Страница 12 из 21
За здоровьем членов общины следили одни лишь волонтеры, и никакого медицинского оборудования у них, разумеется, не было. Лазарет представлял собой обычную длинную хижину с шестнадцатью кроватями, чистую и ухоженную, где могли пару дней подержать человека с каким-нибудь легким недомоганием. В крохотном шкафчике в дальнем углу хранились кое-какие медикаменты, однако с любым мало-мальски серьезным заболеванием надо было ехать в Дорчестер.
Джулия подошла к женщине, которая сегодня была за медсестру.
– Где Аллен? Что он сказал про Тома?
– Говорит, пусть пока отдохнет. Он вызвал врача из Дорчестера, к вечеру тот должен приехать.
– К вечеру? Так поздно?! А Аллен не сказал, что с Томом?
– Нет, не сказал. Джулия, Том совсем старый. Мало ли что могло обостриться с возрастом.
Едва сдерживая злость, Джулия подошла к кровати Тома и взяла его за руку. Костлявые пальцы были холодными, и на секунду стало жутко: не умер ли он, пока она бегала по деревне? Впрочем, грудь у старика едва заметно приподнималась. Джулия сунула руки под одеяло, пытаясь хоть немного его согреть.
В лазарете было холодно, потому что окна открывали нараспашку, и хотя ветер сегодня дул не так сильно, хижина стояла в тени и не нагревалась на солнце. Джулия убрала с лица старика редкие седые волосы. Лоб у него казался прохладным, не в испарине.
В жизни Джулии сейчас не было человека роднее Тома: и Грэг, и родители значили для нее гораздо меньше. Соединяло их со стариком не кровное родство и уж тем более не физическое влечение. Скорее они были близки по духу и понимали друг друга без слов.
Мало кто из двухсот человек общины мог хоть как-то повлиять на Джулию и изменить ход ее мыслей. Для нее они были бледными тенями, лишенными индивидуальности и запросто подчиняющимися чужой воле. К примеру, Аллен. Врач из него, несомненно, вышел неплохой: он легко справлялся с мелкими болячками и правильно диагностировал что-то серьезное. Но, казалось, он никогда не принимает важных решений, и если болезнь нельзя вылечить за пару дней комбинацией простейших препаратов, Аллен незамедлительно передавал пациента в больницу Дорчестера. Может, так оно и правильно… тем не менее он выглядел человеком безвольным и пустым.
И Грэг в чем-то – тоже. Хотя Джулия уже много месяцев делила с ним постель, а в самом начале отношений была даже немного влюблена, до сих пор она так и не увидела в нем что-то по-настоящему живое. Для нее он был либо рабочим из мастерской – причем почти незнакомым, – либо невнимательным и холодным мужчиной, который эгоистично использовал ее тело. В общине Грэга любили, и даже сама Джулия, если забыть про неуклюжесть в постели, считала его парнем забавным и легким в общении. Однако и в нем чувствовалась та же раздражающая безликость. Порой Джулии хотелось разораться или надавать ему пощечин – что угодно, лишь бы вызвать хоть какую-то реакцию.
Однако были и другие люди: как в общине, так и в Дорчестере или его окрестностях. Яркие личности.
Например, Нэйтан Уильямс, которого очень уважали; поговаривали даже, что он был среди основателей общины при Мэйден-Касле. Или женщина по имени Мэри, лепившая глиняные горшки. Или рыбак Род. Учительница Алисия. Опять-таки Том Бенедикт…
Иногда, стоя за прилавком в Дорчестере, Джулия глядела на проходящих мимо горожан и, как ни парадоксально, чувствовала с ними то же родство.
Сперва она думала, что у нее открывается какой-то экстрасенсорный дар, нечто вроде ясновидения. Может, она телепат? Впрочем, никакой другой мистики в ее жизни не наблюдалось. Просто она испытывала к некоторым людям эмпатическую близость – нечто вроде духовного узнавания.
Джулия старалась не обращать на это внимания, и постепенно оно сошло на нет, однако встреча с Дэвидом Хакманом всколыхнула былые тревоги и заставила вспомнить про это необъяснимое, но вполне себе реальное обстоятельство ее жизни. Хотя с Дэвидом было иначе: с ним она испытала сексуальное влечение, физическое желание, эмоциональное напряжение.
