Проданное счастье

— Придумал уже имена?

— Нет, — смеюсь, вижу, как на телефон приходит сообщение от Оксаны. Морщусь, не читаю.

Разговариваем с Никольской о делах в офисах, обсуждаем некоторых судей, кадровые перестановки в судебной сфере. Опять светится телефон. В этот раз Оксана звонит. Я не хочу с ней разговаривать, Маша молчит, смотрит с интересом, как я поступлю. Не отвечаю.

— А если что-то серьезное?

— Эта женщина беспокоит меня только по пустякам, поэтому я сомневаюсь, что там случилось нечто ужасное.

— Это беременная женщина. Сколько у нее недель?

— Без понятия. Знаю, что май восьмой месяц, — тревога Никольской передается мне, я уже нервно кручу мобильник в руке. От Оксаны можно ожидать чего угодно, только вот если возникнут проблемы с малышами, она у меня будет отвечать по полной программе.

Звоню. На пятом гудке нервы уже взвинчены, злюсь на себя за то, что не ответил. Вдруг тут будет моя вина. Я же не поднял трубку. Когда перезваниваю, и Оксана не отвечает, резко встаю, торопливо хватаю свои вещи со стола. На Машу не смотрю.

— Я тебе позвоню, — тихо говорит мне в спину Никольская.

Прыгаю в машину, молюсь, чтобы не было никаких пробок. Мое воображение рисует валяющую без сознания Оксану в луже крови. В ушах уже стоит вой сирен, представляю встревоженные лица врачей, как ее увозят в операционную и передо мной закрывают дверь. Оставляют меня наедине с неизвестностью и страхом.

33 глава

Я не могу потерять этих детей. Не могу. Дело даже не в деньгах, а в том, что за все эти месяцы мысль о детях грела меня ночами, заставляла двигаться вперед. Они еще не родились, а я уже с интересом посматриваю на разные игрушки, которые буду им дарить. Читаю на досуге книги по воспитанию, детскую психологию. Я восполнял с ними пробелы, которые были у меня с Эмилией и Эльмиром.

Мне требуется больше сорока минут доехать до дома, в котором снимаю квартиру. Неправильно паркуюсь, но плевать. Бегу к подъезду, своим ключом открываю дверь. Лифт по моим меркам ползет вниз слишком медленно. Вверх скорость его не меняется.

Возле двери замираю, пытаюсь выровнять дыхание. Сердце набатом бьется у меня в груди. Во рту сухо. Дрожащей рукой вставляю ключ в замок, поворачиваюсь его. Хорошо, что нет щеколды, иначе пришлось бы вызывать слесарей.

В квартире тихо. Иду в кухню-гостиную. Оксана не валяется на полу без сознания. На кухне бардак, крошки, обертки. Настоящий свинарник.

В спальне и ванной мамашу по договору я не нахожу. Повсюду разбросаны вещи, в ванной кучей валяются грязные вещи. Оксана не любитель порядка и чистоты выходит.

Испуганное сердце начинает успокаиваться, нервы по-прежнему натянуты.

Где ее черт носит? Что случилось? Может сама «скорую» вызвала и ее увезли?

Волна паники вновь накрывает, возвращаюсь на кухню. Нахожу стакан, споласкиваю его и наливаю воду. После того как все выпиваю, достаю мобильник и вновь звоню. Какая-та тупая мелодия раздает из-под пледа на диване. Конечно, там нахожу мобильник Оксаны. Блокировки нет, поэтому я просматриваю все вызовы. «Скорой» среди них нет. Зато «Мася», «Хава», «Майка» полно.

Хлопает входная дверь, телефон кидаю на плед, оборачиваюсь. Походкой медведицы или утки вплывает Оксана собственной персоной. Жива, здорова, еще при виде меня ухмыляется.

— Явился, не запылился. А мне пришлось самой идти в магазин, жутко захотелось мороженного, — ставит пакеты на стол, поспешно засовывает пустые обертки в мусорный пакет, крошки сметает на пол. Поглядывает на меня через плечо.

Прикрыв глаза, сжимаю пальцами переносицу, пытаюсь унять головную боль. Чувствую, как рядом останавливаются. Открываю глаза. Оксана протягивает мне пластинку обезболивающего и стакан с водой.

— Вижу, что голова болит. Мой муж тоже так зажимает переносицу, когда молоточки бьют по вискам.

— Спасибо, — забираю таблетки и стакан. Оксана отходит от меня.

— Перекусить не желаешь?

— Нет.

— А зря, я вчера приготовила вкусные отбивные с макаронами. Чем ты питаешься? По ресторанам ходишь? А детей чем будешь кормить?

