Страница 2 из 8
Я смотрела в окно автомобиля, наблюдая, как проплывает мимо город. Мысли в голове путались, а слабость, ставшая моей постоянной спутницей, становилась сильнее. Не знаю даже, получится ли у меня дойти от машины до дома, когда мы приедем к будущим бабушке и дедушке моих детей.
Размышляя об этом, я и не заметила, как буквально провалилась в сон. Мне показалось, что я буквально на мгновение прикрыла глаза, но, почувствовав прикосновение к своему плечу, распахнула глаза и поняла, что мы уже приехали.
Пошевелившись, я застонала от боли в затёкшей спине. Да, дорога до загородного дома родителей Лёши, насколько я помню, была не самой близкой, так что, проспала я немало времени… Сон даже в самой-самой удобной и правильной позе на кровати приводит к тому, что у меня затекает абсолютно всё, что можно и нельзя. А тут так и говорить не о чем.
— Всё хорошо? — опять спросил обеспокоено Кирилл, а я выдавила из себя улыбку. Конечно, чувствовала я себя так, будто бы по мне танком проехались, но говорить об этом мужчине я не стала: он проявлял заботу, к которой я никогда особо и не была приучена, поэтому беспокоить его лишний раз не хотелось.
— Нормально всё, — проговорила я, хватаясь за его ладонь, когда вылезала из машины. Надеюсь, покачивает меня не сильно…
С горем пополам я, с помощью Кирилла, дошла до крыльца. Альфа остановился у высоких ступеней и сказал:
— Я предупредил родителей, пока ты спала, обо всём… Мама не должна, вроде в обморок упасть.
Мне хотелось сказала, что вот я-то вполне могу её заменить, но не успела: альфа подхватил меня на руки, как ребёнка, и резво поднялся по ступеням. У него на руках находиться было безумно приятно, но в какой-то момент меня одолела неясная тревога, причину которой я не могла найти. Такое случалось и раньше, но ещё до того, как погиб Лёша… Ладно, нужно просто об этом не думать, всё будет хорошо, никуда это хорошо от меня не денется.
Да, сил Кирилл мне сэкономил, конечно, прилично, однако, я всё же сказала:
— Не стоило, я бы сама…
— Ага, — с серьёзным видом перебил меня Кирилл, поставив на ноги. — Всё ты сама: и грохнулась бы в обморок сама.
Я смутилась. Да, похоже, теряю актёрские навыки. Или же побледнела сильно? Не знаю даже…
Дверь распахнулась прежде, чем мы успели к ней подойти: Мария Александровна, видимо, заметила машину сына и вышла к нам навстречу, даже куртку не накинув. Хотя, она альфа, ей-то что…
— Ева! — воскликнула она радостно, чем едва ли меня не напугала: — Почему же ты раньше нам ничего не сообщила? — я, даже если бы хотела ответить, не успела бы. — Бледная такая! — подойдя ближе, сказала женщина. — Проходи в дом, сейчас накормлю тебя…
Кирилл, глядя на суетящуюся мать, широко улыбнулся, придерживая меня при этом за руку, облачённую в перчатку.
Войдя в дом, мы столкнулись с Николаем Георгиевичем. В прошлую и единственную нашу встречу он показался мне хмурым и даже нелюдимым, однако сейчас он достаточно приветливо мне улыбнулся и сам, поприветствовав, помог избавиться мне от верхней одежды.
Вокруг меня все так суетились, что мне захотелось спрятаться куда-нибудь от этой гиперзаботы.
— Ты точно ешь мало мяса! — ведя меня на кухню, сказала Мария Александровна. — Как только Кирюша сказал, что ты плохо себя чувствуешь, я сразу это поняла!
Я покосилась на Кирюшу, он пожал плечами. Я вздохнула и, взглянув на женщину, подумала, что, наверное, привыкну к этому… Она точно будет для детей хорошей бабушкой.
Потом нас с Кириллом отправили в ванную, мыть руки. Я гордой и ровной походкой прошествовала туда-обратно, но силы таяли буквально посекундно. Наверное, через парочку недель я вообще не смогу вставать с постели.
Меня усадили в кресло, которое, видимо, специально поставили к столу для меня. Мария Александровна поставила передо мной тарелку, полную ароматно пахнущего гуляша и заявила:
— Всё съешь, а потом поговорим! — сказала она это строго, как воспитательница в детском саду.
