Страница 4 из 33
- Тебя волнует, о чем я думаю? - говорить удается с трудом, когда он так близко и когда касается моей кожи. По телу пробегает дрожь от этих прокосновений, хотя ничего необычного Карим не делает.
- Да, волнует. Ты ведешь себя безответственно, и я честно пытаюсь понять, почему? Мой отец подарил тебе кафе, и все, что тебе нужно сделать, чтобы получить его, это доучиться. Но ты вместо этого пропускаешь занятия, ища для прогулов любой повод. Твоя мать хочет видеть тебя состоявшимся в жизни человеком, а ты делаешь все возможное, чтобы такой не стать. Какая может быть причина у такого безрассудства и глупости? Я хочу знать, Нимб, ответь.
В горле пересыхает и вырвать из него ответ становится неимоверно трудно, может, потому что честный ответ на этот вопрос Кариму не понравится, и я пока не могу позволить себе сказать это?
Все ведь просто, Карим Гаясович: если я выполню все условия, буду вести себя примерно и правильно, то потеряю единственную возможность чаще видеть тебя. У тебя больше не будет необходимости искать меня, звонить, рычать, злиться, приезжать. Ты будешь все дальше и дальше. Я стану совсем не нужной. Пускай сейчас я нужна тебе лишь вынуждено, но ты хоть как-то обращаешь на меня внимание. Я прекрасно помню, что раньше ты этого не делал совсем. Ты без конца был занят, и твои редкие приезды в дом родителей ограничивались общением с ними, но не со мной. А я тихо сидела за столом напротив тебя и не могла отвести глаз, так сильно ты мне нравился уже тогда. Что же ты сейчас от меня хочешь? Избавиться?
- Я просто не люблю, когда на меня оказывают давление, - отвечаю тихо.
Его пальцы соскальзывают с моего подбородка. В глазах, где только что читался вопрос, остается лишь безразличие. Он отступает на шаг назад и разочарованно качает головой.
- Пора взрослеть, Нимб. Ты путаешь давление, с икренней заботой. Тебе бы ценить то, что у тебя есть. Шансы и возможности, которые даются тебе, предоставляются не всем и не всегда.
- Мадине ты тоже постоянно лекции читаешь? - не сдерживаюсь я, глядя, как он разворачивается и идет к лестнице. Видимо, хочет подняться к себе в комнату.
- Причем здесь Мадина?
- При том, что ты мог бы хоть иногда уделять мне время и внимание не потому, что обязан, и не для того, чтобы порычать на меня в очередной раз, а просто так. Как ей. Неужели за то время, что моя мама замужем за твоим отцом, ты не проникся ко мне хотя бы долей симпатии?
Он замирает, слегка поворачивает голову так, что мне теперь виден его профиль.
- Тот факт, что твоя мать вышла замуж за моего отца, по сути ни к чему меня не обязывает. Я не должен к тебе ничем проникаться, Нимб. И у нас с тобой нет ничего общего, чтобы проводить время вместе и вести задушевные беседы. Я с тобой нянчусь лишь потому, что ты дочь женщины, которую любит мой отец.
- У тебя ведь была сестра. Мы могли бы начать хотя бы с этого. Неужели тебе никогда не хотелось заботиться о ком-нибудь так же, как ты заботился о ней?
Я замечаю, как напрягаются его пальцы, лежащие на перилах, как вздуваются вены на мощных предплечьях, и, кажется, слышу скрежет зубов.
- Не смей о ней говорить. Ты не она. И никогда не займешь ее место. Лучше возьмись за голову, и начни делать хоть что-то полезное, в первую очередь для себя же самой.
Карим уходит, а я продолжаю стоять на месте, чувствуя, как внутри метастазами начинает расползаться чувство вины и сожаления. Зачем я сказала про сестру? Не нужно было. Причинила ему боль.
Мать и младшая сестра Карима погибли в аварии. И несмотря на то, что нас с мамой тогда в его жизни и в жизни отчима не было, я могу себе представить, что они пережили, и как тяжело им было. Мой папа умер. Я вовсе не черствая и знаю, что такое боль от потери близкого человека.
Его маму звали Марианна, а сестру Аревик. Отчим много о них рассказывал раньше. Особенно о дочери. Он хоть и строгий, но вообще более открытый человек, особенно если сравнивать с Каримом. Когда он впервые сказал, что его дочь звали Аревик, мне показалось странным и необычным это имя, как и мое собственное. Мой папа назвал меня Нимб из-за копны светлых волос на голове. Я и родилась уже с кудрявым нимбом. Имени Аревик я до этого не слышала, поэтому спросила, почему именно так они ее назвали. Гаяс ответил, что это имя дал девочке отец Марианны, оно означает "солнышко". Я ему сказала, что в будущем, если у меня родится дочь, я обязательно назову ее Аревик. Они с мамой тогда только посмеялись, а потом Гаяс вдруг печально посмотрел на меня и ответил, что был бы счастлив иметь внучку Аревик. Внучку. Он уже тогда не воспринимал меня чужой. Удивительный все же человек.
Схватив сумку с дивана, поднимаюсь к себе в комнату. Настроение после общения с Каримом пропало окончательно, но я все еще не хочу весь день быть одна, поэтому набираю Мариссу, чтобы договориться о вечере. Мы решаем сходить в какое-нибудь кафе, а потом поторчать у нее, поплавать в бассейне и выпить вина. Остается только дождаться.
Падаю на кровать и тупо пялюсь в потолок. Слышу за стеной шорох и низкий голос. Бывшая комната Карима находится рядом с моей. Воображение сразу рисует, как он переодевается, как снимает рубашку, оставшись в одних брюках, и говорит по телефону. Мышцы на его плечах и спине играют, когда он садится на кровать. У него бесподобное тело. Когда приезжает сюда и остается на ночь, Карим часто позволяет себе ходить без майки и рубашки. Я много раз представляла, как прижимаюсь к нему, пальцами веду по линии позвоночника, целую область между лопаток, а он поворачивается, подхватывает меня за бедра, усаживая на себя.
От мыслей внизу живота начинает тянуть и гореть. Это ощущение стало для меня привычным за долгие годы влюбленности в него.
Мне нужно что-то сделать, чтобы фантазии стали реальностью, но я понятия не имею, что.
Хлопок двери в коридоре сообщает о том, что Карим снова вышел и, скорее всего, собирается уезжать. Не думаю, что он ждет, как я выйду попрощаться, особенно после моих слов про сестру. В груди снова ноет. Наверное нужно извиниться. Это будет правильно.