Страница 15 из 23
В конце учебного года родители перевели ее в другую школу, и больше с нами она не училась. Через много лет, в знаменитом в узких кругах ночном клубе «Затерянный мир», я встретил ее, когда она попыталась ко мне подкатить со словами:
– Привет, я сидела с тобой за одной партой в первом классе. Помнишь?
Память на лица во все времена у меня была отличная, но я сделал вид, что не узнал ее и ответил:
– Неа, не помню.
Честно говоря, меня не привлекли ее сомнительные прелести. Хотя, кто знает, может, она с какими-то иными намерениями ко мне подходила?
Наш веселый класс старался сдерживать свое буйное начало на уроках, но давал ему полную свободу действий на переменах. Мы буквально стояли на ушах, носились по коридорам и классу. Один раз меня даже поймал какой-то грозный старшеклассник с повязкой дежурного на плече и пообещал отвести к директору за мои бесчинства. Извиваясь как уж, я вымолил у него не прибегать к такой жестокой экзекуции, и он отпустил меня на все четыре стороны. Директора, фигура которого для меня тогда была еще достаточно мифической, я боялся, как огня.
Однажды, после особенно неистового празднования перемены, пыль в классе стояла столбом в буквальном смысле. Ошарашенная Елена Ефимовна при виде этого великолепия разорвалась криком, что с ней случалось крайне редко.
– Вы уже совсем одичали!!! Человечеству понадобилась не одна тысяча лет, чтобы из обезьян превратиться в людей! Вы же умудрились за десять минут превратиться обратно в обезьян!
Лично меня ее сравнение нисколько не обескуражило. Мы действительно скакали по классу как макаки. Да и звуки издавали примерно такие же. Елена Ефимовна взяла в рот воды из стоящего на столе графина и разбрызгивала ее в воздух, стараясь таким образом хоть немного прибить к полу висящую в воздухе пыль.
Конечно же никто не хотел расстраивать эту милую и в общем-то всеми нами любимую старушку, но трудно удержать в себе пылающий клубок энергии, не выплеснув всю его кипучесть на окружающих.
Педагоги
В первые же дни я начал ходить в группу продленного дня, «продленку», так как мама очень часто была в поездках, а отец тоже работал до вечера, и мне нужен был хоть какой-то уход и присмотр. По началу находиться там мне было очень обидно и скучно, чувствовал себя ущербным и обделенным, хотелось реветь в три ручья. Но потом я ближе познакомился с одноклассником Мишкой Кулаковым, который хоть и был слегка хулиганистым, но во многом был основательным и рассудительным.
Именно этот балбес склонил меня к тому, чтобы покурить в первый раз в жизни. К счастью, это был не табак, а всего лишь измельченные сухие листья, завернутые в газету. Недалеко от школы ржавой грудой теснились ракушки гаражей, куда мы с Мишкой и слиняли, с важным и одновременно глупым видом пыхтя березовыми самокрутками. Дым был едкий и неприятно щипал горло. Поминутно откашливаясь и отплевываясь, мы чувствовали себя охуенно взрослыми пацанами. Нас никто не застал за этим увлекательным занятием, и мы не получили на орехи, что в будущем вылилось в то, что Мишка курит до сих пор. Ну, а я… А у меня другая история. Но о ней в следующий раз.
С другой стороны, в «продленке» было неплохо, уроки мне всегда помогали делать, я был накормлен, напоен, из носа у меня не текло, и задница всегда была чистой. Вспоминая те времена, думаю, что я и мои товарищи были куда самостоятельней, чем нынешние дети. Да и время было более спокойное что ли. В плане различных маньяков, количества автомобилей и общего безразличия человеческой биомассы. Думаю, родители отдавали меня туда лишь для того, чтобы я не болтался целый день без дела, хотя прекрасно уже мог сам себе разогреть обед и даже присмотреть за младшим братом.
Через пару месяцев после начала учебы все три класса нашей параллели торжественно загнали в «октябрята» – первую ступень на лестнице обретения нашего всеобщего коммунистического рабства. Каждому накололи на грудь красный сатанинский символ – пентаграмму с детским изображением великого картавого революционера, тирана и убийцы. Несмышленые первоклашки радовались этому событию, как карибские аборигены подарочным безделушкам от людей Колумба.
