Мальформ

Но не одни люди и мальформы на картинах будут взирать на нее подобным образом. Эдит нарядилась точно на карнавал. Нацепила на себя все самое яркое, пестрое и нелепое. Желтое платье расшитое мелкими голубыми цветами и золотыми птицами, лиловая легкая кружевная пелерина, которая не шла ни к селу, ни тем более к городу, зеленые туфли с пряжкой, самая вычурная серебристая брошь, состоящая из переплетающихся колец, золотые серьги с изумрудами, волосы сзади собраны бантом цвета фуксии. Более несуразного наряда и придумать нельзя, но ей это удалось. Битва против системы начинается с осознания, что тебя эта самая система не устраивает.

Ни Ханну, ни Аддерли, ни других слуг и мальформов она не заметила. Уверенно и бойко Эдит промаршировала в гостиную, держа мальформа на чуть вытянутых руках будто блюдо с жареным поросенком.

Тут и там виднелись розы. Алые, багряно-красные и бордовые. Они распустились в своей пышности в маленьких вазах на тумбах и столиках, и в сосудах-амфорах, стоящих на полу.

Запах они дарили нежный и такой дивный, но вот радости своим видом не вызывали. Ей думалось – теперь несколько цветочных лавок опустошены из-за нее, а тот, кого бы эти цветы воистину могли обрадовать, останется ни с чем.

Чувство вины быстро улетучилось и сменилось внутренним бунтарством. Внешне оно уже дало знать о себе не только картинам, но и ее матери. Та сидела за большим столом в одиночестве. На леди Милтон надето платье цвета красного вина с бежевым кружевом. Иногда даже столь рьяным ренвуарам, как она, надоедал нескончаемо красный цвет, оттого в одежде появлялись иные акценты, это не запрещено. Согласитесь, выглядело бы несколько нелепо, если бы и исподнее у ренвуаров обязательно должно быть красным. Или носки с чулками, или шляпа, или булавка, или запонки… Что за чепуха! Уж Эдит точно не собиралась носить абсолютно все кровавое.

– Что это такое, Эдит? – вопросительно воскликнула она, оторвавшись от газеты и явно не оценив ее вид. Вряд ли там на первой полосе уже сообщали всему Вилльфору и провинции Британь о том, что единственная девушка в Милтон Хаус, у которой не имелось мальформа, его обрела. Теперь она абсолютно ничем не отличается от всех, кто тут жил. Но, возможно, в колонке новостей в завтрашнем выпуске “Морнинг Кроникл” будет сказано об этом.

Эдит не ответила матери, а просто покружилась на месте, прижимая его к себе.

Та вздохнула, устало отложив пенсне и газету. Теперь дочь, замерев на месте, отметила, что в таком же возрасте будет похожа на нее. У девушки голубые глаза матери и такие же волосы, правда их пока что не подернула паутина седины. Вдруг в будущем сама Эдит так же будет сидеть за чтением газеты на этом же самом месте, вопросительно изгибать бровь и раздувать крылья носа, негодуя от поведения собственного ребенка, который отказывается носить красное?

Ей стало немного стыдно, поэтому она подошла и поцеловала мать в теплую, но сухую щеку. На влажных розовых губах осталась пыльца пудры. Эдит стерла ее рукавом, а леди Милтон пальцами поправила свой туалет в том месте, где кожа ее лица стала не такой по-благородному белой. После она достала из портсигара папиросу и, установив ту в золоченый вилкообразный мундштук с маленьким рубином, закурила, свободной рукой размахивая спичкой. Запах серы быстро испарился, сменяясь зловонием табачного дыма. Никакие розы не смогли бы скрыть его. В свете солнца витиеватые фигуры и кольца, окружившие леди Милтон, напоминали тающих ночных призраков.

Эдит поморщилась:

– Не кури при ребенке! – воскликнула она. – Поздравляю, ты стала бабушкой!

Мать уже покончила с завтраком – яйцо всмятку и “Эрл Грей”, сорт чая, названного в честь премьер-министра Чарльза Грея, который ныне давно ушел на покой, безутешно силясь реформировать Британь под управлением франкийских королев. А теперь наступила следующая часть ее утреннего ритуала – чтение газеты, курение и перелистывание произведения Александра Дюма про Трех Мушкетеров, сопровождаемое возгласами о том, что в этой фантастической книге ничего не говорится про мальформов.

