Иная. Песня Хаоса

Едва верилось, что Вен Аур, этот добрый и даже иногда смешной проводник, способен на такое. Впрочем, Котя и от себя никогда не ожидала, что сумеет отнять чью-либо жизнь. Но, видно, прав оказался странник из Хаоса: нападающие сами виноваты. Смирение грозило бесчестием и многими мучениями, так что Котя только зло плюнула в сторону мертвецов, отгоняя их мстительных призраков. Но не помогло, потому что трясучка только усиливалась.

– Вот и они. Тебя искали! – воодушевленно воскликнул Вен Аур, и Котя услышала голоса, которые доносились из-за деревьев. – Иди к ним!

– Уходи! Уходи в лес, пока они не заметили тебя. Скорее, Вен, скорее! – поторопила его в свою очередь Котя.

И в сердце ее поселилась печаль: возможно, они больше никогда не встретятся, а ведь он впервые показался настоящим другом. Но копья и луки охотников или воинов могли вновь ранить его. А у него на боку едва зажила прежняя отметина.

– Ну, не стой же! Не стой! Они наверняка вооружены! – мучительно отгоняла от себя Вен Аура обессиленная Котена, голос ее срывался то на кашель, то на горький вой.

– Я еще пойму волю Хаоса. Не забывай меня! – бросил на прощание Вен Аур и кинулся в чащу.

Он посматривал из зарослей и в случае опасности немедленно бросился бы на врагов. Но он ушел, оставил.

«Вот и все, вот и все», – с болью думала Котя, медленно оседая на снег. Так ее и нашли в окружении разбросанного приданого у разоренного сундучка.

– Это она! Живая! – донеслись разрозненные радостные голоса.

Из-за деревьев вышли несколько мужчин в добротных тулупах и с мечами. Они напоминали убитых провожатых.

– Вот она, невеста Игора, – радостно говорили они.

– Неужели ж живая?

Кто-то дотронулся до ее плеча, перевернул на спину, но она уже не видела лиц.

– А разбойники Однорукого все мертвые! – поражались новые голоса, но они звенели и исчезали, словно отражались ото льда.

– Да что тут стряслось?

– Не важно, несите ее в сани скорее.

Несколько рук бережно подхватили ее, и она с разочарованием поняла, что окружным путем ее все-таки доставляют к постылому жениху. Если бы удалось выйти к родной деревне… Хотя что там? За ней бы второй раз приехали наемники-сваты, повезли бы уже с большей охраной. А остаться в лесу с Вен Ауром не позволяла человеческая природа.

«Откуда они знали, что разбойники повезут меня именно сюда? А, впрочем, уже не важно… Вен… Вен Аур, не покидай меня… Пожалуйста! Мне так страшно!» – в отчаянии думала Котя, проваливаясь в небытие.

Глава 5

Она шла, очень долго шла и шла по заснеженному лесу, а потом бежала. Ее преследовал злобный дух с горящими желтыми глазами. Уже не человек, уже без оболочки. Он гнал к самому Хаосу, заставлял кидаться в темноту, как в самый глубокий омут.

Или же она плыла? Да-да, она просто нырнула в жаркий летний день, а холодная вода обжигала горящую кожу, и водоросли тянули ко дну. Говорила ей матушка не плавать так далеко от берега, пугала, что утащат утопленницы да водяные. Но из темных омутов глядел неподвижно бархатистый покров, переливался бликами, как тот, в ночном небе. И он манил. Только в кромешном мраке люди видели, где на самом деле живут. Крошечный мир, слабый, уязвимый. Жестокий.

«Лишь половина мира… Другая откололась и плавает по ту сторону Хаоса в такой же пустоте. Как и сотни других расколотых миров», – шептала желтоглазая устрашающая тень, кусала за мочку уха, обжигала каждым словом. Вхаро. Снова пришел мучить и терзать.

«Вен! Вен Аур! Вытащи меня! Вытащи отсюда!» – бессильно просила Котя и отбивалась, отбивалась руками, вскидывала ноги, но их притачали ко дну цепкие лапы водорослей. И она задыхалась, в горло заливалась вода… Или огонь? Что-то страшное, что-то темное, высасывающее жизнь, лишающее воли.

«Я люблю жизнь! Даже если не взаимно!» – безмолвно всхлипывала в бессильных попытках выбраться Котя и лишь упрямее рассекала руками темную толщу, лишь напористее работала ногами. Но ее сдавливал кашель, скручивал тугим канатным узлом.

