Иная. Песня Хаоса

В ней теснился бунт, хотелось выбежать прочь из терема. Она уже жалела, что ее нашли в снегах. Умерла бы или нет – природа в лесу решила бы, а теплый мех Вен Аура согрел бы не хуже шкуры убитого зверя.

– Нет-нет! Упаси духи. Ты здоровая нужна, сильная! – запротестовала Ауда. – Это нам уже все равно. Я-то старуха, как он говорит. Он со мной и не ложится уже.

Она вновь то ли утешала, то ли издевалась, задевая крайне болезненную тему. Котя изо всех сил старалась не думать о брачном ложе, уверяла себя, что до того времени что-нибудь придумает или обманет мужа в темноте. Но чем больше она силилась не представлять страшный миг, тем чаще являлся он смутным предчувствием. И Котя думала, что просто не доживет – сердце разорвется от ужаса и отвращения. Игор оказался ничем не лучше Вхаро. Среди людей не нашлось ей защитника, а среди зверей, возможно, отрекся последний.

– Да и со мной все реже, – недовольно подала голос Вея.

– Зато с тобой, почитай, каждую ночь постарается, – вновь оскалилась Ауда.

– Совсем о нас забудет. Кто мы теперь? Вещи ненужные, – выдохнула Вея, неподвижно и безразлично глядя прямо перед собой, как неживая. – А ты его новая забава. Вон как всю увешал речным жемчугом и шелками.

Подарки Игора лежали в сундуке, Ауда же с наслаждением показывала их и примеряла на Котю, приговаривая, что в прежние годы радовалась бы столь щедрым подношениям.

– Это же из-за моря Кахи везли, из самого королевства Лагг, – восхищенно твердила Ауда, в который раз любуясь свадебным сарафаном.

Алая ткань лоснилась множеством тончайших узоров, жемчуг и яшма украшали край подола, пояс и рукава.

– А где это? Королевство Лагг, – заинтересовалась Котя.

Отец всегда говорил о землях к югу и не упоминал об этой далекой стране.

– В рассветной стороне. Ничего-то ты не знаешь, – смеялась старуха, вновь перебирая свои сладкие воспоминания. – А мы с ним по молодости весь мир посмотрели, то он матросом нанимался, то с караванами ходили. В рассветной стороне еще много-много стран лежит и островов. Ну, а за ними… – она осеклась и выплюнула с отвращением: – Отвергнутый Архипелаг, туда-то не приведи попасть. Однажды мы чуть не погорели на воровстве в королевстве Лагг, вот тогда бы нас сослали монстрам из Хаоса на съедение. Но ничего, как видишь, живые! – она рассмеялась карканьем вороны. – Сбежали тогда, так с тех пор в Ветвичах и сидим. Спокойно здесь.

– Что будет со мной, если муж ваш попадется? – поежилась Котя.

Вен Аур, конечно, не напоминал монстров из легенд, но не просто так ходила дурная слава про те острова; все ведали, что создания Хаоса непредсказуемы. Странно было повстречаться с одним из них.

– Известно что! – с наглым торжеством продолжала смеяться Ауда. – Про мужа с женой как говорят? Две жизни – одна судьба. Скажут, что помогала тоже. Ты поняла? Никому не расскажешь?

Коте казалось, что ее мажут дегтем, окунают с головой в черную вязкую смолу, отчего она вновь сжала кулаки:

– Но это не так!

– И кто же тебе поверит? Знаешь поговорки-то? Крестьянское слово сказано – ветром подхвачено. Купеческое слово – бронзовая подкова. Только княжье золотое – тяжелое да литое, – все насмехалась старуха.

– Да уж, купеческое. Знаю я, какое оно, «купеческое», с тех самых пор, как в этом тереме живу, – впервые недовольно сверкнула на нее глазами Вея, и Ауда, как ни странно, успокоилась. – Никому не верь, девонька. Никому не верь. Люди что создания Хаоса.

– Создания Хаоса… честнее, – чуть не выдала себя Котя.

– Тебе-то откуда знать? Видела будто их? – фыркнула на нее Ауда.

Но Коте пришлось смолчать, прикусив язык. Она лишь безмолвно умоляла: «Вен, Вен Аур! Услышь меня! Вытащи меня отсюда! Куда угодно вытащи!»

– Не видела, – согласилась она, возвращаясь к работе.

– Вот и мы не увидели, – примирительно кивнула Ауда, продолжая ворковать: – Когда свадебный пир будет, ты не вздумай плакать.

– Почему?

– Не принято. Так ты оплакивала свой «переход», у своих духов прощение просила, а так ты уже у нас.

– Да уже и духи к тебе привыкли.