Ну, я и решила, что буду послушной девочкой, потому что у меня при взгляде на мясо едва ли слюни не капали. Нет, конечно, я ела мясо, но совсем не в таких количествах… А, судя по всему, надо было в таких. По крайней мере, женщина, выносившая, родившая и воспитавшая двух альф точно знала обо всём этом больше, чем я.
Мясо я доела с горем пополам, потому что съев только половину тарелки, я уже чувствовала себя объевшейся, а вторую половину я в себя уже упорно засовывала. Но я молодец, я справилась! Сейчас был уже далеко не первый триместр моей беременности, так что, хотя бы тошнота канула в Лету, могу себе позволить вот так вот наесться до отвала… Конечно, мгновенного чудодейственного эффекта никто не обещал, но, поев я стала чувствовать чуточку лучше, чем полчаса назад.
Всё это время, пока ела я, и пока ел Кирилл, все молчали. Но, как только последний кусочек исчез с моей тарелки, Мария Александровна пошла в наступление:
— И вот почему ты не сообщила сразу? Стоило ли доводить себя до подобного состояния? — её взглядом можно было бы испепелить, но я всё ещё не горела синим пламенем только оттого бабушка моих детей не спалила бы их вместе со мной. — Нет, твоя гордость, возможно, объяснима, но, теперь ты должна заботиться не только о своих чувствах.
Всё это я прекрасно знала и без напоминаний, вот только дело было не только в гордости. Я думала, что мои дети будут им не нужны, я считала, что если обращусь за помощью, то в любом случае её не получу, поэтому решила не тратить лишний раз силы. И сейчас я пребывала в какой-то прострации, потому что никак не ожидала такой инициативы со стороны этой семьи. Они казались мне буквально ангелами, сошедшими с небес, и это-то и настораживало. Я не привыкла, чтобы кто-то относился ко мне с такой опекой. И, хотя, в этом доме я находилась всего-ничего, мне почему-то хотелось остаться здесь навсегда. Такого желания где-либо я не испытывала никогда, даже дома в детстве.
— Я не думала, что вы станете мне помогать, — честно призналась я.
Повисло неловкое молчание, а затем Мария Александровна растерянно поинтересовалась:
— А с чего ты это взяла?
И тут-то была вся проблема. Мне не хотелось говорить о том, что мои собственные родители от нас отказались из-за своих дурацких предубеждений. Но причина-то в этом и крылась.
Я молчала, потому как не знала, что и соврать. А ещё и вовсе не хотела врать. И вообще, я в этот момент как никогда почувствовала влияние бушующих гормонов: мне захотелось то ли расплакаться, то ли рассмеяться от счастья, что теперь я и мои дети не одни, нам помогут. Но я сумела сдержаться.
— А можно я ничего не скажу? — почти что умоляющим тоном поинтересовалась я, вздыхая.
К моему удивлению, Мария Александровна кивнула, улыбнулась и произнесла:
— Ладно, как хочешь, — я вдруг заметила, что улыбается она грустно, поглядывая на мой живот, и мне стало неловко. Конечно, сейчас она вспоминает Лёшу, а я вот совсем о нём не думаю… — Тогда мужчины уберут со стола, а мы пойдём обустраивать твою новую комнату.
Я кивнула и с опаской посмотрела на лестницу на второй этаж. Да, возможно, на втором этаже мне бы понравилось жить… Но совсем не в том состояние, когда для меня и поход в соседню комнату целое испытание, что уж говорить о подъёмах по лестнице.
Но Мария Александровна, кажется, не упускала ни единой мелочи, она повела меня по коридору первого этажа к какой-то комнате, в которой, естественно, я и не бывала.
Хотя… Нет, я ошиблась. Именно в этой комнате я и была единожды, в тот вечер, когда Лёша приводил меня сюда для того, чтобы познакомить с родителями.
Это была его комната, комната, в которой он провёл своё детство и юность.
— Раз всё так неожиданно получилось, то сейчас просто застелим постельное свежее, и всё, — как ни в чём ни бывало, пробормотала Мария Александровна. — А потом уже уберём тут всё, пылиться только…
Взглянув на её лицо, я поняла, что на самом деле ей сложно произносить подобные слова. Но это, в общем-то, и не удивительно, потому как эта комната была памятью о Лёше и эту память его мать собиралась уничтожить.