— Оксан, к чему эти вопросы? Тебя вообще не должно волновать, что будет с детьми.

— Может меня волнует их папочка, — хитро щурит глаза, я качаю головой. — Да ладно, чего ломаешься. Я сразу поняла, что ты заказчик, просто адвокат не стал бы так суетиться.

— Раз поняла, чего ты дергаешь меня?

— Ты не женат, а я вынашиваю твоих детей… — игриво ведет плечом, у меня от этого жеста начинает болеть голова еще больше. Еще не хватало мне тут смотреть на беременную соблазнительницу.

— Ты замужем, у тебя есть сын, падчерица, — Оксана морщится, отворачивается. — Не понимаю твоего интереса ко мне? Как женщина ты мне неинтересна.

— Некрасивая?

— Не в моем вкусе, — ставлю стакан на стол, сажусь на стул. — Давай обозначим границы раз и навсегда. Тебе по сроку еще ходить два месяца, чтобы не было проблем с получением денег, ты исполняешь договор, ведешь себя адекватно, соблюдаешь рекомендации Мальцевой. Ты меня услышала?

— Да. Но… — прикусывает губу, смотрит перед собой. На ее лице сначала появляется растерянность, потом тревожная задумчивость. — Да, я тебя услышала. Деньги мне нужны.

— Вот и славно. Думай о них, о детях и по итогу все будет хорошо, — немного молчу, смотрю на спину Оксаны. — Если не секрет, зачем тебе деньги? Квартиру купить?

— А суррогатными материями становятся только из-за того, что нужные деньги на квартиру? — кладет руку на живот, опускает ее ниже. Я слежу за ее движениями, сжимаю стакан. Почему-то именно сейчас, глядя как скользит ее ладонь, хочется самому почувствовать шевеления.

— Без понятия, зачем женщины идут на это, — отворачиваюсь, но все еще украдкой бросаю вороватые взгляды на ее руку. Наглаживает правый бок.

— Поверь мне, не от хорошей жизни, — Оксана вздрагивает, когда признаки жизни подает ее телефон. Подходит к дивану.

— Да. Привет, — садится на подлокотник дивана, пристраивает руку на животе. Я как загипнотизированный пялюсь на женщину, кусаю щеку изнутри. — Все хорошо? Что врачи говорят? Это хорошо. Скажи, что я тоже по нему скучаю. Деньги? — смотрит на меня, я отвожу глаза в сторону. — Я постараюсь решить этот вопрос сегодня-завтра. Да, я понимаю, что кредит превышает лимит. Не переживай. Все будет хорошо. Да-да. Ладно, держись бодрячком. Пока.

Пауза, возникшая после окончания разговора, доставляет дискомфорт. Оксана осторожно подходит ко мне, присаживает на стул рядом. Я приподнимаю бровь.

— Я понимаю, что деньги обычно дают после рождения ребенка, но может ты сделаешь исключение?

— В смысле?

— Мне нужны деньги. Очень срочно. Завтра нужно оплатить операцию. Врачи итак открыли нам кредит доверия, я свои ежемесячные выплаты отсылала на лечение… — запинается, нервничает. — сына. У него рак. И сейчас он проходит лечение в Китае.

Почему-то именно Китай сейчас у меня ассоциируется с Майей. Я вспоминаю, что ее брат тоже там проходит лечение, тоже от рака. Смотрю на взволнованное лицо Оксаны. Теперь причина, побудившая ее стать суррогатной матерью, мне ясна. При этом я все чувствую какое-то несоответствие в этой ситуации.

Ее рука вновь оказывает на боку, брови сдвигаются переносице.

— Толкаются? — киваю на живот, Оксана хмыкает.

— Они довольно активны. Иногда мне кажется, что разорвут меня на части. Ночью активничают, а до обеда спят. Сочувствую тебе, если перепутают день с ночью. Савка тоже до полугода путал время.

— Савва? — в голове начинает подозрительно звенеть от этого имени.

— Ага, — кивает, потом внимательно смотрит на меня. — Хочешь потрогать?

— Нет.

— Да не ломайся уже. Вижу, что хочешь, но стесняешься, — хватает без спроса мою руку, раскрывает ладонь. Прикладывает к боку. Пальцы подрагивают, пытаюсь вырвать руку. Ощущаю пинок, замираю.

В груди становится тесно, воздуха в легких не хватает. Счастье от этого ощущения теплой волной затапливает меня с ног до головы. Медленно опускаю руку чуток ниже. Опять пинок. Без понятия один ребенок это меня пнул или разные, но позабытый восторг покалывает кончики пальцев. Губы растягиваются в улыбке, когда вновь ощущаю под ладонью шевеление.