Она очнулась на какое-то время, с трудом приоткрывая глаза – ее куда-то везли, над головой светился Барьер, их вечное божество, их защитник, их залог жизни. А по ту сторону таился Хаос. Слишком тонкая стена для нашествия смутных теней. И Котя видела сквозь нее только мрак, только далекие неизведанные дали, ужасные, но по-своему притягательные.

Она рассмотрела в этой темноте тени, они приходили и среди света дня. Уже не монстры, но нечто иное, непознанное, далекое и гибельное. Летающие скелеты в бледных одеждах, они дотрагивались до неясных созданий, обитателей потусторонней неизвестности. И те умирали, исчезали, рассыпались частичками пепла. От этого вида лишь пронзали новые волны трясучки.

«Разрушающие… Они – смерть, – со скрытым содроганием прошипела мрачная тень главаря Вхаро. – Они – смерть созданий Хаоса, они – смерть людей. Они – истинная природа Черной Дыры, начало Хаоса и его конец».

Котя ничего не осознавала, ее пронизывал страх. Она лежала на санях с широко раскрытыми глазами, но при этом ничего не видела, не слышала, не понимала, давясь кашлем и морозным воздухом, который выворачивал грудь, словно раскрывая ее острым ножом.

Она не помнила, кто и куда ее нес. Воздух потеплел. Обдало жаром натопленной печи, но духота вцепилась когтями в горло, вырвала сдавленный хрип. Потом чьи-то руки перенесли ее тело на что-то мягкое, теплое и успокаивающее, наверное, застеленную лавку в горнице. Котя глядела на себя, будто со стороны.

«Умерла я уже? Вен Аур, как жаль, что мы больше не встретимся», – печалилась она, рассматривая свои прозрачные руки. Но только желала вырваться из плена чужой большой избы, так сразу ударялась о шершавые доски. Что-то не так! Не так! Призраки умеют проходить сквозь стены, призракам не страшен Хаос и Разрушающие, и худые люди их не удержат, и мирские печали не поймают. А она только билась и царапалась зверьком в ловушке. Ей чудился то колодец, то погреб, то жаркое пламя печи, будто закрыли ее внутри, зажгли дрова и захлопнули заслонку. Ее сжигали заживо! Она глухо замычала, давясь не то воздухом, не то дымом, а крик застрял в горле, как гадкий клубок шерсти.

– Ой, как мечется, – доносился чей-то гудящий голос.

Чьи-то сморщенные руки переворачивали на спину, заставляя распахнуть глаза. Под спину подкладывали подушки, и тогда удавалось вздохнуть.

– Ну, что, живая? – говорил кто-то с любопытством, без сочувствия.

– Да живая, живая. Дышит вон и дергается, – сварливо отзывался кто-то.

– Ох, и что теперь Игору сказать-то?

– Ничего не говорить! Выходить ее надо! За знахаркой иди, а я мёд пока разведу с брусникой.

Потом к губам подносили питье, заставляли глотать, но получалось с трудом, Котя выла и плакала, не осознавая, что от нее просят. Она не задумывалась, где находится, на нее надвигалось нечто ужасное из-за завесы Хаоса, нечто тянуло костлявые руки. Бледное лицо с черными провалами глаз – это смерть, ее смерть! Котя бежала и снова билась, снова чьи-то руки укладывали ее, обтирали лицо, снимали одежду, оставляли только в рубахе. Больно царапнули золотые браслеты, которые словно бы вросли в руку.

– А ей повезло, не успели лиходеи свое черное дело совершить, – говорил первый неуверенный голос.

– Да, чистая еще. Ничего, прогоним мы от тебя лихоманку.

«Я не дома… И это не мама», – с сожалением понимала Котя. Помнится, она сильно заболела только после побега отца, все плакала, сердилась, а потом однажды сбежала в лес. Ее, упрямую и озлобленную, нашли только через два дня. Случилось это осенью, она вымокла и продрогла. Так и слегла, еле отбили из жадных лап смерти, но с тех-то пор Котя поняла, что жизнь лучше прикосновений этого ледяного небытия. И теперь сражалась с ним всеми силами, всей душой. Потому что, если жив, еще возможно что-то исправить. А в смерти уже ничего – только лежать в гробу-колоде под всхлипы и причитания.