– Джулия, это ты?..
Том говорил очень тихо и глаз не открывал. Она легонько сжала под одеялом его пальцы.
– Я, Том, я. Не переживай. Сейчас приедет врач из Дорчестера.
– Не уходи…
Джулия огляделась. Они с Томом были в лазарете одни: летом жители общины болели редко. Никого, даже медсестры, не говоря уж про Аллена.
В окно она видела детей: те носились по улице и пронзительно орали друг другу: занятия в школе давно закончились, скоро стемнеет.
К детям Джулия тоже не испытывала особой привязанности, хоть легко находила с ними общий язык и потому старалась помочь учителям. Она считала малышню шумной, надоедливой, отнимающей слишком много сил и времени. В целом к детям она была скорее равнодушна и нейтрально воспринимала сам факт их существования. С тем же отстранением она вспоминала свое прошлое, а Дэвид Хакман, по его словам, – работу в Лондоне.
Недавно в селении родился ребенок, и Джулия видела мать с младенцем сразу после родов. Та, казалось, воплощала собой классический образ материнства. Женщина со спутанными волосами сидела на койке, укрытая теплой кофтой. В руках у нее кричал новорожденный: розовый, мокрый и очень маленький. Глаза матери, хоть и усталые, сияли от радости. Простыню под ней тщательно расправили, ни единой складочки. Зрелище идеальнее некуда: крепкая мать и здоровое дитя.
Джулия вообще не могла припомнить, чтобы в деревне происходили какие-нибудь неприятности. Да, порой случались эпидемии гриппа, дети подхватывали друг от друга корь и свинку… но никто не ломал ногу на ровном месте, не было никаких внезапных выкидышей и несчастных случаев. На юго-западе от селения находилось кладбище – однако те несколько покойников, что там лежали, ушли тихо, мирно и даже как будто незаметно для окружающих.
В общем, Джулия жила в тихом местечке, укрытом от всех опасностей, куда суровым реалиям жизни просто не было ходу.
И тут, словно наперекор ее мыслям, Том застонал. Голова у него заметалась по подушке.
Том был другим, Том был ей близок. Он всегда выделялся в толпе: как солист, а не участник хора… Эта аналогия частенько приходила Джулии в голову – словно подсказка, которая лишь запутывала еще сильнее…
До Дэвида Хакмана она ни с кем не обсуждала эту загадку. Ни с Нэйтаном, ни с Мэри, ни даже с Томом. А Дэвид Хакман вдруг сам об этом заговорил.
«Мы другие, – вот что он хотел ей сказать. – Мы другие, потому что мы с тобой похожи».
На пороге хижины появилась женщина с маленьким ребенком на руках. Она медленно подошла к Джулии, и та с тревогой обернулась:
– Врач приехал?
– Я же говорила, милая моя, ему только что позвонили. Он, наверное, будет еще не скоро – в Дорчестере ведь полно всяких иностранцев.
– Тогда найди, пожалуйста, Аллена, – попросила Джулия. – Тому очень плохо. Я не знаю, что делать.
Женщина шагнула ближе и ладонью потрогала лоб старика.
– Жара нет. Он просто спит.
– Пожалуйста, приведи Аллена! Я очень волнуюсь.
– Хорошо, пойду гляну, где он.
Ребенок у нее в руках смеялся и сучил ножками, задевая кровать и лежащего на ней старика. Женщина, не задумываясь, что пациенту может быть неудобно, перехватила младенца и неспешно пошла к выходу. Джулия чуть было не рявкнула, велев ей поторапливаться – она чувствовала, что Тому все хуже и хуже. Он метался на подушке, открывая глаза, но ничего перед собой не видел.
– Может, принести ему поесть? – У самого порога женщина опять застыла, вопросительно обернувшись.
– Нет! Приведи Аллена! Пожалуйста, скорее, ради Тома…
В этот миг пальцы старика вдруг выскользнули из ее руки. Все еще глядя на женщину, Джулия зашарила под одеялом, пытаясь их нащупать. Она в страхе посмотрела на кровать… И увидела совсем не то, что ожидала.
Койка была пуста.
Одеяло скомкано, на простынях – отпечаток старческого тела, но сам Том пропал.
Джулия всхлипнула и отшатнулась, громко заскрежетав стулом.
– Том! Господи боже, Том!..