Около класса принялась крутиться «вожатка» – старшеклассница-комсомолка из разряда активно-неравнодушных и забивать наши головы пропагандистскими сказками и чепухой, подбивая на революционные свершения и подвиги. Наш 1Б обозвали «отрядом» и поделили на «звездочки», в добровольно-принудительном порядке подкинули общественно-полезной нагрузки по сбору макулатуры. Все это было представлено в виде веселого социалистического соревнования, типа какой класс больше всех соберет. Говорилось, что проигравших якобы нет, но, если не выполните норму, пеняйте на себя. Партийно-комсомольский актив вытрясет из вас ваши жалкие куриные душонки и сделает а-та-та перед всей школой.
Никто из нас, естественно, не собирался особо рвать маленькие жопки ради достижения малопонятных идеалов. Вообще, считаю, что вся эта глупая суета и херня только отвлекали детей от главного – получения знаний, сбивая с ритма. Но государство, держащее все население в одной большой зоне, требовало беспрекословного подчинения в своем оболванивании людской массы и ее повсеместного отвлечения от насущных и более важных проблем.
Сама же учеба мне определенно давалась, я учился на хорошо и отлично, немного тяготея к гуманитарным наукам. Читал отлично, считал неплохо, природой интересовался, к музыке был не особо расположен, на физкультуре был не из последних, рисовал в пределах нормы.
Музыку не особо любил, потому что не обладал толковыми вокальными данными, а классические мотивы и дурацкие советские песни вводили меня в тоскливое уныние. Учителем музыки была Вагар Ольга Семеновна. В народе Семениха или Майкл Джексон. Все дело в том, что Ольга Семеновна была очень полной женщиной, а в то время по телеку показали пародию на клип Майкла Джексона – Bad, где знаменитый белый афроамериканец был изображен безобразно толстым. Тут-то звезды и сошлись. Полный человек, не чуждый музыке, значит, будет Майклом Джексоном.
Наша школа была построена на болоте, а кабинет музыки находился в переходе между основной частью заведения и двумя крыльями, в которых располагались спортзал и трудовые мастерские соответственно. Поэтому кабинет находился чуть ниже основного уровня школы, и под полами постоянно стояла затхлая вода, откуда круглогодично вылетали полчища наглых надоедливых комаров. На одном из уроков Семениха увлеченно пела и традиционно аккомпанировала себе на баяне. Во время одного из ее сложных голосовых пассажей в отверстие, которым она издавала эти звуки, залетел комарик. Он был без фонарика и, видимо, толком не видел, куда нелегкая его несет. Песнь внезапно оборвалась хриплым, громким и басовитым кашлем. Класс, который до этого внимательно наблюдал за трагическим самоубийственным полетом комара, разорвался грохотом дружного зловещего и дикого смеха.
Ольга Семеновна, к ее несчастью, не входила в пантеон любимых педагогов школы, и поэтому постоянно подвергалась издевательствам, шуткам и розыгрышам. Уж не знаю почему так происходило, ибо она не была вредной, злопамятной или особо требовательной. Пребывающие в нежной заботе о любимом преподавателе старшеклассники однажды в сидение ее стула снизу набили целую кучу иголок таким образом, чтобы их острия незаметно, но неотвратимо торчали наружу кверху. Естественно, Семениха ничего не заметила и спокойно села на свое рабочее место, чтобы тут же подскочить с неприсущей ей легкостью и грузно приземлиться обратно всей массой своего большого тела. Бедный стул не выдержал такого тяжкого испытания и с треском развалился, увлекая Ольгу Семеновну за собой на пол.
Виновных в этом злодеянии искали достаточно продолжительное время, и они даже стали героями школы, хотя кроме них самих и узкого круга посвященных никто никогда не узнал их имен.
На уроках музыки мы могли заниматься чем угодно кроме музыки. Кидались друг в друга бумажками, плевались пластилином через трубочку, играли в крестики-нолики и «морской бой». В третьем классе Лядыч с Лехой Бажиным так увлеклись морскими сражениями, что не заметили, как разгоряченные спором разорались друг на друга на весь кабинет. Рассвирепевшая Семениха ломанулась за Лядычем по проходу, посчитав его зачинщиком всего этого безобразия. Колян юрко и ловко убегал от нее, но она надвигалась на него всей массой, сокрушая на своем пути парты и стулья, которые отлетали в сторону, словно глыбы льда на пути ледокола, пробивающегося к Арктике. Поймай она его тогда, думаю, от люлей он бы не увернулся.