Эдит не особо интересовали франкийские писатели и приключения кавалеров, размахивающих своими шпагами, “один за всех, все за одного”, это уж слишком напоминало Единство, даже если про мальформов там ни слова.

Сейчас она собиралась всему этому помешать. Раз уж ее жизнь кардинально переменится отныне, то и матушкина тоже. Она собиралась нарушить привычный для той уклад.

На удивление мать послушалась и потушила свою папиросу, докурив ту лишь наполовину, а “Три Мушкетера” остались лежать в стороне.

– Можно? – поинтересовалась леди Милтон, протягивая руки.

Эдит вручила той долгожданный дар Первозданного.

– Все могло быть куда хуже, – изрекла мать, изучая маленького мальформа. Тот продолжал спать и сладко улыбался во сне. Интересно, какие они видят сны?

Никаких зловещих метаморфоз вновь не произошло.

“Все чудовища днем исчезают”.

В руках матери пребывал все тот же милый розовенький младенец с тремя крепко сомкнутыми глазками. Его третий глаз и вовсе казался незаметным, сейчас девушка обратила внимание, что веки на нем без ресниц, в то время как два других густо усеяны светлыми волосками.

Мать удовлетворила свой интерес и вернула дитя дочери. С нее хватит. Это обязанность Эдит заниматься им.

– А где Аддерли? – поинтересовалась девушка. Не то чтобы ей стало слишком интересно или любопытно, но она просто спросила.

– Сэр Аддерли, – поправила ее мать. – Прояви почтение.

– Да, прости, сэр Аддерли, – с нажимом исправилась Эдит.

Мальформы знатных ренвуаров получали их же титулы, но это не значит, что она должна называть его “лорд Аддерли от Милтонов”. Мать права, неотменно, к старшим следует обращаться с должным почтением, но ей не до этого.

– Поехал за форм-доктором. Они скоро прибудут… – мать взглянула на карманные часы. Эдит тоже. Сейчас стукнуло одиннадцать с небольшим.

– Хорошо, – вздохнула она. А что еще оставалось сказать?

По строгому и сухому лицу матери трудно понять радовалась ли она на самом деле, гордилась ли или чувствовала что-то еще. Она глянула на портрет отца, висящий за спиной леди Милтон. Он тоже лгал. Отец в последние годы жизни выглядел каким-то бумажным, серым, изможденным. Тут же он игриво улыбался из-под фактурных усов, шевелюра его блестела изящными мазками масла, глаза горели голубым огнем. Уж он точно радовался за Эдит и ее вуаритет.

– Он бы тобой гордился, дорогая… – как-то уж тоже совсем по-бумажному прошуршала мать.

Эдит молча кивнула, она сомневалась в том, чтобы отец ее всецело поддержал в ее нежелании быть ренвуаром. Но его с ними нет, поэтому она вольна думать про его возможное поведение иначе. Это может помочь. Ей вспомнилось, что даже ложные надежды – это все-таки надежды, а они помогают если уж не яростно бороться, то верить, покуда не придется смириться.

Леди Милтон позвонила в колокольчик, чтобы Ханна убрала со стола.

– Я буду в саду, – ответила та и, собираясь уходить, прихватила томик Дюма.

Эдит снова осталась одна, но и не одна одновременно. Странное чувство!

Глава 7. Возможность

La possibilité

“Он не упустил ни одной возможности упустить возможность”.

Джордж Бернард Шоу

Почтальон приехал! Ох, нет, показалось. Синей с красным формы нет, вполне обычный серо-коричневый наряд, зато есть фуражка и сумка на ремне. Кто-то с важным посланием! Она увидала его из окна, как он рысью на пегой лошади приближался по подъездной гравийной дорожке, разрезающей бархат зеленых полей перед их домом.

Отец что-то сказал, но она не услыхала, матушка занималась чаем. Они слишком нерасторопные, чтобы взять и вот так вскочить из-за стола. Но Куинси не отличалась медлительностью, а коль что-то происходило, то не могла сидеть на месте. Терпеливость – это тоже не ее конек.