Страница 2 из 51
В российском труде автор обращения «К читателю» директор Института российской истории РАН, доктор исторических наук, профессор Ю. А. Петров нашел нужным отметить, «что в случае с “национальным” ракурсом революции до сих пор остро стоит вопрос о том, являлись ли революционные события на Украине, в Закавказье, Прибалтике и т. д. частью общероссийской революции, или их следует рассматривать как особые “национальные” революции. Историки большинства постсоветских стран склонны их “национализировать”, отрывая от общеимперского контекста. Напротив, российские ученые изучают революционные события на всем пространстве бывшей империи как важнейший фактор складывания новой советской государственности»[3].
В приведенной цитате в словосочетании «“национальные” революции» первое слово заключено в кавычки, согласно контексту, как проявление явного сомнения по отношению к явлению, считающемуся в Украине несомненной реалией.
Гораздо большая степень несогласия с украинскими коллегами демонстрируется в специальном сюжете, автором которого является доктор исторических наук В. П. Булдаков. Уже само название структурного подразделения – «Украинский синдром»[4] говорит само за себя. Здесь, как бы невзначай упомянув один раз о «будущей украинской революции»[5] без применения кавычек, при переходе к анализу совершавшихся событий автор неизменно пользуется означенным знаком орфографии[6], как, впрочем, и в отношении других процессов. Небольшой по объему сюжет[7] пестрит терминами «национализация», «украинизация», «сепаратизм», «буржуазные националисты», «революционный национализм», «национальный большевизм», «идейные» украинцы и т. п.
Автор достаточно упрощенно определяет причины активизации национально-освободительного фактора в Украине, связывая их, главным образом, с узко прагматичными интересами отдельных слоев населения: «В сущности, украинский “революционный национализм” оказался воспроизведением ситуации времен Богдана Хмельницкого: истоки конфликта таились в стремлении формирующейся этноэлиты обрести бо льшую самостоятельность, используя в т. ч. и внешнюю конъюнктуру; низы стремились уничтожить препятствия для свободного хозяйствования прежде всего в лице ино-этничных элементов; разгул этнофобских страстей оказался связан с действиями вооруженных маргиналов. Уже один лишь тот факт, что украинское движение в 1917 г. наиболее активно проявило себя именно в армии, причем его опорными символами стали имена прежних гетманов, указывает на несомненное сходство “украинской революции” с событиями середины XVII в.»[8].
При этом В. П. Булдаков явно стремится приуменьшить действительный размах украинского движения, степень организованности его руководящих сил, важность, серьезность сформированных целей, выдвинутых в качестве требований Временному правительству: «Ситуация стала обостряться вовсе не образованием Украинской Центральной рады, составленной по привычному для того времени “революционно-соборному” принципу (входили культурно-просветительские, самоуправленческие, профессионально-корпоративные, национальные, политические организации), а с возобладанием в ее руководстве украинских социал-демократов и пополнением ее состава представителями крестьян и особенно солдат. Центральная рада рассчитывала всего лишь на признание Временным правительством права украинского народа на широкую национально-территориальную автономию в рамках федеративной Российской республики, гарантируя при этом соблюдение прав этнических меньшинств» [9].
Одновременно московский историк явно пытается смягчить эффект великодержавнического курса Временного правительства в отношении справедливого стремления украинства к равноправию: «Несколько неловких шагов центральной власти, воспринятых в штыки в Киеве, скоро накалили обстановку»[10]. И далее: «Считалось, что в 1917 г. источником этнических конфликтов на Украине была великодержавная политика Временного правительства. На деле развернулось взаимопровоцирование политиков: одни подозревались в “колонизаторстве”, другие – в сепаратизме. В движении украинских низов, впрочем, можно выделить три рациональных момента: стремление украинских солдат избавиться от “русской” армейской дисциплины в армии (подсознательно напоминавшей им о крепостничестве), уничтожить в тылу помещичье (польское и русское, как считалось) землевладение и сделать “своими” города (где преобладало русское и еврейское население)»[11].
