Страница 13 из 13
Старуха отбыла. Кот Василий исчез. В колодце кто-то пел на два голоса, и это было жутко и тоскливо. Вскоре ливень сменился скучным мелким дождем. Стало темно.
Я забрался в свою комнату и попытался экспериментировать с книгой-перевертышем. Однако в ней что-то застопорило. Может быть, я делал что-нибудь не так или влияла погода, но она как была, так и оставалась «Практическими занятиями по синтаксису и пунктуации» Ф. Ф. Кузьмина, сколько я ни ухищрялся. Читать такую книгу было совершенно невозможно, и я попытал счастья с зеркалом. Но зеркало отражало все что угодно и молчало. Тогда я лег на диван и стал лежать.
От скуки и шума дождя я уже начал было дремать, когда вдруг зазвонил телефон. Я вышел в прихожую и взял трубку.
– Алло...
В трубке молчало и потрескивало.
– Алло, – сказал я и подул в трубку. – Нажмите кнопку.
Ответа не было.
– Постучите по аппарату, – посоветовал я. Трубка молчала. Я еще раз подул, подергал шнур и сказал: – Перезвоните с другого автомата.
Тогда в трубке грубо осведомились:
– Это Александр?
– Да. – Я был удивлен.
– Ты почему не отвечаешь?
– Я отвечаю. Кто это?
– Это Петровский тебя беспокоит. Сходи в засольный цех и скажи мастеру, чтобы мне позвонил.
– Какому мастеру?
– Ну, кто там у тебя сегодня?
– Не знаю...
– Что значит – не знаю? Это Александр?
– Слушайте, гражданин, – сказал я. – По какому номеру вы звоните?
– По семьдесят второму... Это семьдесят второй?
Я не знал.
– По-видимому, нет, – сказал я.
– Что же вы говорите, что вы Александр?
– Я в самом деле Александр!
– Тьфу!.. Это комбинат?
– Нет, – сказал я. – Это музей.
– А... Тогда извиняюсь. Мастера, значит, позвать, не можете...
Я повесил трубку. Некоторое время я стоял, оглядывая прихожую. В прихожей было пять дверей: в мою комнату, во двор, в бабкину комнату, в туалет и еще одна, обитая железом, с громадным висячим замком. Скучно, подумал я. Одиноко. И лампочка тусклая, пыльная... Волоча ноги, я вернулся в свою комнату и остановился на пороге.
Дивана не было.
Все остальное было совершенно по-прежнему: стол, и печь, и зеркало, и вешалка, и табуретка. И книга лежала на подоконнике точно там, где я ее оставил. А на полу, где раньше был диван, остался только очень пыльный, замусоренный прямоугольник. Потом я увидел постельное белье, аккуратно сложенное под вешалкой.
– Только что здесь был диван, – вслух сказал я. – Я на нем лежал.
Что-то изменилось в доме. Комната наполнилась невнятным шумом. Кто-то разговаривал, слышалась музыка, где-то смеялись, кашляли, шаркали ногами. Смутная тень на мгновение заслонила свет лампочки, громко скрипнули половицы. Потом вдруг запахло аптекой, и в лицо мне пахнуло холодом. Я попятился. И тотчас же кто-то резко и отчетливо постучал в наружную дверь. Шумы мгновенно утихли. Оглядываясь на то место, где раньше был диван, я вновь вышел в сени и открыл дверь. Передо мной под мелким дождем стоял невысокий изящный человек в коротком кремовом плаще идеальной чистоты, с поднятым воротником. Он снял шляпу и с достоинством произнес:
– Прошу прощения, Александр Иванович. Не могли бы вы уделить мне пять минут для разговора?
– Конечно, – сказал я растерянно. – Заходите...
Этого человека я видел впервые в жизни, и у меня мелькнула мысль, не связан ли он с местной милицией. Незнакомец шагнул в прихожую и сделал движение пройти прямо в мою комнату. Я заступил ему дорогу. Не знаю, зачем я это сделал, – наверное, потому, что мне не хотелось расспросов насчет пыли и мусора на полу.
– Извините, – пролепетал я, – может быть, здесь... А то у меня беспорядок. И сесть негде...
Незнакомец резко вскинул голову.
– Как – негде? – сказал он негромко. – А диван?
С минуту мы молча смотрели друг другу в глаза.
– М-м-м... Что – диван? – спросил я почему-то шепотом.
Незнакомец опустил веки.
– Ах, вот как? – медленно произнес он. – Понимаю. Жаль. Ну что ж, извините...
Он вежливо кивнул, надел шляпу и решительно направился к дверям туалета.
– Куда вы? – закричал я. – Вы не туда!
Незнакомец, не оборачиваясь, пробормотал: «Ах, это безразлично», – и скрылся за дверью. Я машинально зажег ему свет, постоял немного, прислушиваясь, затем рванул дверь. В туалете никого не было. Я осторожно вытащил сигарету и закурил. Диван, подумал я. Причем здесь диван? Никогда не слыхал никаких сказок о диванах. Был ковер-самолет. Была скатерть-самобранка. Были: шапка-невидимка, сапоги-скороходы, гусли-самогуды. Было чудо-зеркальце. А чудо-дивана не было. На диванах сидят или лежат, диван – это нечто прочное, очень обыкновенное... В самом деле, какая фантазия могла бы вдохновиться диваном?..
Вернувшись в комнату, я сразу увидел маленького человечка. Он сидел на печке под потолком, скорчившись в очень неудобной позе. У него было сморщенное небритое лицо и серые волосатые уши.
– Здравствуйте, – сказал я утомленно.
Маленький Человечек страдальчески скривил длинные губы.
– Добрый вечер, – сказал он. – Извините, пожалуйста, занесло меня сюда – сам не понимаю как... Я насчет дивана.
– Насчет дивана вы опоздали, – сказал я, садясь к столу.
– Вижу, – тихо сказал Человечек и неуклюже заворочался. Посыпалась известка.
Я курил, задумчиво его разглядывая. Маленький Человечек неуверенно заглядывал вниз.
– Вам помочь? – спросил я, делая движение.
– Нет, спасибо, – сказал Человечек уныло. – Я лучше сам...
Пачкаясь в мелу, он подобрался к краю лежанки и, неловко оттолкнувшись, нырнул головой вниз. У меня екнуло внутри, но он повис в воздухе и стал медленно опускаться, судорожно растопырив руки и ноги. Это было не очень эстетично, но забавно. Приземлившись на четвереньки, он сейчас же встал и вытер рукавом мокрое лицо.
– Совсем старик стал, – сообщил он хрипло. – Лет сто назад или, скажем, при Гонзасте за такой спуск меня лишили бы диплома, будьте уверены, Александр Иванович.
– А что вы кончали? – осведомился я, закуривая вторую сигарету.
Он не слушал меня. Присев на табурет напротив, он продолжал горестно:
– Раньше я левитировал, как Зекс. А теперь, простите, не могу вывести растительность на ушах. Это так неопрятно... Но если нет таланта? Огромное количество соблазнов вокруг, всевозможные степени, звания, а таланта нет! У нас многие обрастают к старости. Корифеев это, конечно, не касается. Жиан Жиакомо, Кристобаль Хунта, Джузеппе Бальзамо или, скажем, товарищ Киврин Федор Симеонович... Никаких следов растительности! – Он торжествующе посмотрел на меня. – Ни-ка-ких! Гладкая кожа, изящество, стройность...
Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.