Страница 12 из 52
– Полагаю, с процентами за выпавшие года?
– Разве это не обычная банковская практика? Кроме того…
– Как, это еще не все?
– Король Генрих должен отозвать своих послов. Нам известно, что вы ведете переговоры с лютеранскими правителями. Мы хотим, чтобы вы их прекратили.
Он кивает. Шапюи просит его зачеркнуть труды последних четырех лет. Вернуть Англию Риму. Признать первый брак Генриха законным, а его дочь от этого брака – наследницей престола. Разорвать дипломатические отношения с немецкими княжествами. Отречься от Евангелия, обнять папу и преклонить колена перед идолами.
– А чем в эти дивные новые дни заняться мне? – спрашивает он. – Мне, Томасу Кромвелю?
– Вернуться к кузнечному ремеслу?
– Боюсь, я утратил навык. Пожалуй, выберу дальнюю дорогу, как поступил мальчишкой. Пересеку море и предложу услуги пехотинца королю Франции. Как думаете, он будет рад меня видеть?
– Это не единственный вариант, – говорит Шапюи. – Вы можете остаться на своем посту и принять щедрый предварительный гонорар от императора. Он понимает сложности возвращения вашей страны к status quo ante[6]. – Посол улыбается ему, затем поворачивается, рука взлетает в приветствии. – Карю!
Плюшевый фасад, широкая грудь шита золотом. Неужто это сам Николас Кэрью?
Вельможа живо поправляет посла:
– Кэ-рью.
Ждет повторения.
Шапюи разводит руками:
– Мне это не по силам, сэр.
Кэрью не настаивает, обращается к государственному секретарю:
– Мы должны встретиться.
– Это честь для меня, сэр Николас.
– Принцессе Марии нужен эскорт, чтобы вернуться ко двору. Приезжайте ко мне в Беддингтон.
– Лучше вы ко мне. Я занят.
Сэр Николас сердится:
– Мои друзья ждут…
– Можете привести с собой ваших друзей.
Сэр Николас придвигается ближе:
– Мы заключили с вами сделку, Кромвель. И теперь рассчитываем получить по счету.
Он не отвечает, просто отодвигает сэра Николаса с дороги. Проходя мимо, прикладывает руку к сердцу. Может показаться, его срывает с места внезапная забота. Однако это не так, никаких срочных дел у него нет.
Его мальчики тут как тут.
Ричард спрашивает:
– Чего хотел сэр Николас Кара Господня?
– Получить по счету.
Прав был Ризли – это сделка. По версии Кэрью: мы, друзья принцессы Марии, поможем тебе свалить Анну Болейн, а потом, если будешь перед нами пресмыкаться, не станем тебя уничтожать. У государственного секретаря иная версия. Вы помогаете мне свалить Анну, и… и ничего.
Ричард спрашивает:
– Вы знаете, что король спал с женой Кэрью? До ее свадьбы и после.
– Нет! – говорит Грегори. – А мне не рано знать? А остальные знают? А Кэрью знает, что все знают?
Ричард ухмыляется:
– Он знает, что мы знаем.
Это лучше слухов, это власть: сведения о внутренней экономике двора, из счетных контор, где устанавливают меру обещаний и взвешивают монеты стыда.
Ричард говорит:
– Мне самому по душе Элиза Кэрью. Для холостяка…
– Нам это ни к чему, – замечает он.
– Когда это вас останавливало? Не далее чем две недели назад вы с женой графа Вустерского заперлись одни в комнате.
Добывал улики.
– А вышла она, улыбаясь, – говорит Ричард.
Потому что я заплатил ее долги.
Грегори замечает:
– К тому же она с пузом. И от кого ребенок, болтают разное.
– Пошли, – говорит Ричард, – пока не вернулся сэр Николас Кара Господня. Сейчас мы над ним посмеемся.
Однако тут из-за угла выскальзывает Рейф. Он от короля, и выражение его лица – если вы в состоянии его прочесть – смесь почтительности, осторожности и недоверчивости.
– Король зовет вас, сэр.
Он кивает:
– А вы, мальчики, ступайте домой. – В голову приходит мысль. – Ричард…
Племянник оборачивается.
Он шепчет:
– Загляни к Уильяму Фицуильяму. Узнай, готов ли он поддержать меня в королевском совете. Он знает, что у Генриха на уме. Знает не хуже прочих.
