Темный мир Титанидия

– Конечно, буду, – активно закивала головой девушка, – можно уже пойду?

– Да иди уже, соня.

Милли убежала в комнату, разделась и быстренько легла в кровать. Сна не было ни в одном глазу.

«Говорить Беатрис или нет? – думала она. – А вдруг она не поверит и поднимет на смех? А вдруг больше не получиться?»

И Милли решила никому пока не говорить. Сон, наконец, сморил её, а во сне какая-то женщина с удивительно добрыми и любящими глазами, похожая на странную бабушку Клео из леса, обнимала её и гладила по голове.

С этого дня Милли стала летать, сначала неуверенно, боясь, но с каждым разом всё легче получалось перевоплотиться и взлететь. Небо продолжало манить к себе. Внутри бурлила неведомая ей энергия. Как об этом сказать Беатрис или Бианке она не представляла, но было и ещё одно, но. Что-то внутри неё противилось и не желало, чтобы кто-то об этом знал.

Месяца через три после праздника ей вновь приснился странный сон. Она стоит на высокой скале, и ветер развевает её волосы за спиной, играет платьем. Внизу простирается незнакомый мир, а её переполняет неведомая сила, она бурлит в ней, несётся потоком по венам. Она раскидывает руки в стороны и из ладоней бьёт в небо светящийся белый поток. Милли, вздрогнув, проснулась и долго лежала, уставившись в тёмный потолок. Но пришло утро и скрасило ночной сон, а дневные заботы совсем унесли его из головы.

Прошло несколько дней, и она совсем о нём забыла. Отправляясь, в очередной раз, в лес, теперь залазила в самый бурелом, раздевалась, чтобы вновь взлететь в небо и, мечтая о специальной зачарованной одежде, что меняется с человеком. О такой одежде как-то рассказывала зимним днём Бианка Беатрис, а Милли слушала, открыв рот. Взмыв в воздух, понеслась к горным вершинам, осматривать свои владения. Вволю налетавшись, уже собралась возвращаться назад, как вдруг заметила застрявшего в валежнике оленёнка. Спустилась вниз, перекинулась и, подобравшись к пострадавшему, увидела застрявшую между ветвей ногу.

– И вот как тебя угораздило? – спросила она у изнеможённого животного. – Вот что ты сюда полез? – ответом ей послужил печальный взгляд огромных карих глаз.

Измученный оленёнок тяжело дышал, его глаза то и дело покрывались какой-то мутной пеленой. Милли, пробравшись поближе, стала убирать ветки, стремясь как можно быстрее освободить его. Ветви как назло не желали поддаваться. Девушка уже вся изранилась об острые сучья.

– Ну, давай, маленький, давай, – бормотала она, подбадривая его и себя, – потерпи, ещё чуть-чуть.

Наконец, малыш был свободен, но, увы, на ногу встать он не мог. Твёрдые ветви повредили кость и сухожилие.

– Как же так? – не удержавшись, девушка заплакала. – Вот что теперь мне делать? Беатрис с Феодотьей далеко.

Она ревела уже навзрыд, размазывая по щекам грязные разводы.

«А ты сама, – прилетел тихий голос, – сама…», – как ветерок на грани восприятия.

– Что сама? – слёзы лились всё сильнее. – Я ничего не умею, – всхлипывала Милли, – я пустышка. Я не могу.

Она ревела бы и дальше, но внезапное ощущение того, что кому-то хуже было как ушат воды. Она посмотрела на детёныша. Он уже так устал от боли, что не реагировал на завывания девушки. Его шкурка мелко подрагивала, глаза закатывались.

– Эй, ты сошёл с ума? Не вздумай умирать! – закричала она, лихорадочно вспоминая, что знает.

Подскочив к оленёнку, Милли погладила ножку и начала шептать заклинание, что обычно шепчет Беатрис, когда лечит. Но ничего не происходило.

– Ну же, давай, – шептала она, – не сдавайся. О боги, ну как же тебе помочь?

Она снова положила на ножку, на этот раз две руки, закрыла глаза и, вдруг, вспомнила сон. Тогда внутри бурлили потоки энергии, и Милли, глубоко вздохнув, прислушалась к себе и с удивлением ощутила внутри себя что-то горячее. Она представила, что эта жара ползёт по рукам к ладоням, и ощутила, как нагрелись руки, потом ладони, и внезапно яркий свет вырвался из её ладошек. Свет лился и лился, а когда потух, у девушки закружилась голова, и она потеряла сознание. Когда пришла в себя, то увидела, что абсолютно здоровый оленёнок пасётся невдалеке.

Девушка с удивлением рассматривала свои руки. Обычные руки, ничего не изменилось, но у неё появилась дар. Милли раскинула руки и закружилась, смеясь. Она не пустышка, у неё есть своя частица богов – их магия! Слава им, что услышали её просьбы. Она может лечить! Вот удивятся Беатрис, Магда и сёстры. Она так и не начала называть Магду мамой, да та никогда и не настаивала. Милли лишь иногда называла Беатрис Ма и той страшно нравилось.

