Оборотни

Так уж не раз бывало. Информацию порождает обеспокоенность. Это первая заповедь репортера. Убедите людей, что вам известно о них вполне достаточно, чтобы их повесили, и они выболтают все, что вам так не терпится разузнать. В голове Сэма уже мелькали потрясающие заголовки. Он не представлял себе их содержание, но они так и плясали перед ним. Гарнер чуял, что ему предстоит неделя, начиненная динамитом. Его шефу это в высшей степени понравится. Видимо, случилось что-то по-настоящему ужасное. Никто точно не знал, что произошло, но кое-кому удалось увидеть тело судебно-медицинского эксперта. Оно было растерзано на куски. Эванс был не просто убит, а искромсан. Плоть выдрана, обнажив кости, а голова держалась буквально на ниточке. Шея вообще куда-то исчезла. Живот вспороли. Части тела были изуродованы настолько, что когда санитары попытались вытащить труп из машины, ноги отвалились, упав на пол. Это было какое-то извращенное, до глубины порочное преступление. Чудовищное.

Внезапно журналисту стало дурно. Казалось, его сейчас вырвет. «А ну хватит!» – шепотом приказал он сам себе. По окончании этого репортажа он позволит себе надраться до чертиков.

– Я кое-что разнюхал насчет этого Эванса,– прервал его мысли Филдс.– Это была… настоящая бойня.

– Я как раз об этом думал. Но факт сам по себе ничего нам не дает. В любом случае убийца должен был дьявольски его ненавидеть. И ведь все произошло днем в самом центре парка. Как видишь, весьма странно и воистину необычно.

– Эй, босс, куколка и старик – это они?

–Да, давай, шустри!

Филдс открыл дверцу машины и бросился к статуе Рузвельта, возвышавшейся перед входом в музей. Стоя за пьедесталом, он мог незаметно дождаться, пока полицейские спустятся вниз. Они двигались быстро. Вплотную за ними шел, скрестив перед собой руки и немного сутулясь, третий человек. Их манера идти что-то смутно ему напоминала. Внезапно Филдс понял: точно так ходили парни под огнем во Вьетнаме.

Они приближались. Он уже слышал, как хрустит у них под ногами снег. Филдс внезапно выскочил из-за укрытия и нацелил объектив. Яркая вспышка взорвала скудость послеполуденного освещения. В ее свете было видно, как три силуэта неожиданно подскочили. Он даже не успел сообразить, что к чему, как старикан уже держал в руке револьвер. Женщина также уже целилась в его сторону. Все дальнейшее, казалось, происходило, как в замедленной съемке и напоминало начало атаки на войне. Вы уже втянуты в действие, и события видятся вне всякой связи друг с другом. Затем все застывает, обычно в самом пике напряжения: слух раздирают воющие снаряды. Люди вырисовываются как китайские тени на фоне буйно подсвеченного неба. Кругом крики, дым… «Боже, у них оружие, а у меня всего лишь фотоаппарат!»

Он видел, как промелькнуло еще что-то, и услышал, как рявкнул револьвер пожилого полицейского.

– Не стреляйте!

Но оружие, изрыгая пламя, прогремело вновь. Пронзительно закричал сопровождавший полицейских высокий мужчина. В дело вступила женщина. Выстрелы сотрясали ей руку, она палила, не переставая. А там, на заснеженной поляне, возникла неясная черная масса, удиравшая с быстротой молнии… за ней другая. Они стреляли по ним, а не по нему, Филдсу. Внезапно все трое кинулись к машине Сэма.

– Быстро, за нами! – прокричала ему, обернувшись, женщина. – Иначе пропадешь!

Рич не заставил просить себя дважды. Он ласточкой влетел на заднее сиденье прямо на колени Бекки. Она захлопнула дверцу и освободилась из-под фотографа.

– Ходу! – прокричал старикан.– Жми на всю железку!

Но Сэм и не думал трогаться с места, а развернулся лицом к инспектору, который вкатился на сиденье рядом.

– Это что еще за дерьмовщина? – смешно взвизгнул он.

Уилсон сунул ему под нос револьвер.

– Живо заводи тачку, не то разнесу башку,– прорычал он.

Сэм проворно вклинился в движение. Какое-то время ой и Рич молчали.

– В одного попали,– заявила Бекки.

– Но не насмерть,– уточнил Уилсон.

Бекки повернулась к Ричу, который сидел рядом с ней, находясь под большим впечатлением от исходившего от нее терпкого запаха духов и горячего прикосновения ее бедра.

– Спасибо,– сказала она.– Без вас нам была бы крышка.

– Что все-таки произошло? – дрожащим тоном осведомился Сэм.

– Ничего,– ответил Уилсон.– Совсем ничего. Ваш придурок вывел нас из себя своей вспышкой.

– Послушайте, Уилсон. Да расскажите вы им все, – попытался высказать свое мнение Фергюсон.

– А вы, доктор, закройте рот,– сурово оборвала его Бекки.– Предоставьте это дело мне. Нам пресса ни к чему. Причину мы вам уже объяснили.

Уилсон повернулся назад. Его лицо неузнаваемо изменилось, как будто он надел маску.

– Если вокруг этой истории пойдут слухи,– сказал он,– на нас тут же можно ставить крест! Нет, дорогой мой, доказательств, а без них нас объявят свихнувшимися. Хотите знать, что произойдет? Эти коровьи лепешки из штаб-квартиры выставят нас на пенсию под предлогом некомпетентности. Объявят нас недоумками. А представляете, что последует за этим? Ну, конечно же, вы и сами это знаете! Эти твари-ублюдки нас живо прищучат!

Он засмеялся, скорее зубоскаля. Затем отвернулся и стал смотреть вперед. Фергюсон уставился ему в спину.

–Подбросьте нас до угла 115-й и 88-й улиц, – сказала Бекки,– и держитесь как можно дальше от парка. Следуйте по Колумбус, затем по 57-й.

– И раскочегарьте этот чертов драндулет,– отрывисто добавил Уилсон.– Вы же тертый репортер, значит, должны уметь водить машину,– он сухо и устало булькнул коротким смешком.

– Что ты наплетешь в отчете об израсходованных патронах? – спросил он у Бекки.

– Все якобы произошло нечаянно, когда чистила оружие. При этом трижды выстрелила.

Уилсон покачал головой.

– Черт вас всех побери, да объясните же наконец, что происходит? – взорвался Сэм.– Поймите, именно я имею право на информацию. Я, единственный из всех журналистов в этом городе, оказался достаточно хитроумным, чтобы понять, что ключ к тайне – в ваших руках. Все остальные недотепы штурмуют штаб-квартиру полиции, дожидаясь заявления комиссара. Скажите мне хотя бы, что случилось с Эвансом. Я даже не интересуюсь тем, что только что произошло на моих глазах.