работающие матери были вынуждены брать отгулы, чтобы ухаживать за больными детьми[75].

Первые месяцы войны и первые признаки трудностей

С самых первых месяцев войны руководство страны было осведомлено о критической ситуации со здоровьем детской части населения СССР. Уже в конце 1941 г. (то есть даже до начала массовой эвакуации детей из блокадного Ленинграда) в основных тыловых городах – Саратове, Молотове, Пензе, Кирове, Свердловске и Новосибирске – был отмечен рост уровня заболеваемости и смертности среди младенцев. Это объяснялось совокупным влиянием разных причин: большим притоком эвакуированных детей, переполненностью детских учреждений и нехваткой основных продуктов питания – молока, манной крупы, риса и сахара, необходимых для приготовления детских смесей, а также белков и жиров для детей постарше[76].

К концу 1941 г. города начали сообщать об участившихся случаях острого недоедания, многие из которых имели летальный исход. В Кирове ситуация с обеспечением детским питанием достигла кризисной отметки в конце 1942 г. (высокие показатели голодной смерти среди взрослого населения там будут отмечены в 1943 г.). В то время в городе находилось 4500 детей в возрасте до года и 10 500 – от одного года до трех лет. Всем им было необходимо молоко из городских молочных кухонь[77]. В июле эти кухни получали достаточно молока, которого хватало для выдачи 250 мл в день на каждого ребенка. В октябре эта цифра упала до 160 мл, а в ноябре – всего до 45 мл. Детская городская больница констатировала, что 95 % всех принятых на лечение детей страдали от сильнейшего недоедания. С сентября по ноябрь 1942 г. 30 % поступивших в больницу детей умерли. В половине случаев голод был причиной смерти, а в остальных – сопутствующим фактором[78]. В конце 1942 г. в городе была открыта специальная столовая для истощенных детей, но это не изменило ситуации. В первой половине 1943 г. доля ясельных детей с сильным истощением составляла 13 %, в детских садах – 5 %, в школах – 3 %. Туберкулез был выявлен у 11–12 % детей в яслях, у 3 % – в школах. Вот выдержка из отчета, поступившего в Совет Народных Комисаров СССР (СНК), датированного весной 1943 г.: «В детскую больницу города Кирова дети доставляются настолько запущенные, что их трудно вылечить. Со 2 мая по 15 мая умерло 9 человек. Питание очень плохое. На 186 коек больница получает 9 литров молока, 30 литров тощей продукции». Если подсчитать, то на каждого ребенка приходилось всего 48 мл молока в день, что составляло только пятую часть нормы, которую больница должна была получать. Детская больница в городе Слободской докладывала, что 70 % ее пациентов страдали от острого недоедания, но у больницы не было продуктов, чтобы обеспечить их оздоровительным кормлением. Продуктов питания не хватало и при лечении многочисленных случаев детской диареи, часто оканчивавшейся смертельным исходом[79].

Детские учреждения разных типов вскоре (по примеру фабрик и больниц) были вынуждены обеспечивать себя пропитанием за счет собственных садов и огородов[80]. Количество и качество продуктов с этих земельных участков сильно разнилось из-за нескольких факторов: у персонала больниц не хватало знаний о том, как выращивать сельскохозяйственную продукцию; не были достаточно развиты хозяйственные связи детских учреждений с фабриками и колхозами, которые могли бы помочь им транспортом, топливом, технологиями. Также многое зависело от качества почвы и местных климатических условий. Одни преуспевали в этом деле, другие же, несмотря на все усилия и вложенные средства, имели весьма низкую эффективность. Так, в 1942 г. все ясли в Магнитогорске высадили картофель – важный источник витаминов, калорий и белков, но выращенного урожая картофеля хватило лишь для использования в качестве посадочного материала на следующий год. А в г. Лысьве (Молотовская область), напротив, в том же году был собран солидный урожай картофеля, капусты, моркови, лука и свеклы[81].

70

ГА РФ. Ф. А-374. Оп. 34. Д. 1540. Л. 1.

71

Filtzer D. Starvation Mortality in Soviet Home-Front Industrial Regions during World War II // Hunger and War: Food Provisioning in the Soviet Union During World War II / eds. W. Z. Goldman, D. Filtzer. Bloomington: Indiana University Press, 2015. Ch. 5.

72

Filtzer D, Goldman W. Z. Introduction: The Politics of Food and War // Hunger and War. P. 11–27; Goldman W. Z. Not by Bread Alone: Food, Workers, and the State // Ibid. Ch. 1.

73

Рахит в предвоенном СССР носил эндемический характер, особенно в его северных регионах, получавших мало солнечного света. Масштабы и серьезность его распространения заметно выросли в течение войны по большей части из-за крайней нехватки молока, которая будет описана мной далее. О рахите в военное время см.: Дормидонтов А. А. Основные направления по борьбе с рахитом в условиях северного Урала // Педиатрия. 1945. № 3. С. 38–41; Дементьев М. И. К вопросу о рахите в военное время // Там же. С. 47–48; Дулицкий С. О. Рахит военного времени // Там же. С. 41–47; Домбровская Ю. Ф. Пневмонии у дистрофиков и рахитиков // Труды пленумов совета лечебно-профилактической помощи детям министерства здравоохранения СССР и министерства здравоохранения РСФСР. М., 1948. С. 36.

74



Перевощикова А. И. Гипотрофии в яслях города Ижевска и борьба с ними: дис… канд. мед. наук. Ижевск, 1944. С. 53.

75

Таким образом, в течение первых шести месяцев 1942 г. группа из 8608 матерей, работавших на оборонном предприятии в г. Свердловске, в сумме пропустила 263 667 рабочих дней, то есть в среднем они работали один из пяти рабочих дней в неделю, см.: ГА РФ. Ф. А-482. Оп. 47. Д. 573. Л. 22.

76

ГА РФ. Ф. А-482. Оп. 47. Д. 440. Л. 21–22, 41.

77

Более подробное обсуждение работы молочных кухонь приведено в статье далее.

78

ГА РФ. Ф. 8009. Оп. 21. Д. 44. Л. 1–2 об., 3.

79

Там же. Ф. А-482. Оп. 47. Д. 1247. Л. 21. Этот отчет необычен тем, что сообщает и о судьбе детей в сельской местности, где голод достиг таких масштабов, что в некоторых деревнях половина детей была слишком слаба и истощена, чтобы посещать школу, а остальные «систематически» недоедали, см.: Там же. Л. 23.

80

О работе на прифабричных огородах широко известно. О больничных огородах см.: Там же. Д. 539. Л. 175 об.; Д. 1250. Л. 22–22 об.

81

ГА РФ. Ф. А-482. Оп. 47. Д. 573. Л. 2 (Лысьва) и Л. 87 об. (Магнитогорск).