«О духах говорят! Да в этом месте только злые мороки водятся», – вновь подумала гневно Котя, но снова смолчала. Наверное, вот так и привыкают к самым дурным людям, закрывают глаза на их поступки и на собственное ничтожное положение.

– Просто Игор ненавидит слезы. А уж если его друзья соберутся, так и вовсе. В Аларгате на похоронах не плачут даже, не поймут, осерчают еще. Лучше улыбайся им и молчи. После пира, как на ложе поведет тебя, тоже не смей плакать. Ну, а когда уже темно будет, можешь ничего не делать, он сам разберется.

– Ты отвернись потом к стене, когда он заснет, и там уже тихонько поплачешь, – с участием шепнула Вея, украдкой дотрагиваясь до руки Коти.

Хотелось бы предложить этой доброй женщине бежать вместе, да она бы уже не согласилась, смирилась. К тому же Котя до сих пор не ведала, как бежать из терема.

– Ты тоже плакала? – спросила она.

– Плакала. Не от боли, а вот сама не знаю, от чего.

– Глупые вы обе! Эх, была бы я помоложе! – махнула на них Ауда. – Все вспоминаю и Аларгат, и море Кахи – степи бескрайние, волны черные. И ночи наши, без терема, да куда там… даже угла своего. И все мне кажется, что тогда-то и было счастье. Только мы в темноте и Хаос над головой.

«Хаос над головой», – эхом отозвалось в мыслях Коти. Она тяжко вздохнула, чувствуя себя неправильной: теперь она просила защиты не у десяти духов, а у создания Хаоса, обращалась к нему, как в безмолвной молитве. С мыслями о Вен Ауре она и заснула в ту ночь, а наутро ее растолкала Ауда:

– Вставай, пора тебя к пиру готовить.

– Можно я на двор выйду? Воздухом подышу, – попросила Котя, сонно потирая глаза. При словах о пире все ее тело сковывало холодом.

– Только не вздумай бежать.

– Куда же я побегу? – нарочито показывала смирение Котя.

– Куда сбежишь – за все твои родные расплачиваться будут, – предупредила Ауда. – Если пойдешь к ним, так молодцы найдут тебя. Игор-то вольные мечи из самого Аларгата вывез еще. Это тоже в стороне восхода страна, за морем Кахи. И там лучшие ратники, которые никому не служат, только мошне.

– А если я не к родным пойду? Он их тоже мучить станет? – спрашивала Котя, с трудом играя глупую простушку.

Ауда уже раскусила ее после всех разговоров, ведь к тому времени они уже прожили в тереме около месяца.

– И куда же ты пойдешь? К диким зверям на поругание? – подбоченилась Ауда, улыбаясь. – Не станет, если тебя в деревне не найдет. Только идти-то тебе, я вижу, больше некуда.

Похоже, она уже не верила в серьезность слов несчастной невесты и воспринимала их как шутку. Котя же получила новую надежду: если бы выбралась просто в лес, то матушку и домашних никто бы не тронул. Только прежний дом уходил в далекое-далекое прошлое, недостижимый, затерянный среди лесов.

– Некуда, некуда, – соглашалась она. – Да я и не ведаю теперь, в какой стороне моя деревня.

– Да выпусти ты ее уже, румянее на пиру будет, – кивнула Вея. – И куда ж она сбежит? Двор-то сторожат молодцы.

– Да шутит, старая, шутит, – довольно рассмеялась Ауда. – Выходи, конечно, а то бледная стала. Только возвращайся быстро.

Настроение у старшей жены было прекрасное, она почти светилась, все больше посмеивалась, подшучивала над разместившимися на нижнем этаже многочисленными гостями. Расписная гридница наполнялась гомоном и топотом: уже сдвигали столы. Котя проходила между них бочком, стараясь, чтобы никто ее не увидел. Ее и так провели с закрытым белой накидкой лицом. Ауда сама надела на нее добротную шубу – очередной подарок Игора – и вывела на высокое крыльцо, неизменно сопровождая и украдкой давя на левое запястье.

Котя остановилась, вдыхая морозный воздух. Зима пошла на убыль, дни сделались длиннее, а ледяной наст уже не ложился на ноздреватый снег. С крыльца открывался вид на обширный двор богатого хозяйства. Все сарайчики и хлева находились с другой стороны терема, у парадного крыльца только останавливались сани. Котя впервые увидела терем снаружи: он напоминал скорее высокую избу, нежели сказочное строение, в котором живут князья. Хотя резные причелины и тонко сделанный охлупень в виде головы коня на крыше явно выделялись среди серых потемневших изб, расположившихся дальше по пригорку. Недалеко за крупной шумной деревней маячили верхушки леса. Терем стоял на холме, откуда открывался прекрасный вид даже за высокий частокол. Котя обратила взор к чернеющим стволам заснеженных деревьев.