Именно Фицуильям пришел к нему в прошлом марте, рассказал, как ненавидят Болейнов, и дал понять, что эта ненависть способна объединить их врагов, сплотить вокруг общей цели. Именно он намекнул на готовность короля к переменам, намекнул со спокойной уверенностью человека, знающего Генриха с младых лет.
Ричард говорит:
– Думаю, он пойдет за вами, сэр.
– Выясни, на что он надеется, – говорит он. – И внуши ему, что его надежды оправданны.
– Сэр… – перебивает Рейф.
Он берет Рейфа под руку. Компания джентльменов оборачивается и смотрит на них. Рейф оглядывается через плечо, оставляя их за спиной, разодетых, словно собрались позировать Гансу: шелковые чулки, шелковистые бородки, кинжалы в ножнах черного бархата, алые книжечки в руках. Все они Говарды или родня Говардов, а один, младший единокровный брат герцога Норфолка, даже имя носит такое же. Томас Говард меньшой. Спутать их невозможно. Молодой Говард – худший поэт при дворе, старый в жизни не сочинил ни строчки.
Рейф говорит:
– Настроение у короля не такое радужное, каким кажется. Сегодня он сомневается в том, во что верил еще вчера. Спрашивает, справедлив ли был приговор? В виновности Анны он уверен, но как насчет джентльменов? Помните, сэр, с какой неохотой он подписывал бумаги? Как нам пришлось на него насесть? Теперь его вновь одолевают сомнения. «Гарри Норрис был моим старым другом, – говорит король. – Возможно ли, что он предал меня с моей женой? А Марк? Лютнист, мальчишка, неужто она согрешила бы с таким?»
Некогда жизнь короля протекала на виду у двора. Он обедал в огромном зале, говорил вслух все, что думал, испражнялся за одной тонкой занавеской и совокуплялся за другой. Ныне правители ценят уединение: их охраняют слуги в мягких туфлях, а в королевских покоях тишина. Министр, который спешит на доклад со шляпой в руке, вынужден приспосабливаться к новым порядкам, быть уступчивым и терпеливым. Обычно, когда требовалось успокоить королевскую совесть, он звал архиепископа. Однако сейчас это не поможет. С тех пор как осудили покойную королеву, Кранмер сам не находит покоя.
У дверей его встречают. В старые дни – и то сказать, всего месяц назад – бдительные королевские джентльмены преградили бы ему путь. Гарри Норрис, выскальзывая навстречу: «Сожалею, господин секретарь, его величество молится». И сколько он намерен молиться, Гарри? «О, без сомнения, все утро…» И Норрис, очаровательно посмеиваясь, испаряется, а из-за двери слышится хихиканье этой мартышки Фрэнсиса Уэстона.
Придворные недоумевают, неужели королева делила ложе с таким ухмыляющимся щенком, как Уэстон?
Нам остается только пожимать плечами.
Король обмяк в кресле, локти лежат на коленях. Прошел час с тех пор, как Генрих скрылся от глаз подданных, и изумрудное сияние потускнело. С ним Чарльз Брэндон, нависает над королем, словно часовой.
Он опускается на одно колено: «Ваше величество». Поднимаясь, вежливо бормочет: «Милорд Суффолк».
Герцог осторожно кивает.
Генрих спрашивает:
– Сухарь, вы слыхали историю о Екатерининой гробнице?
Суффолк говорит:
– Об этом болтают во всех тавернах и на всех ярмарочных площадях. Как только голова Анны упала с плеч, свеча рядом с гробницей вспыхнула сама по себе. – Герцог смотрит с беспокойством, словно и впрямь считает такое возможным. – Вам необязательно в это верить, Кромвель. Я вот не верю.
Генрих раздражен:
– Разумеется, верить необязательно. Откуда эти слухи, Сухарь?
– Из Дувра.
– Вот как. – Генрих явно не ожидал ответа. – Она похоронена в Питерборо. Что может быть известно в Дувре?
– Ничего, ваше величество.
Он намерен и дальше отвечать односложно, пока король не отошлет Брэндона восвояси.
– Если эта история родом из Дувра, – замечает тот, – значит ее выдумали французы.
– Порочишь французов, Чарльз, – говорит Генрих, – а от их денег не отказываешься.
6
Положение, которое было прежде (лат.).