Страница 68 из 80
Стоя перед зеркалом, я поправляю галстук. Через пару часов я женюсь. Ко мне в комнату заходит мама, взгляд у неё совсем не радостный, усталый, вымотанный. Как будто не женит меня, а на войну провожает. Она бережно затягивает узел моего галстука и кладёт руки мне на грудь.
— Мама, чем тебе не нравится моя невеста?
— Тем, что это не Лена, — она отходит на несколько шагов назад, оценивающе смотря на меня.
— Мама, я знаю, что ты любишь её как дочь, но не я разорвал отношения. Не сложилось.
— Не сложилось у него. Ты пошёл у неё на поводу, а этого делать не надо было. Сынок, я не могу больше на это смотреть. Ты губишь себя. И жизнь этой девочки ты тоже погубишь. Жить рядом с нелюбимым невыносимо, — она громко вздыхает, как будто решается на что-то важное. — Да простит меня подруга, но я предам её. Я рылась в её вещах, ради этой фотографии я перевернула вверх дном её квартиру, когда она ездила в салон делать причёску. — Она вытаскивает из своей сумочки фотографию и подаёт мне.
— Кто это? — непонимающе смотрю на фото.
— Это твой сын.
— Этого не может быть. Лена делала анализ ДНК, она сказала, что он от Макса. И она хочет воспитать его одна в память о нём.
— А ты сам видел результаты анализов?
— Нет.
— А мне не нужны анализы, чтобы понять, что это мой внук. И если бы этот ребенок не имел никакого отношения к тебе, то Галина не стала бы прятать от меня его фотографии.
С фотографии на меня смотрит голубоглазый мальчуган. А у Макса и Лены глаза карие. И вообще, в нём будто всё моё, кроме улыбки. Улыбка ему досталась от матери.
— Хватит, наигрались ребятки. Ребёнка родили и в прятки играются. Ребёнку нужен отец, родной. Я не знаю и знать не хочу, по каким причинам она скрыла от тебя это, но я требую, верни мне внука. Верни свою женщину, которую любишь. Я хочу, чтобы вы снова улыбались друг другу, держались за руки. Я хочу водить внука в кафе-мороженое, пока вы дома будете наслаждаться друг другом. А потом приводить его домой и видеть блеск в ваших глазах и опухшие губы от поцелуев. Вот, что желает мать своим детям. Верни мне дочь, Миша. Я скучаю по ней.
— Мама… — я не нахожу слов. Я в шоке.
— Лена прилетела сегодня ночью. Она наконец-то продала их с Максом квартиру, сегодня в два часа должна подписать бумаги и передать ключи. Надеюсь, адрес тебе напоминать не надо?
— А как же…
— С Ульяной я поговорю сама.
Мама выходит из комнаты и оставляет меня одного. Я сижу и смотрю на фотографию сына. Сына, который наверняка носит чужое отчество. За что она так со мной? Почему солгала? Я достаю из внутреннего кармана пиджака записку, которую она оставила на тумбочке в то утро. Каждый раз, когда я хотел сорваться к ней, я перечитывал её и останавливался. Эта записка была своеобразной точкой в наших отношениях. Я снова перечитываю заученные наизусть строки: «Я не могу позволить себе быть счастливой, когда его нет. Из-за собственной импульсивности я потащила человека туда, откуда он не вернулся. Я не знаю, правильно ли я поступаю, но мне так легче. Не ищи меня. Ребёнок не твой. Я хочу посвятить свою жизнь его ребёнку». Она просила отпустить её, и я отпустил, не искал. Она уволилась, переехала в другой город, я даже не знал куда. Она сделала тогда свой выбор, и я уважал его. Я подыхал без неё, я топил одиночество в алкоголе, в работе, в сексе. В моей постели побывало множество женщин, имён которых я не только не знал, я и не пытался их запомнить. Ни одна из них не могла заменить её. Обнимали не так нежно, целовали не так сладко, отдавались не так страстно. Каждый раз, когда я закрывал дверь за очередной пассией, оставаясь наедине с собой, я вспоминал её. Закрывал глаза и видел её дрожащее тело подо мной, её стоны отдавались эхом в моих ушах. Я помнил каждый стон и крик, подаренный мне. Я помнил каждую улыбку для меня. Я помню всё.
Я достаю зажигалку и поджигаю записку, держу за край бумаги и смотрю, как горят три года моего одиночества.
***
Я жду её у дома в машине. Не боюсь быть замеченным. Хаммер я продал, а эту машину она не знает. Замираю, когда вижу, что она выходит из такси, расплачивается, поправляет жакет, надевает сумочку на плечо и идёт в подъезд. Изменила причёску, химку сделала, вроде так это называется. Волосы волнами спускаются на её плечи. Внешне выглядит ещё красивее, формы стали более плавными и округлыми. Материнство сделало из неё настоящую женщину. Даже взгляд другой, глубокий, мягкий.
Я не обозначаю своего присутствия, вхожу в лифт следом за ней. Она, повернувшись лицом ко мне, замирает. Теряется. Готова выбежать из лифта, но я встаю в проёме, отсекая ей пути к отступлению. Двери за мной закрываются. Я нажимаю кнопку нужного этажа, через пару секунд жму кнопку «Стоп».
— Миша…
— Помолчи. Ни слова. Или я тебя задушу, — и я не вру. — Ты на три года лишила меня любимой женщины, сына, — я действительно зол сейчас как никогда. Я злюсь на то, что лишила возможности быть рядом и разделить радость рождения малыша, услышать первый его крик, первое слово и увидеть первый шаг.
Я иду на неё, а она вжимается в стену. Я ставлю руки по обе стороны от её головы, невольно вдыхаю знакомый аромат её волос. От этого запаха кружится голова, как когда-то. Острое желание взять её прямо здесь и сейчас руководит мной, я не могу и не хочу ему сопротивляться. Я смотрю ей в глаза, а пальцы уже расстёгивают пуговицы жакета.