Она решила пока никому не говорить, научиться самой, а потом поразить их своим умением. Поэтому набрав книг по магии, штудировала их втихаря, чтобы никто не видел. Она определила, что владеет магией жизни и может при определённых знаниях лечить всё живое. Сидя ночами при свече, тихонько мечтала, что пойдёт в магическую школу, а потом будет лечить всех нуждающихся.

А пока летала над лесом и помогала всем, кого видела. Она уже научилась контролировать свою силу и не втыкаться носом, как это с ней происходило первое время.

Канул ещё год. На пороге стояло лето. Природа звенела и гудела на все лады, начиная от мелких насекомых и ручейков, бьющих прямо из-под земли, заканчивая крупными трубящими сохатыми, огромными медведями и дикими гривастыми волками, что старались никому не попадаться на глаза. Всё вокруг пело о зарождающей жизни, любви и нежности. Даже молодая листва на деревьях перешёптывалась в лесу между собой. Приближался праздник Прославления земли, и Милли готовила сёстрам и Магде сюрприз.

С утра она носилась над лесом в поисках кого-нибудь, кто нуждается в лечении. Но погода была ясная, и никто не желал страдать в такой день. Она уже отчаялась кого-либо найти, но вдруг её острый взгляд зацепился за лежащего навзничь мужчину. Она подлетела, и паря над ним, стала разглядывать, а вдруг он просто отдыхает? Но он лежал, не шевелясь, сжимая в руке меч, и не подавал никаких признаков жизни, по его щеке текла кровь, по-видимому, с раны на голове. На тёмной кожаной куртке расплывались пятна, и Миланда решилась подойти, но вспомнив, что будет раздета, сделав круг, понеслась за одеждой.

Последнее время девушка приноровилась гулять в простеньком платьице, которое ей подарила Бианка. Дело в том, что это платье не мялось, не при каких воздействиях. Милли скатывала его и фартук, всё же платье было жалко, и укладывала в холщовую сумку, и когда надо было, хватала сумку лапами и взлетела. Вот и сейчас, схватив сумку, понеслась назад. Подлетая, снизилась, бросила сумку на землю и, приземлившись рядом с кустарником, побежала одеваться. Через пару минут девушка приблизилась к лежащему мужчине, и только тут разглядела, насколько серьёзные раны на его теле. По всей спине они зияли рваными краями, на предплечье была содрана вся кожа с мясом и запёкшаяся кровь покрывала теперь большую площадь руки. На правой ноге чем-то острым было рассечено всё бедро. Милли испуганно смотрела, вздрагивая от ужаса, всё же она раньше никогда не видела такие увечья. Раны местами пытались затянуться, видно с регенерацией ран у этого человека проблем не было, но слишком быстро кровь покидала это тело.

«Смогу ли я помочь? – пронеслось в её голове. – Я никогда не пробовала лечить такое, но судя по виду его ранений, ему надо сейчас только слегка помочь, а дальше он справится и сам».

Присев рядом с раненым, она осторожно, с некоторой опаской, положила руки на его спину, закрыла глаза и потянулась к своему резерву. Сила точно ждала, когда про неё вспомнят, потекла по венам горячим жгучим потоком, загорелась огнем в груди, и рванула наружу через руки, вливаясь в обездвиженное тело. Милли выплеснула почти всё, остановившись лишь тогда, когда чёрные мушки начали прыгать перед глазами. Она откинулась на спину, облокотившись о близстоящее дерево, и стала ждать. Шли минуты, раны стали затягиваться активнее, кровотечение прекратилось. Через несколько часов, которые Милли просидела, практически не шевелясь, отдыхая и восстанавливая свои силы, раны местами стянулись, зарубцевались, местами покрылись запёкшейся коркой, но уже не пугали своим видом. Однако мужчина не шевелился и не приходил в сознание. Милли решила повернуть его и посмотреть, что с ним. Может спереди раны, которые не поддались её лечению? Мужчина был крупный, не толстый, мускулистые руки и ноги, широкие плечи. Он, судя по рукам, и лицу, залитому местами кровью, был не стар, коротко стриженные, как у наёмников чёрные волосы, ещё не коснулась седина. Милли рассматривала его теперь с заинтересованностью женщины, а не лекаря. «А вдруг он красив? – промелькнула шальная мысль в голове. – Дура! – тут же одёрнула она сама себя. – Ну, какая же ты дура! Он умирает, может быть, а у тебя в голове дурацкие мысли». Отведя глаза, она задержала взгляд, разглядывая меч. Сталь, почти чёрная, сияла, словно оружие только что начистили, будто и не бились недавно мечом. По лезвию ползли древние руны, Милли видела что-то подобное в старинной книге ведьм, которую берегли, как зеницу ока.