Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 33 из 78

— Ева?  — Адам вошел в комнату, не постучав.

В голове звучал  безумный шепот: “Не шевелись, детка, иначе будет больнее. Кричи! Кричи громче!”.

И я кричала. Кричала так, как в тот день, когда сестра рыдала рядом, а тупой нож полосовал мою кожу. Это единственное, что я могла сделать, чтобы не сойти с ума. Я не могла объяснить, тело онемело настолько, что и пальцем не пошевелить.

— Чокнутая мышь! — выругался Адамиди и, не обращая внимания на сопротивление, подхватил на руки. 

Минуту спустя я сидела на дне ванной под ледяными струями воды и рыдала так, как никогда раньше. Оплакивала свою спокойную жизнь, которую с таким трудом построила и так легко потеряла. Я столько сделала, чтобы стать прежней, но одно письмо разрушило всё. Несколько коротких предложений на экране ноутбука вернули меня в ад.

Когда сил на крик и рыдания уже не осталось, а я могла только истерично всхлипывать, Адам набросил на меня неизвестно откуда взявшийся теплый плед, завернул в него и куда-то понес. 

Я жадно вдыхала его запах. Он снова пил кофе с корицей и, кажется, ездил в лабораторию — немного химии.  

— Мышка-мышка, не плачь. Ответь дядюшке Адаму на простой вопрос, — он медленно запустил пальцы в волосы и чуть оттянул назад, заставляя меня посмотреть в глаза. Я сдавленно всхлипнула и утонула в пристальном карем взгляде, меня не спасли даже стекла очков. — Кто тебя триггернул?

— Что? 

— Триггер, мышка. Кто заставил тебя вернуться в тот день и снова пережить боль? Я же не дурак, — он осторожно, кончиками пальцев, прикоснулся к шрамам на щеке и  медленно провел вниз по шее, задевая каждый. Фантомная боль, что вспыхнула в теле, утихла. Я зажмурилась как побитая дворовая кошка, которую впервые за много лет кто-то не пнул ботинком, а приласкал. 

Но на вопрос так и не ответила. Задала свой. 

— Почему ты меня трогаешь? Часто. Много. Ты же ненавидишь прикосновения.

— Потому что только так могу тебя успокоить. Когда-то давно ты была очень тактильной, прикосновения много для тебя значили и значат до сих пор. Только теперь большинство из них несет страх. Не так ли?

— Но тебя я не боюсь, — закрываю глаза и дышу так глубоко, как только могу. До боли в легких, до желания вдыхать его еще и еще. 

— Я знаю. Поэтому касаюсь тебя, мышка. Я хочу помочь. 

Обида кольнула в грудь. Ему неприятно. Это просто жертва, которую он зачем-то решил принести. Не хочу так. Не хочу. Пытаюсь слезть с его колен, но меня держат крепко и огромный влажный плед, в котором я запуталась, только ухудшает ситуацию. 

— Отпусти. Не нужно жертв. Если тебе неприятно меня касаться, не делай этого. 

Руки сжали крепче. Тихий смешок Адама и огнем по телу короткое прикосновение губ к шрамам на щеке. Он двигается медленно к виску и замирает у самого уха. 

— А кто сказал, что мне неприятно? 

 Я дрожу от холода, от жара, от желания. Меня зажгли, как новогодний фейерверк и фитиль вот-вот догорит. Если он еще раз так прикоснется ко мне, то я вспыхну яркими искрами и за несколько секунд яркого сияния превращусь в картонку. Выгорю, кажется, до самой пустоты. 

— Адам, ты мне нужен. Гипноз. Срочно. 

Кусаю губы до боли. Это невероятно! Как это вообще произошло? Я парализована страхом, мокрая до нитки после ледяного душа. Меня всю трясет и внезапно — желание. Острое. Загоревшееся от нескольких фраз и коротких прикосновений. 

— Как пожелает моя Мышка...