Отталкиваясь от критических выпадов в сторону советской историографии, отождествлявших лидеров украинских социалистических партий (украинские социал-демократы, эсеры, социалисты-федералисты и др.), организовавших Центральную Раду, с «буржуазными националистами», В. П. Булдаков сущность процессов, наполнивших общественную жизнь в Украине в 1917 г., передает в двух абзацах, которые целесообразно воспроизвести целиком. «“Социалистических националистов” в театре советской историографии длительное время держали на амплуа “буржуазных националистов”, которым полагалось выходить на историческую сцену из двери с надписью “сепаратизм”. В принципе проблема этнонационального лидерства в условиях российской смуты – вопрос не столько истории революционной режиссуры, сколько предмет психопатологии того времени, выдвигавшей людей диссипативного склада. Весьма не схожие между собой выпускник духовной семинарии журналист С. В. Петлюра и некогда вполне русский и даже скандальный писатель и драматург К. К. Винниченко определенно подходят под этот типаж. С Временным правительством людям такого склада договориться ко взаимному удовлетворению было сложно. Эти два ведущих социал-демократа не случайно обнаружили со временем и взаимную неуживчивость. Впрочем, нечто подобное можно сказать и о других революционных лидерах, причем вовсе не обязательно украинских или “национальных”. Во время революции “заносит” и вполне рассудительных людей. Так или иначе, судьбы народов оказались сплетены с личностями, не отличающимися психической уравновешенностью. Более того, эти личности – даже вопреки собственному желанию – многократно усиливали импульсы деструктивности, исходящие от масс.
Тем не менее, именно “украинизация” армии, на которую Временное правительство вынуждено было согласиться, сыграла громадную роль в радикализации украинского движения» [12].
Приведя ряд фактов из истории украинизации армии, которые, по мнению автора, играли лишь «деструктивную роль»[13], анализ происходившего в Украине в 1917 г., собственно, и завершается.
В соответствии с осуществленной реконструкцией украинского опыта сделан и лапидарный вывод в «Послесловии» к фундаментальному труду. Ю. А. Петров связал «резкую активизацию» «национальных и конфессиональных движений» с расширением «программных требований национальных элит, начавших активно выступать за политическую самостоятельность окраин. В значительной степени тон в национально-сепаратистском движении задавала Украинская Центральная рада. По сути, революция 1917 г. стала мощным фактором распада единого Российского государства [14].
Отмеченные положения в концентрированном виде нашли отражение и в других юбилейных изданиях, историографических и теоретико-психологических экскурсах[15].
Вот, собственно, и все, что говорится относительно развития революционного процесса в самом крупном национальном регионе тогдашней России.
3
Российская революция 1917 года… Т. 1. С. 10.
4
Там же. Т. 2. С. 253.
5
Там же.
6
Там же. С. 11.
7
Там же. С. 253–264.
8
Российская революция 1917 года… Т. 1. С. 254.
9
Там же.
10
Там же. С. 255.
11
Там же. С. 256.
12
Там же.
13
Российская революция 1917 года… Т. 1. С. 261.
14
Там же. С. 566.
15
Петров Ю. А. Российская революция 1917 года: власть, общество, культура // Революция 1917 года в России. Аннотированный каталог научной литературы, изданной при финансовой поддержке РФФИ. М., 2017. С. 15; Он же. Россия накануне Великой революции 1917 г.: современные историографические тенденции // Российская история. 2017. № 2. С. 3–16; Россия в 1917 году: Энциклопедия. М., 2017. С. 9; Великая российская революция, 1917: сто лет изучения: Материлы Международной научной конференции (Москва, 9-11 октября 2017 г.). М., 2017; Тихонов В. В. Революция 1917 г. в коммомеративных практиках и исторической политике советской эпохи // Российская история. 2017. № 2. С. 92–112; Булдаков В. Бич сатиры и революция. Вместо предисловия // Бич 1917. События года в сатире современников. М., 2017. С. 11–22; и др.